великие истории любви

Море Позитива: литературный дневник

ВЕЛИКИЕ ИСТОРИИ ЛЮБВИ




Михаил Лермонтов и Варвара Лопухина.




;Они познакомились, когда обоим было по четырнадцать лет. В столь нежном возрасте любая привязанность кажется сильной, вечной, любой взгляд может быть истолкован превратно. Поэтому неудивительно, что эта любовь была обоими осознана не сразу. Они пережили и дружескую привязанность, едва граничащую с чем-то большим, и страсть, и неприязнь, и ревность, пока все это не переросло в зрелое чувство, в котором они друг другу, скорее всего, так и не успели признаться...


В стремительно-короткой жизни Лермонтова было мно­жество любовных увлечений – как мимолетных, так и силь­ных привязанностей. Показная холодность и постоянные светские ухаживания составляли часть его жизни. Он был вулканом – то спящим и молчаливым, то огненным и стра­стным. И от этого страдали все его женщины. Возможно именно такая холодность и привела Вареньку Лопухину к алтарю, где она стояла в подвенечном платье, бледная и красивая, как все невесты, и необычайно грустная... Рука об руку с другим, которому она сказала «да». Потому что Лермонтов не расслышал и не разгадал ее «да»... Или не смог сказать ей своего «да», спрятавшись в вихре утех и развлечений. Как пушкинская Татьяна, Варенька повино­валась судьбе и вышла замуж за другого. Но оказалось, что для любви все это не может быть существенным препят­ствием. Лермонтов и Лопухина просто продолжали друг друга любить – не видя, мало зная друг о друге. Видимо, любовь может существовать и так, независимо от присут­ствия любимых людей.


Михаил Лермонтов, несмотря на все свои иные увлече­ния, так и не смог смириться с тем, что Варенька дала обет верности другому, что она вдруг стала Варварой Бахметевой. Никогда он не осмелился так назвать свою возлюбленную. Для него она и после замужества оставалась Варенькой Ло­пухиной. Именно Варенькой – доброй и нежной, ускольз­нувшей, быть может, по его вине, но не забытой...


В 1828 году бабушка поэта, Елизавета Арсеньева, при­везла своего ненаглядного внука Мишеля, подающего боль­шие надежды, в Москву – чтобы подготовить к поступле­нию в университетский пансионат. Они поселились на Малой Молчановке. Поблизости жила семья Лопухиных: отец с сыном Алексеем и тремя миловидными дочерьми – Марией, Варварой, Елизаветой. Все они вместе дружили и виделись практически каждый день. Особенно дружен был Лермонтов с Машей и Варенькой. Первая навсегда оста­нется его хорошим другом, а вторая станет впоследствии объектом пылкой любви.


Как писал в своих воспоминаниях близкий родствен­ник и друг Лермонтова Аким Павлович Шан-Гирей, Ва­ренька была «натура пылкая, восторженная, поэтическая и в высшей степени симпатичная». Она нравилась мно­гим: тонкие черты лица, большие задумчивые глаза, в омуте которых можно было утонуть, и взгляд, ничего общего не имевший с томным... но такой манящий. Этот образ стал для Лермонтова эталоном красоты. И во многих произве­дениях он, вольно или невольно, описывает его. Как, на­пример, в этом стихотворении:


Она не гордой красотою
Прельщает юношей живых,
Она не водит за собою
Толпу вздыхателей немых...
Однако все ее движенья,
Улыбки, речи и черты
Так полны жизни, вдохновенья,
Так полны чудной простоты.


Даже родинка над бровью, по поводу которой некор­ректно подшучивали сверстники, казалась Лермонтову луч­шей в мире. Она только подчеркивала изящество лица и всю «негордую» красоту в целом. Она гармонировала со всем. Это замечал не только Мишель. У Вареньки было немало поклонников. В доме общительной и любящей ве­селье Арсеньевой, «всеобщей бабушки», часто собиралась молодежь. И многие молодые люди оказывали внимание именно Вареньке.
Поначалу ни Лермонтов, ни Лопухина не отдавали себе отчета в своих чувствах и не подавали виду, что начинают безудержно увлекаться друг другом (хотя по горящему взо­ру юной особы и румянцу на щеках Мишель не мог не догадываться об этом). Как нередко бывает, их любовь дремала до поры до времени, чтобы потом разгореться все сильнее и сильнее.


Что особенно было досадно Лермонтову – так это оди­наковый с Варенькой возраст. Скажем, ее 16 лет – это не его 16 лет. В эти годы за Варенькой, девушкой на выданье, уже вовсю ухлестывали женихи, она могла блистать в сало­нах, покоряя мужские сердца, тогда как Мишеля все еще считали несерьезным мальчишкой-сорванцом. Возможно, он и был несерьезным, метался от одного увлечения к другому, Но потом, как показали годы, настоящее чувство все выдер­жало. Когда другие оказывали Вареньке знаки внимания Лермонтов вскипал, злился. Он так мучился от ревности когда видел ее в окружении поклонников. На него то и дело сыпались слухи – то она благоволит к одному, то к другому то выходит замуж. Как-то один такой слух о ее замужестве совсем выбил его из колеи и привел к сильной депрессии. Но потом оказалось, что Варенька по-прежнему испытывает к нему пылкую привязанность. А через несколько дней сно­ва – Варенька, окруженная мужским вниманием, и Лермон­тов, угрюмо наблюдающий из дальнего угла эту сцену... Ста­рательный биограф поэта Павел Висковатый приводил по этому поводу строки из его дневника: «не думал, что она может быть причиной страдания».


Страдал Лермонтов из-за этой любви немало. Даже не­оформившееся чувство вызывало в нем весь спектр эмо­ций: душевные взлеты и падения, минуты счастья и целая вечность ревности.


Впрочем, Вареньке эта любовь приносила не меньше стра­даний. Она жила как будто в темноте, словно продвигалась на ощупь, ведь Лермонтов не давал ей никаких четких ори­ентиров, то и дело ставя в тупик... Он то вдруг становился к ней холоден, то относился только как к другу, а то требовал истиной страсти. Своею холодностью он будто бы мстил за ее мнимые измены. А она воспринимала это очень тяжело.
Когда молодые люди полностью осознали свои чувства (и кто пришел к этому раньше), сказать сложно. Их лю­бовь крепла постепенно. Ее не сломила даже бурная страсть Лермонтова к Наталье Ивановой, дочери драматурга Федора Иванова (та самая загадочная Н. Ф. И., которой влюбчи­вый и восприимчивый поэт посвятил немало стихотворе­ний).
Познакомились они предположительно летом 1831 го­да. И Лермонтов, слегка призабыв былую привязанность к Вареньке, с головой окунулся в пучину новых страстей. Ему казалось: вот это оно, это все, это счастье... А потом любовь к Ивановой как-то померкла, и на ее фоне стало расцветать прежнее, почти утерянное чувство к Вареньке. Злые языки говорили, что Лермонтов был в то время с Варенькой в отместку отвергнувшей его Ивановой. Кто знает, может, первый порыв был действительно таков, но потом все изменилось. Давняя привязанность к Вареньке со временем затмила чувство к Ивановой и оставила о нем лишь прекрасные стихотворные воспоминания.


Но все-таки Лермонтов и Лопухина плохо понимали друг друга. Варенька скромничала, он же воспринимал ее то как сестру, то как возлюбленную. Причем угадать на­правление его мыслей было практически невозможно. Она терялась. Поэт считал ее непостоянной, ветреной, он час­то сам не мог дать себе отчета, как же он к ней относится. Это выразилось и в его стихотворениях, большая часть которых имеет автобиографический характер.
В порыве ревности и обиды Лермонтов писал:


Я не унижусь пред тобою:
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою,
Знай, мы чужие с этих пор.


И проходило совсем немного времени, как из-под его пера появлялись строки, в которых он просил прощения у любимой:


О, вымоли ее прощенье.
Пади, пади, к ее ногам.
Не то – ты приготовишь сам.
Свой ад, отвергнув, примиренье.


Сильная привязанность все-таки переросла в настоя­щее чувство – взрослое и цельное, которое Лермонтов наконец-то смог распознать в своем сердце. Но это случи­лось немного позже. Когда поэт узнал... о замужестве Вареньки.
В 1832 году Лермонтов, покинув Московский универси­тет, уехал в Петербург. С поступлением в местный универ­ситет у него не сложилось, и отчаянный Михаил пошел по военной стезе, стал гусаром. Он познал все радости столич­ной жизни. И любовь к Вареньке, кажется, отступила на вто­рой план: были новые друзья, было много развлечений (и возможно, увлечений – Лермонтов всегда был увлекающейся натурой). Кроме того, бурная литературная деятельность и пришедшая известность не оставляли времени для сенти­ментальных воспоминаний. Хотя говорят, что женский про­филь, который поэт часто рисовал в своих юнкерских тетрадях, отчаянно напоминал Варенькин портрет. Кроме того, в письмах к Марии Лопухиной он неизменно интересовался судьбой ее сестры. Мария Александровна писала, что Ва­ренька бережет себя «от всяких искушений»...
Лермонтов сберечь себя от искушений не смог. В де­кабре 1834 года он страстно увлекся Екатериной Сушко­вой, с которой был знаком и ранее. Но в тот месяц он ей просто не давал проходу, навещал дома, танцевал с ней на балах. В конце концов Сушкова призналась ему в люб­ви – и это был отчаянный поступок, уронивший ее честь в глазах светского общества.


Вихрь столичной жизни закрутил и поглотил Лермон­това. И тут как гром среди ясного неба – известие о заму­жестве Вареньки Лопухиной.
Вполне возможно, что она узнала об истории с Сушковой и это стало последней кап­лей (его холодность и долгое молчание она уже как-то при­выкла выносить)... Сочтя ее предательницей, Лермонтов разочаровался в женской любви и в гневе написал Сушко­вой анонимное письмо, которое привело к разрыву... А мо­жет быть, причиной такого поступка был и не гнев, а вспых­нувшая с новой силой давняя любовь...


В одно мгновение вдруг оказалось, что любовь к Ва­реньке жива, ревность и негодование распалили это чув­ство до предела. И в один миг Мишель вспомнил, что она – самый дорогой для него человек. После ошеломляющего известия о замужестве Варенька стала единственной влас­тительницей его израненного сердца. Лермонтов понял это всей душой, но понял, видимо, поздно.


И хотя он, казалось, почти не вспоминал о Лопухиной в Петербурге, его сердце принадлежало ей. Даже Аким Шан-Гирей не раз упрекал Михаила в холодности по от­ношению к милой девушке. Что уж говорить о самой Ва­реньке: она скорее всего подумала, что. Лермонтов совсем забыл ее в столице... И что ей было думать: он молчал, не оказывал знаков внимания, даже в разговоре с общими друзьями не передавал ей приветов... А тут еще красавица Сушкова...


Правда, Лермонтов писал как бы в свое оправдание, не надеясь, впрочем, на него:


У ног других не забывал
Я взор твоих очей;
Любя других, я лишь страдал
Любовью прежних дней...


Теперь он не сможет найти замену этому чувству, будет пытаться его заглушить, но все тщетно.


Итак, в 1835 году Лермонтов узнал о замужестве Ва­реньки. Ревности и негодованию поэта не было предела. Он тут же записал ее в изменницы и не упускал случая уколоть. Даже письма к друзьям полны язвительных заме­чаний по поводу замужества «m-elle Barbe».


Лермонтов привык скрывать свои чувства к Вареньке, но тут они, прорвав плотину, ринулись на поверхность. С него­дованием проснулась любовь и оказалась такой сильной, что затмила все на свете. Аким Шан-Гирей, которому довелось быть свидетелем этого любовного неистовства, рассказывает, как Лермонтов не находил себе места, он метался из сторо­ны в сторону, будто волк, загнанный в клетку.


На этот раз слух оправдался – Варенька Лопухина ста­да госпожой Бахметевой, супругой штабс-капитана Бахметева, человека значительно старше ее. Почему? Что за предательство? Возможно, настояли родные (ей к тому времени было уже больше двадцати лет – непозволитель­ная роскошь в те времена в таком возрасте сидеть в неве­стах, ожидая, когда у любимого поэта будет прилив хоро­шего настроения), возможно, девушка считала, что она совсем стала не нужна Мишелю (ее подвигла на то показ­ная холодность поэта).


Павел Висковатый рассказывает, что в тот злополучный год (год замужества Вареньки) она виделась с Лер­монтовым на рождественских праздниках, он приезжал в отпуск в Москву. Свидание было кратким, при муже – настоящая мука...


Да, Лермонтов какое-то время считал свою возлюблен­ную коварной, но еще более ненавидел он того, кто отнял у них возможное счастье – Бахметева. Поэт относил его к категории людей недалеких и посредственных. Такие, по его мнению, были не достойны Вареньки.
Во время ссылки на Кавказ Михаил Юрьевич пересмот­рел свое отношение к любимой. Вернувшись оттуда, по свидетельству очевидцев, он стал другим человеком. Это был зрелый мужчина, уже не тот неуравновешенный и взбалмошный мальчишка. И он вновь обнаружил, что лю­бовь жива. Она выдержала испытание временем и рассто­янием. Чувство стало спокойным и глубоким, он перестал обвинять любимую и любил ее просто за то, что она есть на земле. В своих стихотворениях он стал менее злобно отзываться о ней. Однако неприязнь к ее мужу так и не исчезла, а стала, наверное, еще крепче.


В 1840 году Лермонтов послал Вареньке один из ва­риантов «Демона». Подписывая конверт, он начертал «В.А.Б.», а потом в ярости резко перечеркнул инициал Б. и поставил близкое и знакомое почти с детства Л. (то есть Лопухина). Нет, он не хотел признавать права Бахметева на нее. Но ничего поделать не мог. «Но я другому отдана // И буду век ему верна», – это как раз о Вареньке.


Надо ли говорить, что Бахметев тоже очень не любил Лермонтова? О привязанности поэта к его жене знали многие. Кроме того, в «Герое нашего времени» и других произведениях Бахметев находил сходство некоторых пер­сонажей с собой, считал, что Лермонтов регулярно вы­ставлял его на посмешище. «Герой...» вообще выводил его из себя. В «Княжне Мери» Лермонтов показал своего злей­шего врага в образе мужа Веры – незначительного хромо­го старичка. Бахметев был взбешен.


За литературную месть возлюбленного пришлось по­платиться Вареньке. Муж запретил ей общаться с поэтом, да к тому же в приказном порядке «предложил» уничто­жить все его письма (и все остальное, что имело отноше­ние к Лермонтову, – а это также были рукописи, рисун­ки). Варенька все-таки успела во время отдыха на курорте передать часть этих милых сердцу вещей Александре Вере­щагиной, благодаря которой многое уцелело.


А вот репутацию Вареньки Михаил Лермонтов всегда берег. Он практически никогда не называл ее имени в сво­их произведениях, даже явно посвященных ей. В некото­рых произведениях он пытался «замаскировать» имя лю­бимой. Так, он переименовал свою героиню, которую сначала хотел назвать Варварой, в Веру – в драме «Два брата», неоконченном романе «Княгиня Лиговская» и в своем самом известном романе «Герой нашего времени». Более того, в последнем Лермонтов изменил и первона­чальный портрет героини: родинку над бровью он «пере­нес» на щеку. Свою возлюбленную Лермонтов видел крайне редко. Скорее всего, последняя их встреча состоялась в 1838 году. Тогда Варвара с мужем была проездом в Петербурге. Шан-Гирей был поражен переменой, произошедшей в ней: «Бледная, худая, и тени не было прежней Вареньки... только глаза сохранили свой блеск и были такие же ласковые, как и прежде». Как рассказывает Павел Висковатый, через некоторое время Лермонтову выпал случай увидеть дочь Варвары Атександровны. Этому событию он посвятил тро­гательное стихотворение «Ребенку»:


О грезах юности томим воспоминаньем,
С отрадой тайною и тайным содроганьем,
Прекрасное дитя, я на тебя смотрю,
О если б знала ты, как я тебя люблю!


В 1841 году он был убит на дуэли, так и не обретя счастья в любви. Варвара Александровна не смогла даже попрощаться с любимым – он упал замертво на далекой кавказской земле. И она не смогла закрыть навсегда его глаза – загадочные глаза, которые поражали многих портретистов. Когда его хо­ронили в Пятигорске, она находилась в далеком северном Петербурге, до которого еще не долетела эта печальная весть.


Варвара пережила мятежного поэта на десять лет. Для нее это были непростые годы. Узнав о его трагической смерти, она стала постепенно угасать, без всякой видимой на то причины, без всякой болезни. Просто ей незачем было жить. Как написал Шан-Гирей, «она... томилась долго и скончалась, говорят, покойно». (с)


...
Ну что ж, бывает и так. Очень жаль. Но были бы тогда у него ТАКИЕ стихи - никто не знает. И нужны бы они были, что важнее - наследие предкам или счастье живого человека.. У каждого свой ответ.ИМХО
Хорошего дня, народ.



Другие статьи в литературном дневнике: