Дорога на прииск Михайловский,куда был зван,на сей раз показалась более приглаженной,но отчего-то более длинной.
Тянулись чащобы,буреломы,осыпанные внизу густой белой черёмухой подснежников.Бесконечные ручьи и заводи. Старатели рассказывали,что видели на таком-то водоёме одинокого дикого гуся.
Дела у них ни шатко ни валко,значит.вполне сносно.
В котловине всё гудело и чавкало.Целый холм уже перелопачен.
Парни и мужики о чём-то горячились,полные своих бытовых и производственных забот.
Было солнечно и в меру ветренно.
Я присматривался и внимал.
Городское шумное 1 мая было далеко,празднично не чувствовалось,а лишь понималось чисто календарно.
В город особо не хотелось, но и задерживаться надолго не имелось и не находилось резона.
Моя пора восторженно радоваться жизни уже прошла.
Я ощущал себя в рывке почти безнадёжного побега если уж не от цепко преследующей меня старости, то хотя бы от смутных и явных признаков, сопутствующих ей болезней
