Реалисты и символисты. Александр Блок. 1907г.Одно из очень характерных явлений нашей эпохи - "встреча" "реалистов" и "символистов". Встреча холодная, вечерняя, взаимное полупризнание, точно Монтекки и Капулетти, примирившиеся слишком поздно, когда уже не стало Ромео и Джульетты. Конечно, юные и полные сил враги не так мирятся и не так старчески жмут друг другу руки. Но, если это теперь так, то, может быть, потом будет иначе. Реалисты тянутся к символизму, потому что они стосковались на равнинах русской действительности и жаждут тайны и красоты. Едва ли кто-нибудь из них признается явно, но втайне, как мне кажется, многие из них хотят обрести почву, найти огонь для своей еле теплящейся души, которая еще в предшественниках их сгорела до тла. Символисты идут к реализму, потому что им опостылел спертый воздух "келий" им хочется вольного воздуха, широкой деятельности, здоровой работы. В этом есть что-то родственное "хождению в народ" русских интеллигентов. Недаром у всех нас на глазах деятельность А.М. Добролюбова, да и не одного его, и этот пример ярко указывает на то, что движение русского символизма к реализму началось с давних пор, чуть ли не с самого зарождения русского символизма. Я думаю, что характерны для этого движения и деятельность "Нового Пути", и "религиозно-философских собраний" (так потускневших теперь), и ход творчества многих писателей-символистов: Д.С. Мережковского, который прошел этот путь от "Вечных Спутников" до "Грядущего Хама"; Н.М. Минского, который оставил когда-то "гражданские" стихи для новой поэзии ("Я песни старые бросаю, молитвы новые пою, Тебе далекой гимн слагаю, Тебя свободную люблю"), а в последние годы опять возвратился к "общественности" и в стихах, и в философских статьях; К.Д. Бальмонта, который, написав книгу "Будем как солнце", одно из величайших творений русского символизма, - ищет "славянской свирели" и стремится к большей и большей простоте; Валерия Брюсова, который от "журчащей Годавери" и от книг, которые были "краше роз", дошел широким путем до "современности" и "повседневности"... Словом, движение русского символизма к реализму и полное несходство его, в этом отношении, с западным, - уже представляют общее место. Современные символисты ищут простоты, того ветра, который так любил покойный Коневской, здорового труда и вольных душ. Это обещает молодость - и в этом заключается лучшая и истинная сторона дела, встреча символистов с реалистами. Строить по этому поводу какие-нибудь теории и предположения, мне кажется, бесплодно, потому что здоровый факт - налицо. По всем этим причинам, я думаю, что взаимное сочувствие, которое выражают друг другу бывшие "реалисты" и бывшие "декаденты", - не имеет ничего общего ни с "мистическим анархизмом", ни с "мистическим реализмом", ни с "соборным индивидуализмом". Не имеет уже по тому одному, что эти немецкие сочетания не выражают собою ровно ничего; неудачные статьи Георгия Чулкова и Модеста Гофмана, которыми "философия" указанных слов (кроме "мистического реализма") и исчерпывается,- еще не создают теории. Я думаю, что писателей с такими кличками и вообще не может существовать, и потому этими кличками вовсе не исчерпываются суждения даже о самих авторах их - Георгии Чулкове и Модесте Гофмане. Что же касается "мистического реализма", то и это крылатое слово, кажется, даже не имеет автора. Названий, подобных указанным, развелось в наше время очень много. Под эти названия стараются часто натащить писателей, как в участок, - "для порядку", или чтобы "не ходили несчитанные", как в одной сказочке Ф. Сологуба. Чрезвычайное размножение подобных названий я готов объяснить только тщательной культурой их со стороны критики. Так например, критический отдел летних номеров "Весов" чуть ли не сплошь посвящен остоумнейшему высмеиванию и злостному гонению "мистического анархизма". Талантливые русские писатели уже поставили крест на "мистическом анархизме", а теперь не хватает даже материала, потому что "мистико-анархические" вылазки почти прекратились. За неимением материала, некоторые критики прибегают к совсем нежелательным приемам: принимают того или иного писателя за "мистического анархиста" и под этим названием изобличают его (это относится, например, к Андрею Белому); или же, справедливо разнеся в пух и прах теорию, принимаются за представителя этой теории и поносят его (это относится, особенно, к Антону Крайнему и Товарищу Герману); последний, например, в №5 "Весов", в статье "Трихина" - о журнале "Перевал" говорит, что "надо уважать человека", если даже дела его - "сплошное убожество"; а через три страницы - сообщает сведения об одном человеке, основанные, надо полагать, на личном знакомстве, а на голову другого - выливает ведро помоев. Ведь это же о человеке, а не о писателе Вы говорите, Товарищ Герман! Право, если обращать столь лестное внимание на новейшие теории, то их расплодятся десятки. Если же все мы признаем в один прекрасный день, что эти термины - пустые слова, то они и умрут мгновенно, как все неудачные слова. Взято из статьи: © Copyright: Алексей Кесарь Цыганков, 2015.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
