В белые губы целует зима Сергея,
снегом заметает цветы в железной корзине,
ночью полнолунной по ледяной аллее
снова он приходит на камень к Зине.
Зина спит в сосновом своем конверте
в бархатном со складками черном платье,
ей плевать на стихи о любви и смерти
и на мужа с похмельной тоской во взгляде,
и тогда Сергей призывает сына:
«Что у вас в раю, зацветают вербы?
Как там ваши ангелы-херувимы?
Я не пьяный, Костя, я трезв без меры,
ни вина здесь ни выпьешь, ни даже чаю,
в сухости бездарно проходят годы,
мать твоя опять мне не отвечает,
потому что сука немецкой породы».
А потом уходит по лунной дорожке
то ли пепел, а то ли снежные крошки
смахивая пальцем с пиджачной шерсти,
бормоча стихи о любви и смерти,
все такой же юный, красивый и ладный,
с виду – благодушие и веселость,
и под ним на станции «Баррикадной»
дребезжит в динамиках женский голос.
