Путь одиночки-продолжение

Лада Сварожич: литературный дневник

Что меня держало на плаву тогда, в Доме культуры? Вера в себя, в своё дело. И как ни странно, мои недоброжелатели. Своим таким ко мне отношением...они утверждали во мне уверенность, что всё делаю правильно. Очень меня поддерживали простые служащие ДК. Ко мне часто подходили и говорили: "вот бы все такими были". Далёкие от понимания ситуации подобного рода, скажут, что я хвастаюсь. Но мне всё равно.
Особенно, после очередного собрания, или простой еженедельной летучки, когда я выступала и говорила о том, что надо бы изменить, вносила свои свои предложения. Мои «обожатели" улучали момент и выражали свои симпатии.
Однажды в методическом кабинете сидели только мы с Валей Козодой. Зашёл мужчина и подошёл ко мне,( а я подшивала газеты), и спросил, показывая на Козодой: "Это Олехнович?"
"Нет, Олехновия-я". Он улыбнулся и говорит, а мне показалась -она, в газете ваше фото чуть в полоборота поэтому я и перепутал. Очень мне захотелось вас увидеть"- сказал он. Я молча слушала. "Вы хорошо пишете,талантливая журналистка".
- Да какая я журналистка- засмущалась я.
Это был зам директора школы на Первомайской, недалеко от ДК-Дежурко. Имя -отчество не помню.
Таких признаний было немало.Люди ко мне везде относились хорошо, руководство-почти везде, где бы не работала-плохо.
Мой снимок, вместе с несколькими внештатными лучшими авторами, поместили в газете. В редакции висела также Доска Почёта, где и моё фото висело несколько лет.
Но вот случай ещё один.
После публикации в "Учительской газете" моего очерка; "Двойки для мамы", в школе, где трудилась главная героиня моего очерка-учительница начальных классов Лещинская, был переполох. Так мне рассказывали знакомые учителя.
Как-то в выходной день перед началом заседания клуба "Пинчанка" меня позвали спустится вниз...к .ожидавшей меня женщине. Как только я подошла к ней, она низко поклонилась мне и поблагодарила за публикацию. И со слезами на глазах рассказывала, что таким же издевательствам подвергался и её сын- второклашка.


В Минске, куда я с дочерью и сыном переехали, началась новая страница моих мытарств. Здесь предо мной предстал во всей своей наглости и безпардонности...иудейский шовинизм. То качество, которое более всего присуще этому бродяжьему и наглому племени, сумевшему многие столетия играть... жертву перед народами, которые они обманывают безбожно.
Из твоего материала-статьи или очерка, запросто исчезала самая лучшая часть разсуждений, а потом..в чуть изменённом виде (переставлены слова и предложения, но смысл тот же) появлялась у редактировавшего твой материал. Помню..первое такое обнаружение....меня охватило такое возмущение, хотелось тут же бежать и стыдить..."Как же ты,Света, могла" ( я точно знала кто это сделал), Но....останавливала мысль: это не доказуемо. А судебную экспертизу не призовёшь.
Боже, сколько мерзкого мне здесь открылось...не описать. Если из районного городка Пинска мне казалось, что в столице сама справедливость живёт, то эти иллюзии моментально разсыпались. Столько валилось ...откровений подобного рода- просто жуть.
Всего два года я выдержала в республиканской печати, где тебя не только обворовывали, но и не печатали. Ибо всю газетную площадь ...иудеи забирали себе. Редактор Екель Лёня-мойша такой толстый маленький. Недоброжелательный, ненавидевший всех руских, Но..удивительно... на стене его кабинета висел большой снимок Василия Шукшина. Это для меня была загадкой.
Тогда, сейчас уже нет загадки: Шукшин был безмерно талантлив, суть от сути руского характера, он был кумиром многих в то время. И Екель повесил портрет Шукшина может не столько как идеал для него, сколько, чтобы показать.своё якобы лояльное отношение к рускому писателю.
-Екельман, Пашка Якубович, Леня Павлючик, Барнникова всю площадь газеты на 90% забирали себе. А таких как я,Гоев, раз в месяц печатали один материал и за него 10 рублей гонорара от силы.
А посему, мне нужно было искать, где публиковаться. И тут у меня сложились на какое-то время неплохие отношения с главной газетой республики "Советской Белоруссией". Там работали сразу два моих земляка- Середич Иосиф (только потом узнаю-полужид) и Пригодич, двуюрудный брат Середича. Вот они и печатали мои материалы иногда. В нескольких номерах шёл большой очерк "Вёрсты обвинительного акта" о Юлии Кареповой, сокамернице Евгении Гинзбург, автора "Крутого маршрута". Гинзбург мать известного писателя Василия Аксёнова.
Отношение ко мне в "Знамя юности" было откровенно...пренебрежительное. Это ощущалось каждый день. И я стала подумывать о смене работы. А тут ещё...вдруг предстала предо мной такая картина. Стою под кабинетом редактора, жду когда оттуда выйдет посетитель...И тут слуху моему доносятся слова Пашки Якубовича: " И пусть сволочи не говорят, что их не печатаем".
Не могу передать, как мне стало плохо в от момент. Хотелось бежать...дабы не проявиться, что я слышала эти слова, но Якубович уже выходил из кабинета.
После этого меня трясло некоторое время. Во-первых, я -то думала, что только меня так пренебрежительно не публикуют, а оказалось-многих.Во-вторых, мне совсем ещё неискущённой (было чуть больше 30 лет) казалось я стала свидетелем чего-то постыдного.
Да, именно так. Потом я увижу немало подлости, но на тот момент я очень идеализировала жизнь и людей. То, что было в Пинске, казалось исключением из правил. В Минске я узнала, что такое поведение иудеев- это -норма, и исключений у этого племени -нет.
Вскоре я списалась с газетой "Советский Сахалин", откуда пришло приглашение и обещание обеспечить квартирой. Через месяц я собралась и мы с 14 - летним сыном уехали в Южно-Сахалинск. Дочь уже работала и была самостоятельной. Она решила остаться пока мы там основательно не устроимся.





Другие статьи в литературном дневнике: