Мир Зафар«Мир Зафар, 55 лет, писатель и режиссёр* "Таджикский писатель Мир Зафар около пяти лет назад приехал в Петербург, чтобы писать книгу. У него случился инсульт, а ещё через пару лет его избили националисты — отобрали документы. Мужчина частично потерял память. Несколько лет он скитался, пока в мае не повстречал студента Александра Гущина. Тот кинул клич в соцсетях — откликнулись представители таджикской диаспоры. Сейчас писателю активно помогают с восстановлением паспорта. Что будет дальше, не совсем ясно, сам Мир Зафар хотел бы остаться в Петербурге. Я НИКОГДА НЕ ВЕРИЛ В БОГА. Я плевал на бога и кричал в небо. Когда передо мной умирали люди, они всё время говорили о боге, а мне было всё равно. Только в 53 года… Я сидел в парадной. Взял в Апрашке пять бутылок отравленного спирта: я знал, что, если выпить сразу, можно умереть. Я выпил. Я думал, что умираю. И вдруг в тёмной парадной — свет. Мне было страшно. Я увидел Иисуса. Потом я шёл по улице и думал: я, человек, выросший в Индии, увидел Иисуса в парадной в Питере. Как это смешно. Вы такие хорошие и добрые люди… Если вы хотите себя проверить, оставьте документы дома, переезжайте в другой город, где вас никто не знает. И идите по улицам. Ровно через шесть часов вам захочется кушать. Через 12 часов вы начнёте думать: что-то не так. А потом вы будете жить инстинктами. Через два дня вы захотите выпить — потому что это такое одиночество, когда никого нет. Никого. Никого. Ты стоишь на краю пропасти и думаешь: господи! А дома нет. А жены нет. И детей нет. И ты на улице. И вот тут возникает ненависть — ко всем вам, кто живёт в доме. Кто идёт в магазин покупать хлеб. Что я должен чувствовать к вам? Без денег, без дома, умирающий. Ну ладно, у меня были знания: за мной стоят Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Чехов. Вся культура России. Великие поэты Востока. Вот что меня поднимало с ног. Но других-то кто поднимет? Люди идут и говорят: дадим тебе на хлеб, а на водку не дадим. И стоит нищий бомж. И проклинает. Ленинград — город блокады. А вы знаете, что такое голод? Я три дня голодал на улице, чуть не умер. И вот тогда я понял, что такое блокада. Что такое голод, когда хочется убить любого за кусок хлеба. А теперь представьте — 125 граммов (такую суточную норму ввели для иждивенцев в блокадном Ленинграде. — Прим. ред.). Я специально пошел в булочную и попросил нарезать мне 125 граммов чёрного хлеба. Это такой крошечный кусок! Я видел двадцатилетних наркоманов. Они дети великой реки перемен. Я их хоронил на своих руках. Они даже не знали, что живут в Ленинграде, что здесь есть Эрмитаж. Я видел много людей, моих братьев, — они умерли. Вы знаете, сколько я видел мёртвых? Я могу вас всех представить мёртвыми. Вот вы пришли домой и начинаете с кем-то ругаться. Когда будете ругаться — представьте этого человека в гробу или под землей. И тогда вы перестанете ругаться. Первое, от чего мне надо было отказаться, — это матерщина. Вы знаете, как я умею материться? У вас бы волосы побелели. Однажды на скамейке ко мне подсела какая-то монахиня католическая. Я замерзал и чуть её не задушил. Она мне дала водку… Представляете, католическая монахиня дала водку, потому что я умирал. И дала крестик. И сказала: «Меня зовут Алисия. Не матерись». Я говорю: «Ради кого?» Она говорит: «Ради матери матерей». Я ненавидел всех. Я разбивал витрины на Невском. Я хотел, чтобы меня убили. Я дрался. Я слабый человек, но дрался. Но меня уже не брала полиция. Меня выкидывала скорая помощь. Эта ненависть… Если бы вы знали, как она пожирает человека. Я спал на скамейке. Я умирал, я замерзал. Мне нужно было только одеяло. Я кричал, я хватал камни и бросал в окна: «Дайте мне одеяло!» А потом я ложился на скамейку и думал: «Да бог с ним. Если кто-то есть — дайте мне сдохнуть здесь». И вот в это время всегда кто-то появлялся: то монахиня, то какой-то гражданин. Они совали мне тысячу рублей, бежали за водкой, обтирали ноги-руки, затаскивали в парадные. Однажды помню: четыре или пять утра. Я понял, что примёрз к набережной Фонтанки и не могу оторваться. А в это время спускаются два толстых человека в очках — иностранные студенты, похожие на Пьера из «Войны и мира». Такие хорошие. И они говорят: «О, какой хороший человек. Ему, наверное, плохо. Давайте мы вам дадим виски». Я говорю: «Чтобы виски взять, мне надо сначала оторвать руку ото льда». Потом они удивлялись: «Как вы в семейных трусах и в пончо лежите на льду?» Я говорю: «Это наша русская традиция — лежать на Фонтанке в декабре месяце». Мне некуда вернуться. Сейчас я живу на даче в Агалатово. Мечтаю о простой комнате в Петербурге. Как Мастер (имеется в виду герой «Мастера и Маргариты». — Прим. ред.): простая комната в подвале и много книг.» *Монолог Мира Зафара записан на встрече с читателями в книжном магазине «Порядок слов». © Copyright: Елена Нижний Рейн, 2018.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
