Амирам Григоров и его эксперимент

Ольга Старушко: литературный дневник

Григоров Амирам:
Итак, дорогие мои москвичи! Эксперимент! Как известно, покорный слуга внесён в стоп-лист целого ряда литературных журналов, в основном - эмигрантской и либеральной направленности, я об этом не раз писал, было дело, и скрины переписки публиковал, это чтобы Вы, не дай Б-г, не решили, что отечественный либерализм в какой-то мере подразумевает свободу слова, или что в России правление Путина отменило в гуманитарной сфере чисто совковый диктат перхотливых рептилий, имевший место в перестройку и в 90-е.
Я даже больше скажу, уж где-где, а в литературе им удалось воспроизвестись и вырастить себе столь же убогую смену.
Итак, по наводке Игоря Караулова, в один не называемый, во имя чистоты эксперимента, журнальчик, изготавливаемый за кордоном, покорный слуга сегодня заслал поэтическую подборку.
Подборка прилагается.



***
Теперь проснёшься, как разбуженный, а свет по городу летит
И воробьи парят над лужами, нагуливая аппетит,
И будто мы шагаем об руку, весной напитываясь всласть,
А рыболов на древнем облаке свою настраивает снасть
И там, где меркнет свет, на выходе, в такую вязкую весну
Кого из нас под вечер выхватят, кого уловят на блесну?
Деревья истекают слёзками, трава щетинится кругом,
Где облака твои неброские, в московском воздухе тугом,
Весной, над башнями Баженова, пока шаги мои легки?
И лишь Василия Блаженного не уплывают поплавки.


***
Расслабься, запусти в себя винище,
Привычный ход вещей не нарушая,
Смотри, покамест выход не отыщем
Дрожит под сводом бабочка ночная.
Гуляет город, светел и обилен
В картуши драгоценные оформлен,
И рвутся голоса автомобилей
С подсвеченных верёвок светофорных.
Давай разок, по маленькой, и снова
Войдёшь в зенит и воспаришь, как беркут,
И погляди - достаточно спиртного
Чтобы виденья прежние померкли,
Где голова моя совсем ослепла,
В чужой земле надбровьями белеет,
И бабочка, твоя частица пепла
В пустынные влетает пропилеи


***
Послушай, уходя к родным пенатам,
Как стонут рельсы под Калитниками
Как плачут фильтры мясокомбината
И ласточки свистят под облаками.
Вот шорох, слышишь, это первых листьев
Сражённых осенью издалека. Потерян,
Незнамо кем, поблёскивает блистер
Таблеток неизвестных. Будто фея
Свою заколку потеряла в парке
Перелетая двор на пролетарке
В такую сушь дворы не просыхают
Москва в Москве, пейзаж как на иконе
Куда твои аллеи увлекают
Куда ведут сады твоих бегоний
В какие холода, в какие ясли
И одного лишь жаль, того что в сумме
Останется ничто, а город счастлив
Как будто в городе никто не умер
И тёплый вечер цвета бычьей крови
От Валовой спускается к Воловьей


***
Скажи это лично - что ждать до сих пор не устала,
Пока электричка минует пустой полустанок,
Который крест-накрест кладбищенской сказкой подёрнут,
И площадь грязна, как советский червонец потёртый.
Скажу это лично – судьбу не желаю иную,
Когда электричка пустой полустанок минует.
Под лампой желтушной - валун ли, могильный ли камень,
Лишь чертит картуши бессрочная ночь светляками.
Я лягу пораньше, ты скажешь, любимый, так жаль, но
Пусть блеет барашек до присвиста раны кинжальной.
А родина – только созвездье сигналов на трассе,
Разлука надолго, ночлег на нечистом матрасе,
Кронштейны и свечи, глухие заборы и штольни,
До встречи, до встречи, давай поцелуемся, что ли.


***
Бежать сквозь тамбур делом плёвым
Ты счёл, конечно, сгоряча,
Когда посадский с диким рёвом
Прошёл Заветы Ильича,
А контролёрам крыть по маме
Видать, совсем не западло,
И лишь светило над холмами
Встаёт и жарит сквозь стекло,
Ещё цыганки ходят стаей
Культурных граждан разводя
И вечный лёд на окнах тает
Сходя подобием дождя.
А мы уходим с карантина,
В тоске безбрежной, как во тьме,
Когда безногий с концертино
Поёт протяжно о тюрьме.
Гляди, края твои родные:
Бескрайний лес, тоннель, забор
И дуют в тамбуре блатные
Пустив по кругу беломор,
Но где тот свет в конце маршрута,
Осенний морок, майский гром?
Лишь солнце встанет на минуту
Над небольшим твоим холмом.


***
Скопился сумрак и, почище сепии,
Темна его ворсистая камча,
Луна в квадрате, степь в четвёртой степени
И бедность вкупе с лампой Ильича.
А где-то там, за плоскими просторами
Цветочный снег просыпался с простынь.
Ты не простынь. Над поездами скорыми
Несутся вьюги, отпустив бразды.
Но измельчают, звуками обточены,
Куски молчанья в кратком полусне
И соляным колоссом у обочины
Я никогда не стану по весне.


***
Там, за борисовской волной, где вдоль плотины сохнут тени
И дремлет яблонь ветхий строй среди разбойничьей сирени,
Там, где церквушка божий гнев отводит, по колено в иле,
Спилили несколько дерев и голубятню разорили.
И в час, когда за третий Рим текут ветра его в истоме
Взмывают к небу сизари, и каждый кажется бездомным,
А в их разровненном дому, где стынут новые рябины
Теперь не слышен никому бесплотный лепет голубиный.
Щебечет гравий привозной, и комариный воздух клеек
А ты, разбуженный весной, вдруг закемарил меж скамеек
И проступил сквозь пустоту, мир, бывший проще и понятней,
Где эти яблони в цвету, и вечный свет над голубятней.


***
Жанне Свет
Где-то в марте, в первой половине
Там, где белизна ещё густа
Столько сновидений наловили
Рыбаки с кузнецкого моста
Оплывали поздние сугробы
И весна, захватывая власть,
На московский двигалась акрополь
Умер Сталин, мама родилась.
Только за Даниловской заставой
Дескать, погибай моя душа,
Облака бежали за составом
Лопастями ватными маша
Что осталось? Трикотаж озимый,
Керогаз, тарелки и ножи
Чемодан с игрушками, корзины
И звезда над городом чужим,
Над землёй размашистой, сонливой
Сеяла бесцветную крупу,
Там, где Русь мечтает о проливах,
Закусив печорскую губу


***
В гремящем тамбуре молчишь, закат неодолимо горек
Над треугольниками крыш и позвонками новостроек,
И вдруг, какой-то мужичок минуту верную находит,
Встаёт, и, дёргая плечом, петь принимается в проходе.
Знакомы эти песни всем, про мусоров и птицу в клетке,
Про травы первые в росе и друганов на малолетке,
Про бесконечные поля, про стужу зимнюю и вихри.
И замолчали дембеля, студенты пьяные притихли.
Тут отвернёшься, лбом в металл уткнёшься, улыбаясь, с тем лишь,
Чтоб слёз никто не увидал, и будет, позже, как задремлешь,
Любовь святая, на века, кульки с крыжовником, рассада,
И будут падать облака за колокольнями Посада.


***
Закрыт базар на пригородной станции,
Пустынен путь, кругом ни огонька,
Никто не вспомнит вечеринок с танцами
Напротив керосинного ларька
Засохли вишни и заборы рухнули
Забиты окна, без филёнки - дверь
Куда-то делись лавки со старухами,
Верней, понятно, где они теперь,
И деревянный терем парикмахерской,
Куртиной мха с торца оволосев,
Повален набок силою анафемской,
Вошедшей в раж на средней полосе,
А с двух сторон - движение дорожное,
И по мосткам, над старицей реки,
В Москву - с товаром, из Москвы - порожние,
Несутся в темноте грузовики,
Их морды светят ямами белёсыми,
Рычат валы, сцепления хрустят,
И побоишься сгинуть под колёсами,
Неся до дома полведра опят,
Россия спит под грозовые сполохи,
Поёт неслышно птица Гамаюн
И вечно осыпаются черёмухи
На землю предпоследнюю мою



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 17.05.2018. Амирам Григоров и его эксперимент