***

“ Зиновий Зиник:
Английского Диккенса я начал читать довольно поздно. Я приехал в Англию в 1976 году из Иерусалима, куда я попал в 1975-м, и только приехав в Англию, я стал читать Диккенса по-английски. Это совершенно другой писатель. А Диккенс русский, на русском языке, он на меня подействовал совершенно катастрофическим образом. В том смысле, что влияние было настолько мощным, что даже сейчас, в последних моих вещах, романах, прозе я ощущаю влияние этого русского Диккенса. Русский Диккенс – это творение двух людей – Евгения Ланна и Кривцовой, его жены. Евгений Ланн был главным редактором этого зеленого, тридцать три тома, издания в твердой обложке, а Кривцова – главной переводчицей. Там были еще переводчики, включая, например, Татьяну Максимовну Литвинову.

Иван Толстой: Ланн – это тот, который покончил с собой потом?

Зиновий Зиник: Я сейчас займусь этим вопросом. Евгений Ланн был специалистом по Англии.

Иван Толстой: У него была книжка "Старая Англия", по-моему, даже военных времен.

Зиновий Зиник: Да, у него была книжка даже о Конраде, у него была книжка о Диккенсе и у него были книги об Англии.

Кривцова вроде бы идеально знала английский. Парадоксальным и вполне предсказуемым образом, а речь идет о 30-х годах, они никогда не были в Англии.

Поэтому, когда открываешь мой любимый роман "Оливер Твист", там главного персонажа, "отца" этой банды воришек карманных, зовут в ее переводе Феджин. По-английски он известен как Фейгин. Во-первых, потому что они не знали, а, может быть, если и догадывались, что он Фейгин, то по советским стандартам космополитическим неудобно было называть персонажа Диккенса каким-то еврейским Фейгиным. Придумали для него англизированную версию.

Но этого мало. Они знали английский язык, но его не понимали. Диккенс пишет очень длинными фразами, но это английская длиннота, там предложения разбиты на куски и лихо соединяются. Кривцова, видимо, с энтузиазмом относившаяся к духу перевода, пыталась перевести эти длинные фразы длинными предложениями по-русски. А русский язык очень неповоротлив, получается синтаксическое нагромождение, которое меня просто загипнотизировало.

Я стал читать про Кривцову и Ланна, и выяснилось, что не только он покончил жизнь самоубийством, оказалось, что они вместе покончили жизнь самоубийством. Ланн считал, что он смертельно болен. Что там происходило – трудно сказать. Он был такой романтической фигурой.

Заодно, это только сейчас, имея в распоряжении все эти сетевые возможности, я узнал, что, оказывается, у него был мощный роман с Цветаевой, что "Разговор с гением" посвящен Ланну.

А Кривцова считала, что у нее рак. Поэтому они решили покончить жизнь самоубийством вместе. Они приняли огромную дозу морфия. Евгений Ланн выжил, Кривцова умерла. При вскрытии у Кривцовой никакого рака не обнаружили, а Ланн уцелел просто потому, что он был морфинистом всю жизнь, поэтому эта доза морфия оказалась недостаточной. Его должны были судить за убийство жены, но он довольно быстро скончался.

Эта фигура становится легендарной в моих глазах не только из-за этой трагической истории, какой-то сталинской по своей атмосфере, не только потому, что у него был роман с Цветаевой, о чем я не знал, но еще и потому, что за ним утвердился этот "выход по Ланну". Это такое клише разговорное, которое употребляли даже в случае Пастернака. Когда с Пастернаком началась вся история с Нобелевской премией, то начались разговоры, что он может воспользоваться "выходом по Ланну". Это был такой эвфемизм насчет того, что вдруг Борис Леонидович может решиться на самоубийство.”

Зиновий Зиник.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 18.02.2021. ***
• 17.02.2021. Чтобы написать настоящую книгу о своей собственной
• 12.02.2021. Смайлик