Внешнее и Внутреннее...
7 мая.
Внешнее приходит от внутреннего, и происходит от внутреннего.
Внутреннее проступает даже через самую благообразную или самую уродливую маску.
Внутреннее – это настоящее. Оболочка, обёртка может быть красивой, но если внутри гниль, она неизменно проступит. В делах, в случайно брошенных словах, во взгляде.
Изменяясь внутренне, можно изменить внешнее.
Душа – внутреннее? Значит…
… внешнее для неё неважно, ей нужно то, что идёт изнутри – от сердца, от души. Любовь. Слово. Молитва.
Струйки дыма полупрозрачны. Они растворяются в воздухе сразу, и тонкий аромат ладана смешивается с пряным запахом молодой травы, с волнующим и нежным запахом отцветающих каштанов и сирени. Ветер доносит солёное дыхание моря – оно рядом. Можно пройти старым парком и спуститься к нему. Оно лечит всё – и внешнее и внутреннее.
Дым стекает из маленького кадила в руках священника…
Вслушиваюсь в древние слова разрешительной ( так, кажется…) молитвы. Из старого парка доносится детский смех. Тюльпаны цветут на ухоженном газоне возле дома на одной из самых красивых улиц Одессы. Жизнь и смерть не просто идут рука об руку, они неразделимы.
И этот весенний день, в котором жизнь кажется такой же яркой и солнечной, как он сам, в котором, кажется, не должно быть места для горя и боли, и гроб у входа во двор, и зажженные свечи в руках пришедших попрощаться с покойным, тоже неразделимы.
Прощание окончено. Мы с Оленькой идём к парковке.
– Я не почувствовала его там – в гробу, – говорит она, – может быть, это потому, что гроб закрытый. А потом посмотрела наверх, туда, где цветёт каштан – и подумала, что там он. Смотрел, слушал, и удивлялся, наверно. А отпевание совсем не похоже на таинство. Ладан в коробочке из-под сахара, святая вода в пластиковой бутылочке… Но ведь всё это внешнее, правда? Внешнее не важно – важно внутреннее.
– Правда, – соглашаюсь я, – Важно внутреннее. То, что внутри.
Внешнее – тело – предадут земле.
Душа обретёт покой.
Может, потому и у меня сейчас на душе нет тяжести?
Вспоминается недавний разговор о памятниках. Они нужны живым. Усопшим нужна память – в добром слове и в молитвах. А памятники – живым – чтобы помнили.
Люди забывчивы. Злопамятны, жестоки, непримиримы и… забывчивы.
Года два тому назад я уже писала об это странной амнезии, и о том, что «лекарство» от неё страшное – кровь…
…Оленька водит машину заправски, что всегда меня восхищает и тревожит одновременно. Боюсь за неё – на дорогах города сейчас такое творится… Сама я машину не вожу и никогда к этому не стремилась. Кто-то спросил однажды, какой модели автомобиль я выбрала бы, какую марку? Ответила не задумываясь: «Коня. Ахалкетинца… На Руси их аргамаками называли… ».
Мысли обрывочны, хаотичны, неизменна и постоянна только одна: Как? Как такое могло случиться в Одессе?
Старый плакат с изображением прежнего властителя выцвел и почти весь заклеен портретами властителей потенциальных.
Ни слова соболезнования Одессе и одесситам от прежних властителей. Или были слова? А я не услышала…
Бог с ним – не в словах дело. Слова политиков к настоящему Слову не относятся. Это тоже – внешнее.
Поворот – и мы на Пушкинской. Здесь я выхожу, чтобы бежать дальше. Путь мой лежит мимо Куликова Поля. Обожжённый дом – чёрная свеча…
Вчера получила письмо от Верочки. Стихи...
Это здание свечки-огарка,
Это пепла густого набат,
И подруга моя санитарка,
И домашний её медсанбат.
Лик впечатан и в пол размозжённый,
В крест окна, и в железобетон.
Это город мой обожженный,
Где на всех не хватило бинтов.
Будет страшно, замедленно сниться:
Крик в церковные купола,
Но надежды нет дозвониться –
Отказали колокола.
То молчанье мрачней утраты.
Не звонили они по ком
Знают лишь безымянные парты
И всё небо над вечным огнём… (Вера ЗУБАРЕВА)
Войти не могу, останавливаюсь у входа.
Люди около дома и в доме. Цветы на подоконниках, свечи, иконы…
Страшное место… чёрствая земля – так его называли в прошлом.
Лобное место – здесь проходили убийства и казни.
Место захоронений.
Место скорби.
Место массовых народных гуляний и парадов.
Плясать на костях и идти по костям – для человечества дело привычное. Здесь недалеко, сразу за зданием железнодорожного вокзала находится парк Преображенский. Раньше он назывался парком Ильича. А основан он на месте Первого Христианского кладбища.
«Вся Земля – огромное кладбище… , – сказала мне как-то моя мудрая и немного циничная знакомая, – что ж теперь, делать. Надо же живым как-то и где-то жить?»
Не знаю. Запуталась.
Ничего не знаю…
Живым надо помнить.
Меня окликают. Оборачиваюсь.
Борис. В последний раз мы виделись с ним до…
Многие теперь жизнь свою будут делить на «до» майского пекла и «после». Их много, этих знаковых событий в жизни каждого, вех. Их назначает сама жизнь или … сама смерть.
Борис говорит негромко: «Берегите себя… И своих близких. Берегите…»
Ухожу от чёрной свечи-дома, ища спасения от боли, захлестнувшей с новой силой. Никаких дел на сегодня.
Мало что из Блока помню наизусть. Но каждый мой шаг по брусчатке Куликова поля пробуждает спящие где-то глубоко в памяти блоковские строки из «Поля Куликова»:
«…И нет конца! Мелькают версты, кручи...
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь...
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!»
Впереди чистое весеннее небо.
И сияние куполов Свято-Пантелеймоновского монастыря…
7 мая, 2014. Одесса.
Продолжение дневника
http://stihi.ru/diary/charga/2014-05-10
.
Другие статьи в литературном дневнике:
