Самойлов Давид Баллада

Ларинька Ларими: литературный дневник

- Ты моей никогда не будешь,
Ты моей никогда не станешь,
Наяву меня не полюбишь
И во сне меня не обманешь...


На юру загорятся листья,
За горой загорится море.
По дороге промчатся рысью
Черноперых всадников двое.


Кони их пробегут меж холмами
По лесам в осеннем уборе,
И исчезнут они в тумане,
А за ними погаснет море.


Будут терпкие листья зыбки
На дубах старинного бора.
И останутся лишь обрывки
Их неясного разговора:


- Ты моим никогда не будешь,
Ты моим никогда не станешь.
Наяву меня не погубишь
И во сне меня не приманишь.
Давид Самойлов. Избранные произведения.
Москва, "Художественная литература", 1990.


***
Действительно ли счастье - краткий миг
И суть его - несовершенство,
И правы ль мы, когда лобзаем лик
Минутного блаженства?


И где оно, мерило наших прав?..
О, жалкое мгновенье,
Когда пчела взлетает с вольных трав
И падает в варенье!


Нам суждено копить тяжелый мед,
И воск лепить, и строить соты.
Пусть счастья нет. Есть долгие заботы.
И в этой жизни милый гнет.


Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.


***
Устал. Но все равно свербишь,
Настырный яд, наперекор хотеньям.
Как будто душу подгрызает мышь.
Душа живет под солнечным сплетеньем.


Казалось, что она парит везде
И незаметно нам ее передвиженье.
И почему теперь я знаю, где
Ее точнейшее расположенье?


И почему она
В иные времена
Как бы растворена в потоке ровной воли?
Как будто нет ее. И лишь в минуты боли
Я знаю: есть душа и где она.


Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.


* * *


В меня ты бросишь грешные слова.
От них ты отречешься вскоре.
Но слово - нет! - не сорная трава,
Не палый лист на косогоре.


Как жалко мне тебя в минуты отреченья,
Когда любое слово - не твое.
И побеждает ум, а увлеченье
Отжато, как белье.


Прости меня за то, что я суров,
Что повторяюсь и бегу по кругу,
За справедливость всех несправедливых слов,
Кидаемых друг другу.


Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.


* * *


Круг любви распался вдруг,
День какой-то полупьяный.
У рябины окаянной
Покраснели кисти рук.


Не маши мне, не маши,
Окаянная рябина!
Мне на свете все едино,
Коль распался круг души.


Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.


***
О поэтическом пространстве
Писал мне злобный стихолюб,
Сжигал мои стихи и стансы,
Так, что лишь дым вился из труб.


Он поселил во мне тревогу,
Какой-то горький впрыснул яд,
Но я подумал: слава Богу,
Меня не хвалят, а хулят.


С тех пор я стал летучим дымом,
И улетел, как этот дым,
Туда, где в небе нелюдимом
Я стану новым и иным.


***
Был ли счастлив я в любви,
В самой детской, самой ранней,
Когда в мир меня влекли
Птицы первых упований?


Ах! в каком волшебном трансе
Я в ту пору пребывал,
Когда на киносеансе
Локоть к локтю прижимал!


Навсегда обречены
Наши первые любови,
Безнадежны и нежны
И нелепы в каждом слове.


Посреди киноромана
И сюжету вопреки
Она ручку отнимала
Из горячечной руки.


А потом ненужный свет
3ажигался в кинозале.
А потом куда-то в снег
Мы друг друга провожали.


Видел я румянец под
Локоном из теплой меди
Наливающийся плод
С древа будущих трагедий…


***
Тебя мне память возвратила
Такой, какою ты была,
Когда "Не любит!" говорила
И слезы горькие лила.


О, как мне нужно возвращенье
Из тех невозвратимых лет,
Где и отмщенье и прощенье,
Страстей непроходящий след.


И лишь сегодня на колени
Паду. Ведь цену знаю сам
Своей любви, своей измене.
Твоей любви, твоим слезам.
***
Я написал стихи о нелюбви.
И ты меня немедля разлюбила.
Неужто есть в стихах такая сила,
Что разгоняет в море корабли?


Неужто без руля и без ветрил
Мы будем врозь блуждать по морю ночью?
Не верь тому, что я наговорил,
И я тебе иное напророчу.


***


Мне выпало счастье быть русским поэтом.
Мне выпала честь прикасаться к победам.


Мне выпало горе родиться в двадцатом,
В проклятом году и в столетье проклятом.


Мне выпало все. И при этом я выпал,
Как пьяный из фуры, в походе великом.


Как валенок мерзлый, валяюсь в кювете.
Добро на Руси ничего не имети.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.


***


И вот однажды ночью
Я вышел. Пело море.
Деревья тоже пели.
Я шел без всякой цели.
Каким-то тайным звуком
Я был в ту пору позван.
И к облакам и звездам
Я шел без всякой цели.
Я слышал, как кипели
В садах большие липы.
Я шел без всякой цели
Вдоль луга и вдоль моря.
Я шел без всякой цели,
И мне казались странны
Текучие туманы.
И спали карусели.
Я шел без всякой цели
Вдоль детских развлечений -
Качелей, каруселей,
Вдоль луга и вдоль моря,
Я шел в толпе видений,
Я шел без всякой цели.
Давид Самойлов. Избранные произведения.
Москва, "Художественная литература", 1990.


ВДОХНОВЕНЬЕ
Жду, как заваленный в забое,
Что стих пробьется в жизнь мою.
Бью в это темное, рябое,
В слепое, в каменное бью.


Прислушиваюсь: не слыхать ли,
Что пробиваются ко мне.
Но это только капли, капли
Скользят по каменной стене.


Жду, как заваленный в забое,
Долблю железную руду,-
Не пробивается ль живое
Навстречу моему труду?..


Жду исступленно и устало,
Бью в камень медленно и зло...
О, только бы оно пришло!
О, только бы не опоздало!
60 лет советской поэзии.
Собрание стихов в четырех томах.
Москва: Художественная литература, 1977.


* * *
Да, мне повезло в этом мире
Прийти и обняться с людьми
И быть тамадою на пире
Ума, благородства, любви.


А злобы и хитросплетений
Почти что и не замечать.
И только высоких мгновений
На жизни увидеть печать.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.



* * *
Все реже думаю о том,
Кому понравлюсь, как понравлюсь.
Все чаще думаю о том,
Куда пойду, куда направлюсь.


Пусть те, кто каменно-тверды,
Своим всезнанием гордятся.
Стою. Потеряны следы.
Куда пойти? Куда податься?


Где путь меж добротой и злобой?
И где граничат свет и тьма?
И где он, этот мир особый
Успокоенья и ума?


Когда обманчивая внешность
Обескураживает всех,
Где эти мужество и нежность,
Вернейшие из наших вех?


И нет священной злобы, нет,
Не может быть священной злобы.
Зачем, губительный стилет,
Тебе уподобляют слово!


Кто прикасается к словам,
Не должен прикасаться к стали.
На верность добрым божествам
Не надо клясться на кинжале!


Отдай кинжал тому, кто слаб,
Чье слово лживо или слабо.
У нас иной и лад, и склад.
И все. И большего не надо.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.



* * *
И всех, кого любил,
Я разлюбить уже не в силах!
А легкая любовь
Вдруг тяжелеет
И опускается на дно.


И там, на дне души, загустевает,
Как в погребе зарытое вино.


Не смей, не смей из глуби доставать
Все то, что там скопилось и окрепло!
Пускай хранится глухо, немо, слепо,
Пускай! А если вырвется из склепа,
Я предпочел бы не существовать,
Не быть...
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.



ПРОЩАНИЕ
Убившему себя рукой
Своею собственной, тоской
Своею собственной - покой
И мир навеки!
Однажды он ушел от нас,
Тогда и свет его погас.
Но навсегда на этот раз
Сомкнулись веки.


Не веря в праведность судьи,
Он предпочел без похвальбы
Жестокость собственной судьбы,
Свою усталость.
Он думал, что свое унес,
Ведь не остался даже пес.
Но здесь не дым от папирос -
Душа осталась.


Не зря веревочка вилась
В его руках, не зря плелась.
Ведь знала, что придет ей час
В петлю завиться.
Незнамо где - в жаре, в песке,
В святой земле, в глухой тоске,
Она повисла на крюке
Самоубийцы.


А память вьет иной шнурок,
Шнурок, который как зарок -
Вернуться в мир или в мирок
Тот, бесшабашный,-
К опалихинским галдежам,
Чтобы он снова в дом вбежал,
Внося с собой мороз и жар,
И дым табачный.


Своей нечесаной башкой
В шапчонке чисто бунтовской
Он вламывался со строкой
Заместо клича -
В застолье и с налета - в спор,
И доводам наперекор
Напропалую пер, в прибор
Окурки тыча.


Он мчался, голову сломя,
Врезаясь в рифмы и в слова,
И словно молния со лба
Его слетала.
Он был порывом к мятежу,
Но все-таки, как я сужу,
Наверно не про ту дежу
Была опара.


Он создан был не восставать,
Он был назначен воздавать,
Он был назначен целовать
Плечо пророка.
Меньшой при снятии с креста,
Он должен был разжать уста,
Чтоб явной стала простота
Сего урока.


Сам знал он, перед чем в долгу!
Но в толчее и на торгу
Бессмертием назвал молву.
(Однако, в скобках!)
И тут уж надо вспомнить, как
В его мозгу клубился мрак
И как он взял судьбу в кулак
И бросил, скомкав.


Убившему себя рукой
Своею собственной, тоской
Своею собственной - покой
И мир навеки.
За все, чем был он - исполать.
А остальному отпылать
Помог застенчивый палач -
Очкарь в аптеке.


За подвиг чести нет наград.
А уж небесный вертоград
Сужден лишь тем, чья плоть, сквозь ад
Пройдя, окрепла.
Но кто б ему наколдовал
Баланду и лесоповал,
Чтобы он голову совал
В родное пекло.


И все-таки страшней теперь
Жалеть невольника потерь!
Ведь за его плечами тень
Страшней неволи
Стояла. И лечить недуг
Брались окно, и нож, и крюк,
И, ощетинившись вокруг,
Глаза кололи.


Он в шахматы сыграл. С людьми
В последний раз сыграл в ладьи.
Партнера выпроводил. И
Без колебанья,
Без индульгенций - канул вниз,
Где все веревочки сплелись
И затянулись в узел близ
Его дыханья...


В стране, где каждый на счету,
Познав судьбы своей тщету,
Он из столпов ушел в щепу.
Но без обмана.
Оттуда не тянул руки,
Чтобы спасать нас, вопреки
Евангелию от Лухи
И Иоанна.


Когда преодолен рубеж,
Без преувеличенья, без
Превозношенья до небес
Хочу проститься.
Ведь я не о своей туге,
Не о талантах и т.п. -
Я плачу просто о тебе,
Самоубийца.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.



ДНЕВНИК
Листаю жизнь свою,
Где радуюсь и пью,
Люблю и негодую.
И в ус себе не дую.


Листаю жизнь свою,
Где плачу и пою,
Счастливый по природе
При всяческой погоде.


Листаю жизнь свою,
Где говорю шутейно
И с залетейской тенью,
И с ангелом в раю.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.



РЕАНИМАЦИЯ
Я слышал так: когда в бессильном теле
Порвутся стропы и отпустят дух,
Он будет плавать около постели
И воплотится в зрение и слух.


(А врач бессильно разведет руками.
И даже слова не проговорит.
И глянет близорукими очками
Туда, в окно, где желтый свет горит.)


И нашу плоть увидит наше зренье,
И чуткий слух услышит голоса.
Но все, что есть в больничном отделенье,
Нас будет мучить только полчаса.


Страшней всего свое существованье
Увидеть в освещенье неземном.
И это будет первое познапье,
Где времени не молкнет метроном.


Но вдруг начнет гудеть легко и ровно,
Уже не в нас, а где-то по себе,
И нашу душу засосет, подобно
Аэродинамической трубе.


И там, вдали, у гробового входа,
Какой-то вещий свет на нас лия,
Забрезжит вдруг всезнанье, и свобода,
И вечность, и полет небытия.


Но молодой реаниматор Саня
Решит бороться с бездной и судьбой
И примется, над мертвецом шаманя,
Приманивать обратно дух живой.


Из капельниц он в нас вольет мирское,
Введет нам в жилы животворный яд.
Зачем из сфер всезнанья и покоя
Мы все же возвращаемся назад?


Какой-то ужас есть в познанье света,
В существованье без мирских забот.
Какой-то страх в познании завета.
И этот ужас к жизни призовет.


...Но если не захочет возвратиться
Душа, усилье медиков - ничто.
Она куда-то улетит, как птица,
На дальнее, на новое гнездо.


И молодой реаниматор Саня
Устало скажет: "Не произошло!"
И глянет в окна, где под небесами
Заря горит свободно и светло.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.



БЕССОННИЦА
Я разлюбил себя. Тоскую
От неприязни к бытию.
Кляну и плоть свою людскую,
И душу бренную свою.


Когда-то погружался в сон
Я, словно в воду, бед не чая.
Теперь рассветный час встречаю,
Бессонницею обнесен.


Она стоит вокруг, стоглаза,
И сыплет в очи горсть песка.
От смутного ее рассказа
На сердце смертная тоска.


И я не сплю - не от боязни,
Что утром не открою глаз.
Лишь чувством острой неприязни
К себе - встречаю ранний час.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.



* * *
Пусть нас увидят без возни,
Без козней, розни и надсады,
Тогда и скажется: "Они
Из поздней пушкинской плеяды".
Я нас возвысить не хочу.
Мы - послушники ясновидца...
Пока в России Пушкин длится,
Метелям не задуть свечу.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.



* * *
Зачем за жалкие слова
Я отдал все без колебаний -
И золотые острова,
И вольность молодости ранней!


А лучше - взял бы я на плечи
Иную ношу наших дней:
Я, может быть, любил бы крепче,
Страдал бы слаще и сильней.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.



ПЯРНУСКИЕ ЭЛЕГИИ
Г.М.


I


Когда-нибудь и мы расскажем,
Как мы живем иным пейзажем,
Где море озаряет нас,
Где пишет на песке, как гений,
Волна следы своих волнений
И вдруг стирает, осердясь.


II


Красота пустынной рощи
И ноябрьский слабый свет -
Ничего на свете проще
И мучительнее нет.


Так недвижны, углублённы
Среди этой немоты
Сосен грубые колонны,
Вязов нежные персты.


Но под ветром встрепенется
Нетекучая вода...
Скоро время распадется
На сейчас и "никогда".


III


Круг любви распался вдруг.
День какой-то полупьяный.
У рябины окаянной
Покраснели кисти рук.


Не маши мне, не маши,
Окаянная рябина,
Мне на свете все едино,
Коль распался круг души.


IV


И жалко всех и вся. И жалко
Закушенного полушалка,
Когда одна, вдоль дюн, бегом -
Душа - несчастная гречанка...
А перед ней взлетает чайка.
И больше никого кругом.


V


Здесь великие сны не снятся,
А в ночном сознанье теснятся
Лица полузабытых людей -
Прежних ненавистей и любвей.
Но томителен сон про обманы,
Он болит, как старые раны,
От него проснуться нельзя.
А проснешься - еще больнее,
Словно слышал зов Лорелеи
И навек распалась стезя.


VI


Деревья прянули от моря,
Как я хочу бежать от горя -
Хочу бежать, но не могу,
Ведь корни держат на бегу.


VII


Когда замрут на зиму
Растения в садах,
То невообразимо,
Что превратишься в прах.


Ведь можно жить при снеге,
При холоде зимы.
Как голые побеги,
Лишь замираем мы.


И очень долго снится -
Не годы, а века -
Морозная ресница
И юная щека.


VIII


Как эти дали хороши!
Залива снежная излука.
Какая холодность души
К тому, что не любовь и мука!


О, как я мог так низко пасть,
Чтобы забыть о милосердье!..
Какое равнодушье к смерти
И утомительная страсть!


IX


Любить не умею.
Любить не желаю.
Я глохну, немею
И зренье теряю.
И жизнью своею
Уже не играю.
Любить не умею -
И я умираю.


Х


Пройти вдоль нашего квартала,
Где из тяжелого металла
Излиты снежные кусты,
Как при рождественском гаданье,
Зачем печаль? Зачем страданье,
Когда так много красоты?
Но внешний мир - он так же хрупок,
Как мир души. И стоит лишь
Невольный совершить проступок:
Задел - и ветку оголишь.


XI


В Пярну легкие снега.
Так свободно и счастливо!
Ни одна еще нога
Не ступала вдоль залива.


Быстрый лыжник пробежит
Синей вспышкою мгновенной.
А у моря снег лежит
Свежим берегом вселенной.


XII


Когда тайком колдует плоть,
Поэзия - служанка праха.
Не может стих перебороть
Тщеславья, зависти и страха.


Но чистой высоты ума
Достичь нам тоже невозможно.
И все тревожит. Все тревожно.
Дождь. Ветер. Запах моря. Тьма.


XIII


Утраченное мне дороже,
Чем обретенное. Оно
Так безмятежно, так погоже,
Но прожитому не равно.
Хотел мне дать забвенье Боже,
И дал мне чувство рубежа
Преодоленного. Но все же
Томится и болит душа.


XIV


Вдруг март на берегу залива.
Стал постепенно таять снег.
И то, что было несчастливо,
Приобрело иной разбег.


О, этот месяц непогожий!
О, эти сумрачные дни!
Я в ожидании... О Боже,
Спаси меня и сохрани...


XV


Расположенье на листе
Печальной строчки стихотворной.
И слезы на твоем лице,
Как на иконе чудотворной.
И не умею передать
То, что со мною происходит:
Вдруг горний свет в меня нисходит,
Вдруг покидает благодать.


XVI


Чет или нечет?
Вьюга ночная.
Музыка лечит.
Шуберт. Восьмая.


Правда ль, нелепый
Маленький Шуберт,
Музыка - лекарь?
Музыка губит.


Снежная скатерть.
Мука без края.
Музыка насмерть.
Вьюга ночная.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.



* * *
Рассчитавшись с жаждою и хламом,
Рассчитавшись с верою и храмом,
Жду тебя, прощальная звезда.
Как когда-то ждал я вдохновенья,
Так теперь я жду отдохновенья
От любви и горького труда.


Но, видать, не спел последний кочет,
И душа еще чего-то хочет,
Своего никак не отдает.
Жаждет с веком и толпою слиться.
Так стремятся птицы в стаю сбиться,
Собираясь в дальний перелет.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.



* * *
Вечность - предположенье -
Есть набиранье сил
Для остановки движенья
В круговращенье светил.


Время - только отсрочка,
Пространство - только порог.
А цель Вселенной - точка.
И эта точка - Бог.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.
***
Пока в России Пушкин длится,
Метелям не задуть свечу.


САМОЙЛОВ ДАВИД
http://litfest.ru/load/45-1-0-43



Другие статьи в литературном дневнике: