Владимир Цыбин

Светлана Баранцева: литературный дневник


ВЛАДИМИР ЦЫБИН


НЕЖНОСТЬ
Пусть не могу я быть нежнее,
ведь так короток встречи час.
Я даже нежностью своею
и то боюсь обидеть вас.
А звезды льются — не сорвутся,
и хоть озябли вы слегка,
но, чтобы ваших плеч коснуться,
не подымается рука.
И медлю я в апрельский вечер,
в озноб бросающий порой,
накрыть озябнувшие плечи
неосторожною полой.
И вы за то, что я робею,
меня простите.
В этот час
я даже нежностью своею
и то боюсь обидеть вас.


ВЛАДИМИР ЦЫБИН



Стога, стога…
Макушкой длинной
потухшие,
без желтизны,
осевшие, как скакуны,
по всей России луговинной.
И тишина — от лесосплава
до лип, вдовеющих в цвету.
Я чувствую сквозь суету —
отходчивей Россия стала,
отзывчивей на доброту.
…И опыт тот
никто не вправе
поставить вдруг тебе в вину —
за все, что вынесла в войну,
и до и после, как в опале.
Еще не раз зайдется криком
вдова,
вдруг вспомнив мужика…
И стало малое
великим,
и стала "горькая"
сладка.
И где-то в глубине России
живут
и честный хлеб жуют
те самые,
кого зовут
в иных кривых статьях —
простые!..
Живущий неказисто, тихо
и уцелевший не в одну
войну,
и в "чистку",
и в плену,
и в засухи
хлебнувший лиха,
контуженный не раз на этой,
пропавший без вести на той,
в шинель казенную одетый,
убиты трижды —
и живой,
полмира спасший,
век не спавший,
живет мужик не так, как встарь, —
всему, что делается, — старший,
и он — народ!
и, значит, царь!
Мне самому по положенью
есть чем гордиться на миру,
что по крови и по рожденью
я корень свой от них беру.
Харчами теми ж харчевался,
бедою той же корчевался,
отмечен той же колготой
и так же пивший по одной.
Прогоркла ложь. Минуло лихо.
А там, где часто ливни льют,
как будто бы все так же тихо,
все так же пашут
и поют…
ВЛАДИМИР ЦЫБИН


Через беду, через навет
мы жизнь считаем
отчиной,
дарованной любить навек…
В талантах мы отходчивы,
нам жизнь — не тишь,
не благодать,
когда идешь по лезвию,
чтобы судьбой своей понять
престольный град —
поэзию!..
И быть ей вечно на суду
Всех,
чтобы правда с вымыслом,
воплощена в твою судьбу,
для них предстала —
вымпелом,
чтобы обидам вопреки
и вопреки поветриям
их желваки,
их кулаки
могли бы стать — доверием!
И верой стать,
и сердцем стать
вторым,
на песне выросшим,
когда на нем любая пядь
светает
твоим вымыслом.
Пусть ливни травы боронят
под облаками длинными…
Но радуга встает — в обхват
с землей
под теми ливнями!
И вёдро,
спрятанное в лог,
вернется в своей явности.
Ведь ливню — срок!
Ведь песне — срок!
И срок — душевной ясности!
И сердце пусть чужой бедой
навылет пробивается,
когда оно чужой судьбой
до пяди
прогревается.
Пусть выпадет ходить ему
по тверди
и по лезвию!
И я прозрею и пойму,
что жизнь —
и есть поэзия.


ВЛАДИМИР ЦЫБИН



Из детства я ушел давно,
покорно в памяти храня, —
необитаемо оно
по эту пору без меня.
И кажется наверняка —
в него
в каком-нибудь году
со своего материка,
раздвинув время,
попаду.
Живу я в нем?
Иль вижу сны,
а в них — стою и что-то жду
и тельце нежное росы,
едва дыша, в руке держу.
А то бегу,
бегу босой
через речной протяжный пар
и радугу над головой
держу за нить,
как детский шар…


ВЛАДИМИР ЦЫБИН



РОЖДЕНИЕ ДУШИ
Ты вслушайся: едва дыша,
еще не зная потрясений,
в тебе рождается душа
из тонких клеточек мгновений.
Рождается, как крик, как вздох,
как тяга к странствиям подспудная,
душа твоя — твой тайный бог,
тебе покамест не подсудная.
Нетерпеливая, как меч,
своя, простая, изначальная;
рождается с ней вместе речь
из темноты и лжи молчания…
И все-таки ты не постиг
ни облика ее, ни имени,
и кажется —
вздохнешь, и вмиг
растает вдруг быстрее инея.
Ты не спасал ее — и спас…
Душа — твоей судьбы столица;
из мига в миг, из часа в час
она по-прежнему творится.
Хотя порою к ней ты глух,
хотя она казалась смутною,
но все же прозревает вдруг
своею нежностью и мукою.
Бездонная, слепая близь,
прозрею ли в твоей безгласности?
И одного хочу —
творись,
душа, из зыбкости и ясности.
…На том стоял, на том стою —
неустрашимо, словно праведник, —
я каждый миг
в себе творю
живой
несокрушимый памятник.



Другие статьи в литературном дневнике: