Стихи Бориса Рыжего

Ольга Флярковская: литературный дневник

Скопирую сюда несколько стихотворений Бориса Рыжего. Он ушёл из жизни добровольно, в двадцать шесть с половиной лет, в начале мая 2001 года.
Он был вопиюще неправильным, сильным и нежным к любимым им людям. Об этом остались воспоминания и интервью.
Он мог (умел) хорошо дать в морду.
Он жил в страшные годы полёта страны над пропастью.
Как всегда при полёте, дух захватывало, и ужас казался надеждой. Я это помню. За чьи-то лозунги мы были готовы рушить свои судьбы. И делали это.
Может, кто прочтёт стихи Бориса Рыжего впервые?.. Сейчас в схожем ключе пишет каждый второй, но свет выключен. Иногда я думаю, что мрачно пишут от сытости.
Борис и умер, как писал. Этому нельзя ни следовать, ни учиться. Это должна выпасть такая судьба. Нет. Это надо выбрать такую судьбу (не дай Бог). Это выбор судьбы, а не манеры письма.
У нас его в те времена любили, брали в отрывки.
Он жил в такое время, когда смерть пялилась в молодые лица. Вот он его (время) пережить и не смог из чувства какой-то дурацкой солидарности с другими, непережившими... Вот так кажется мне. Ну и гордыня, конечно, чувствуется. 26 лет – это задиристый возраст. И всё-таки главный мотив его: любовь к живым, несовершенным, пусть и заблудшим, но смертным и беззащитным людям.




* * *


Господи, это я


мая второго дня.


— Кто эти идиоты?


Это мои друзья.


На берегу реки


водка и шашлыки,


облака и русалки.


Э, не рви на куски.


На кусочки не рви,


мерзостью назови,


ад посули посмертно,


но не лишай любви


високосной весной,


слышь меня, основной!


— Кто эти мудочёсы?


Это — со мной!




* * *


Ничего не надо, даже счастья


быть любимым, не


надо даже тёплого участья,


яблони в окне.


Ни печали женской, ни печали,


горечи, стыда.


Рожей — в грязь, и чтоб не поднимали


больше никогда.


Не вели бухого до кровати.


Вот моя строка:


без меня отчаливайте, хватит


— небо, облака!


Жалуйтесь, читайте и жалейте,


греясь у огня,


вслух читайте, смейтесь, слёзы лейте.


Только без меня.


Ничего действительно не надо,


что ни назови:


ни чужого яблоневого сада,


ни чужой любви,


что тебя поддерживает нежно,


уронить боясь.


Лучше страшно, лучше безнадежно,


лучше рылом в грязь.




* * *


Не во гневе, а так, между прочим


наблюдавший средь белого дня,


когда в ватниках трое рабочих


подмолотами били меня.


И тогда не исполнивший в сквере,


где искал я забвенья в вине,


чтобы эти милиционеры


стали не наяву, а во сне.


Это ладно, всё это детали,


одного не прощу тебе, ты,


блин, молчал, когда девки бросали


и когда умирали цветы.


Не мешающий спиться, разбиться,


с голым торсом спуститься во мрак,


подвернувшийся под руку птица,


не хранитель мой ангел, а так.


Наблюдаешь за мною с сомненьем,


ходишь рядом, урчишь у плеча,


клюв повесив, по лужам осенним


одинокие крылья влача.




* * *


А.П. Сидорову, наркологу


Синий свет в коридоре больничном,


лунный свет за больничным окном.


Надо думать о самом обычном,


надо думать о самом простом.


Третьи сутки ломает цыгана,


просто нечем цыгану помочь.


Воду ржавую хлещешь из крана,


и не спится, и бродишь всю ночь


коридором больничным при свете


синем-синем, глядишь за окно.


Как же мало ты прожил на свете,


неужели тебе всё равно?


(Дочитаю печальную книгу,


что забыта другим впопыхах.


И действительно музыку Грига


на вставных наиграю зубах.)


Да, плевать, но бывает порою...


Всё равно, но порой, иногда


я глаза на минуту закрою,


и открою потом, и тогда,


обхвативши руками коленки,


размышляю о смерти всерьёз,


тупо пялясь в больничную стенку


с нарисованной рощей берёз.



И ещё, пожалуй, вот это...


***


Особенно когда с работы,
идя, войдёшь в какой-то сквер,
идёшь и забываешь, что ты
очкарик, физик, инженер,
что жизнь скучна, а не кошмарна,
что полусвет отнюдь не мрак,
и начинаешь из Верхарна
Эмиля что-то просто так
о льдах, о холоде — губами
едва заметно шевеля,
с его заветными словами
своё мешая тра-ля-ля.
…Но это тра-ля-ля, дружище,
порой, как губы ни криви,
дороже жизни, смерти чище,
важнее веры и любви.


1996


И ещё много можно.




Другие статьи в литературном дневнике:

  • 23.06.2018. ***
  • 08.06.2018. Стихи Бориса Рыжего