Софья Прегель
Эта Америка
В небе курганы, курганы, курганы,
Горы тяжелого небытия,
А в кукурузных степях Мичигана
Стелется дымом отчизна моя.
Луг удивляется, нем и нескошен,
И колокольчики, нет им числа...
Вот муравей с непосильною ношей,
В сердце шиповника злая пчела.
Тычет теленок шершавую морду
Прямо в кустарник свирепо-густой.
"Эй, подвези-ка", - столетнему форду
Делаю знак на дороге пустой.
Едем равнинами, едем полями,
Перебежал нам дорогу русак,
И куропатка взвилася, как пламя,
Под удивительными парусами
Входим в предместий сухой полумрак,
В город медовый и набожно-чистый
В липовом, голубоватом пуху,
Справа баптисты,
Внизу методисты,
Епископальный собор наверху.
Рельсы, разъезды, висячая будка,
Стены в мерцании маленьких роз,
И тишине подвывающий жутко
Весь в огневых светляках паровоз.
Едем лощинами, едем лесами,
Слышен вдали нарастающий гром,
Бросились тени вдогонку за нами,
Под ослепительными парусами,
Тучи лежат как седой бурелом.
В чаше зеленого света сердитого
Дуб отражается полуслепой,
Эти пролеты глазами сосчитывай,
Эти ложбины рессорами пой.
Версты, весну, и ворон, и во тьме реку,
Эту дорогу колесами пей,
Эту Россию и эту Америку
В необозримом разгоне степей.
На берегах Гудзона
Прилетали с зарей разговаривать
И стучались упрямо, пока
Выходила из пыльного зарева
На простор обнаженный река.
В необъятном и светлом узоре я
Различала, как парус вздыхал,
И сверкали в небесной фактории
Облаков золотые меха,
И в прибоя ликующей речи той
Разбегались по грунту живей
Беспокойные голуби в клетчатой
Старомодной одежде своей.
На площадке, пронизанной влагою,
Стало круглое солнце сиять.
Снова шляпу шарманщик протягивал
И подсчитывал сдачу опять.
И слова дребезжали бесстрастные
Над неверной, дрожащей рукой,
И сходили с помоста атласного
На пустынный асфальт городской.
И катились лучи настоящие
Над случайной деревьев листвой,
Но в груди музыкального ящика
Был чахотки огонь гробовой.
Так по глади, туманами устланной,
Ожиданьем последним полна,
На панели, медлительно-грустная,
И звенящая, и захолустная,
Неумело кружилась весна.
***
И воротник уснувшего соседа,
И желтый и прозрачный лик воды,
И трехколесного велосипеда
Уютные, широкие следы -
Все хорошо. Минувшее не точит,
В тени домов румян осенний мир,
В листве скребется белка и хлопочет,
Копает землю будущий рабочий,
Жует травинку маленький банкир.
Нищая весна
Окна гаснут в луже горячечной,
И кивают сонно дома.
Над китайской узенькой прачечной
Серебрится звезд бахрома.
Фонари в пространство уносятся,
Где суровые валуны
И чугунная переносица
Ухмыляющейся луны.
И молчат мостки деревянные
Над вечернею глубиной,
И, качаясь, движутся пьяные
В голубом пожаре пивной.
Там бокалы гулкие цокают,
По стеклу сползает слеза,
И зовут немой поволокою
Потухающие глаза.
Растекается в изобилии
Мокрый свет на камне пустом,
И в тумане вновь, как в Сицилии,
Итальянка с медным крестом,
В бесконечных спутанных косах и
Шерстяной накидке, одна...
А по черной влаге, как по суху,
Ей навстречу с нищенским посохом
Городская спешит весна.
Одесса
Подымается дым ли, угар ли,
От акаций, что вдруг расцвели,
От пирожных, затянутых марлей,
От весенней размытой земли...
Все слова, все сердца на примете,
Каждый ходит, предчувствием пьян,
Изнывая в лиловом букете,
Одинокий томится тюльпан.
Улыбается девушка смугло,
И на скулах румянец горит,
И мелькают в движении круглом
Легкомысленные фонари.
За окном, как в малиновой ложе,
Чей-то робкий склоняется стан.
Пушкин жил в этом доме, похожем
На опавший пустой чемодан.
Вы, весенние сны, унесите
В легких улиц живительный мрак -
Голубеет извозчика ситец
И огнем отливает армяк,
Опускается солнца завеса,
Словно кисти - тумана края...
Ты, родная, смешная Одесса,
Золотая Одесса моя!
Бретонская колыбельная
Остров уходит в море тумана,
Бледное солнце село на мель,
И над водою клич корморана...
Будешь матросом, Ив-Габриель!
Парус по кручам бешено скачет,
Пусто и дико в этой глуши.
В сером поселке дед твой рыбачил,
В сонном закате сети сушил.
Овцы стоят на медленном склоне,
В небе барашки ходят легки.
Как умирал отец твой в Тулоне,
Будут рассказывать старики.
Как трепетала, гневом объята,
В громе железном глаз синева,
Как на смолу тяжелых канатов
Тихо склонилася голова.
В дом свой, поросший мохом и цвелью,
Он не вернется, не суждено,
Не постоит он у колыбели
И на луну не взглянет в окно.
Яблони цвет осыпался ранний,
Флюгеру снятся вещие сны,
Как до конца, за счастье Бретани,
Будут ее сражаться сыны.
Это поет прибой неустанно,
Это играет ветра свирель,
И повторяет клич корморана...
Будешь матросом, Ив-Габриель!
Софья Прегель
(1894-1972)
Другие статьи в литературном дневнике:
