Я - Костя. У меня две мамы.
22 июля 2013 11:18 Елена Барковская Фото: flickr.com(various artists)/Дмитрий Кутиль Если говорить о деталях (примерив взгляд чиновника опеки): все чисто, на столе – кефир и яблоки, везде игрушки. На стене – две большие фотографии, на одной – Оля и Катя, на второй – Костя. Катя здоровается и уходит в комнату – Оля объясняет, что у нее много работы. А Костя снова принимается рисовать, садясь к Оле на колени. Их головы рядом очень похожи – у обоих короткие стрижки. Мальчик сначала рисует паука, а потом поезд, параллельно рассказывая о том, что через неделю у него день рождения, как они играли в личинок и бабочек, и кто его будет сегодня укладывать. РЕБЕНОК. У Кости ВИЧ. Сейчас ему семь лет, четыре года назад его усыновили Оля и Катя. У мальчика есть биологическая мать, которая бросила его после рождения. Костя родился болезненным, и первые месяцы прожил даже не в Доме ребенка, а в больнице. «Без лишней надобности до него никто не дотрагивался, - говорит Оля. - Тогда существовало слишком много стереотипов о ВИЧ. У меня есть фотография, где Костя стоит за руку с медсестрой, а она – в перчатках». Потом мальчика перевели в Дом ребенка - там Оля, работая волонтером, и увидела его впервые. «Я много общалась с детьми с ВИЧ, и мы решили, что хотим усыновить одного из них, - вспоминает девушка. – Это сейчас детей с болезнью начали брать, а тогда этого не было – мы понимали, что таких детей в ближайшее время никто не возьмет. Тем более, мы хотели ребенка, но сами рожать не собирались». Костя понравился Кате, и девушки решили взять именно его. Документы оформляли на Олю - так было больше шансов, ведь она работала волонтером, знала, что такое ВИЧ, имела постоянную работу, связанную с детьми. Процедура усыновления прошла гладко. «Заранее мы Косте не говорили, что хотим его взять - не хотели обнадеживать, да и, думаю, он не особо бы понял: когда мы его забирали, у него в карточке стояло «умственная отсталость средней степени», он говорил только отдельные слоги. Сейчас Костя необычный ребенок, у него есть психологические особенности. Мне кажется, что какие-то вещи никогда не удастся преодолеть, потому что еще в младенчестве ему были нанесены глубокие травмы». РОДИТЕЛИ. Оля и Катя познакомились 12 лет назад, на первом курсе университета, с тех пор они вместе. «Мы общаемся большую часть своей сознательной жизни, через многое вместе прошли: например, через неприятие родителей. Никогда не давали друг другу никаких клятв, ничего не загадывали - просто были вместе, потому что по-другому было невозможно. У нас одинаковые взгляды на одни и те же вещи, мы разделяем одни и те же ценности. Катя - человек, на которого я больше всего в жизни полагаюсь. У нас есть обязательства друг перед другом, мы - родители Кости, на нас в равной степени лежит ответственность за него, независимо от того, кто записан в качестве родителя». Костя называет своих мам по именам – такое решение Оля и Катя приняли по нескольким причинам: во-первых, у мальчика есть биологическая мать, во-вторых, из соображений безопасности - если ребенок скажет, что у него две мамы, этим могут заинтересоваться. - Как Костя представляет ваши отношения? – спрашиваю я. - Он знает, что у него две матери, которые о нем заботятся. Знает, что есть женщина, которая его родила. У нас есть и гетеросексуальные, и гомосексуальные знакомые, но хотелось бы, чтобы было больше, например, книг, мультфильмов, в которых бы Костя мог узнавать себя и свою семью. Люди из институтов, поликлиник, СПИД-центров, детских садов, которые могли дать нам хорошие характеристики, не будут нас защищать, когда встанет вопрос, что у «извращенцев» надо забрать ребенка. Единственным адекватным выходом кажется эмиграция. Родители Оли вряд ли бы были с этим согласны. «Несчастный ребенок, вы сломали ему жизнь», - сказали они, когда узнали об усыновлении Кости. Катины родители отнеслись к факту усыновления хорошо, хотят общаться с мальчиком, но живут в другом городе, поэтому получается редко. ЖИЗНЬ. Костя уже закончил в школе первый класс. Сначала Катя с Олей пробовали водить ребенка в государственную школу, но не «срослось» - в классе было 30 человек, и мальчику было тяжело. «Костя очень доброжелательный, открытый ребенок, но ему сложно общаться со сверстниками, он боится больших коллективов – возможно, это из-за воспоминаний о Доме ребенка. Сейчас он закончил первый класс в частной школе. С математикой у него все отлично, но есть проблемы с речью, и ему тяжело сосредоточиться, когда рядом много людей». Оля говорит, что органы опеки обязаны проверять их в течение трех лет после усыновления, дальше – по усмотрению. «Первый раз, когда к нам приходили представители опеки, я была одна, в другой раз - с Катей, мы представили ее няней. Может, я ошибаюсь, но без какой-то особой указки «выявить и наказать» они не будут трогать однополые семьи - у опеки и так куча проблем по неблагополучным семьям. Да и пока нам попадались адекватные сотрудники». О разнице: этим летом Оля, Катя и Костя едут отдыхать в Болгарию. Оля говорит, что они ездят куда-то каждое лето, Костя впервые увидел море с ними. ОБЩЕСТВО. В Петербурге закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних приняли, когда Костя уже жил в новой семье. «И тогда получилось, что мы пропагандируем, - говорит Оля. - Получается, если кто-то из опеки спросит Костю о семье, он спокойно все выложит. На улице с ним часто начинают заговаривать, например, какие-то бабушки: «Ой, какой мальчик, а куда ты едешь?» Он все рассказывает и добавляет: «Я – Костя. У меня две мамы». До недавнего времени это меня веселило, но сейчас я понимаю, что кто-то может это услышать и донести. Непонятно, как себя вести, что теперь делать. Нужно ли учить ребенка фильтровать информацию, которую он дает о своей семье? Нужно учить ребенка врать? Я не считаю это верным, но не понимаю, как защититься. Мне кажется, что если будет дана команда устроить какой-нибудь показательный процесс по отъему «несчастного сиротки» у «извращенца», это будет легко сделать, за нас никто не вступится. Им будет все равно, что мы занимаемся с ребенком с утра до вечера. Люди из институтов, поликлиник, СПИД-центров, детских садов, которые могли дать нам хорошие характеристики, не будут нас защищать, когда встанет вопрос, что у «извращенцев» надо забрать ребенка. Единственным адекватным выходом кажется эмиграция». УЕХАТЬ. «После принятия федерального закона и слов Мизулиной (депутат ГосДумы, глава Комитета по вопросам семьи, женщин и детей Елена Мизулина в июне обмолвилась про рассмотрение возможности «отобрания» приемных детей из однополых семей - «МР») у меня была сильная паника, и мы сразу сделали визы, чтобы была возможность уехать, - вспоминает Оля. - Мысль об эмиграции не тяжела. Я люблю Петербург, считаю его своим домом, счастлива, что каждый день выхожу здесь на улицу. Но бывают ситуации, что место, которое ты любишь, занимают оккупанты, люди, которые делают твою жизнь невыносимой. Поэтому приходится делать вынужденный шаг, но я надеюсь, что это будет ненадолго и можно будет вернуться. Я люблю свою семью, мне важно, чтобы она была в безопасности. Для меня гораздо страшнее эмиграции мысль о том, что может опуститься железный занавес, и мы никогда не сможем отсюда уехать – а тот порядок, при котором может действовать такая система, уж точно не является моим домом». - Вы моделировали ситуацию «Костю забирают»? Оля замолкает. - Меня немного успокаивает, что он ходит в частную школу – это дает меньше возможностей государству добраться до него. Если органы опеки будут что-то выяснять и забирать Костю, мы, естественно, будем судиться, и может, даже выиграем. Но уже будет не так важно, потому что это такая травма для ребенка…Такое ощущение, что эта ситуация в стране - какая-то шутка, этого не может быть. Мне не хотелось бы, чтобы мой ребенок жил в таком мире. Я не хотела бы, чтобы любой ребенок жил в этом мире. ДАЛЬШЕ. «Мне бы хотелось, чтобы Костя мог продолжать изучать то, что ему нравится, чтобы его интересы переросли в дело жизни – может, он будет работать в инсектарии (помогать ухаживать за насекомыми), а, может, получит высшее образование и серьезно займется наукой. Важно, чтобы у него было дело, которое бы его поддерживало», - рассуждает Оля. О том, что у него вирус в крови, Костя знает – правда, не знает названия. «Каждые три месяца он сдает кровь, чтобы понять, как чувствуют себя «солдатики», которые защищают его организм от вирусов. Наша обязанность с Катей - выработать у него приверженность к терапии. Мы сделали календарик, чтобы он отмечал прием лекарств утром и вечером – понимал, как это важно». Пока Катя, Оля и Костя остаются в России - Оля говорит, что сейчас ситуация, при которой еще можно побороться. Это значит, что день рождения Кости точно будут отмечать в Петербурге. Родители собираются подарить ему поезд-конструктор. О том, какой будет подарок, Костя уже знает: поезд был ему давно обещан, потому что это его мечта.
© Copyright: Аврора Сонер, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
