Часть I. Мраморный демон
В Карраре, где вершины, как алтари
Где солнце ест следы дождей на скатах,
Жил Джованни. Молотом и шпунтом
Он вел беседы с мертвыми громадами.
Его резец, голодный и упрямый,
Искал в толще застывшей, неподвижной
Тот тайный жар, что дремлет в недрах камня,
Тот пульс, что бьется в глубине забвенья.
Не ангелов ваял он для соборов,
Не лик Мадонны, кроткий и усталый,
И не героя с римским мечом .
Его душа, как мотылек на свете,
Искала тьмы, чтобы узнать ответы.
Из глыбы мрамора, молочно-белой,
Что лунным светом стыла в мастерской,
Он вызвал Демона. Не злобу ада,
Не чудище с клыками и хвостом,
Но дух изгнанья, вечной муки.
То был юноша с крыльями разбитыми,
С телом, что помнило объятья рая
И стыд земного паденья. Мускулы
Легкою дрожью по мрамору бежали,
Казалось, кровь струится по венам,
Но застыла, обращенная в камень.
В его лице — вся горечь мирозданья:
В глазах, где бездна отразилась звездной,
Таилась скорбь такого напряженья,
Что сам Микеланджело, пред твореньем,
Был бы смятен и полон отвращенья.
Рот, чуть приоткрыт, хранил молчанье века,
Но в уголках таилась усмешка,
Язвительная, как клинок кинжала.
И в пальцах рук, сомкнутых, но бессильных,
Сжималась тень желанья и порыва,
Схватить творца за горло иль за руку,
Что вызвала из небытия.
Джованни жил с ним, как с больным сыном.
Он утром входил, сметал пыль с ресниц его,
Подкрашивал тень под скулой агаром,
Чтоб боль была видней. Он говорил с ним,
О жизни, о вине, о вечных казнях.
«Ты — мысль моя, — шептал он, — ты — паденье
Моей души, что верить разучилась.
Ты — мой вопрос, застывший в крике, Богу,
Который не ответил». Статуя молчала,
И лишь эхо в мастерской сырой
Повторяло одиноким монологам.
Часть II. Оживление
Однажды ночью, когда тусклый месяц,
Как серп проклятий, в небе застревал,
И ветер выл, как песнь о брошенных,
Случилось чудо, ставшее проклятьем.
Джованни дремал, склонившись на подушки
Из пыльных эскизов. Пламя свечи
Плясало трепетный танец агонии,
И тени на стенах, как духи, мешались.
Вдруг — треск. Сухой, как кость, что ломают голод.
Он вздрогнул. Перед ним, в сияньи бледном,
Мерцала статуя. Но камень плоти
Был теплым, жил дышал, и грудь вздымалась
В такт ритму, неземному и печальному.
И пасть разжалась. Голос прозвучал.
Он не был ревом, скрежетом металла.
Он был подобен шелесту опавших
Листьев осенних, шепоту ручья,
Что под землей течет, не зная солнца.
Звук был так тих, что заглушал все бури.
«Привет, отец. Ты дал мне форму. Что же
Ты вложил в сердцевину? Чем наполнил
Сосуд мой белый? Болью? Или скукой?»
Джованни замер. Ужас ледяным
Ручьей потел меж лопаток. «Кто ты?»
— «Ты знаешь имя. Я — твое сомненье.
Ты высек их из камня. Я — тот голод,
Что мучит душу, сытую хлебом.
Я — мысль о бездне, что лежит за краем
Твоих холстов, твоих стихов, вершин твоих.
Ты призвал меня. Я здесь».
И скульптор, падая
В бездну безумья, или прозренья,
Спросил, дрожа: «Зачем? Зачем я создал Тебя?»
Часть III. Беседа о Творце и творенье
Демон усмехнулся. Его уста
Изогнулись, как ядовитый лепесток.
«Ты создал меня, потому что пустота
Страшна творцу. Ты не мог вынести
Молчания вселенной. Ты искал
Собеседника в своем отчаяньи.
Ты думал, Бог тебя не слышит? Может,
Он просто ждет, пока ты сам поймешь,
Что ты и есть Он? В малой, жалкой капле.
Ты — Бог, что создал Демона. Скажи же,
Каков мой грех? В чем казнь моя, создатель?»
«Ты — падший дух. Ты против воли Божьей…»
— «Чьей воли? Твоей? Ты мне дал крылья
И приковал к земле. Ты влил в мой разум
Память о небе, что я не знал.
Ты создал жажду и отравил источник.
Мой грех — в тебе. Я лишь твое отраженье.
Ты верил, что творец благ и всесилен?
Взгляни на меня. Я — твое творенье.
Скажи, я благ? Иль я — свидетельство
Твоей жестокости, твоей ущербности?»
Джованни стиснул голову. «Нет. Ты — красота!
Ты — боль, созданная в прекрасную форму!
Ты — вызов Богу, смелый и отчаянный!»
— «Красота? — Демон рассмеялся горько. —
Ты назвал красотой застывший камень?
О, лицемер! Ты наслаждаешься
Страданием, что сам же и родил.
Ты, как тот Бог, на чью замену ты
Меня изваял. Он творит миры
И населяет их болью и смертью,
А после говорит: "Сие есть благо"».
Часть IV. Беседа о свободе и камне
«Я дал тебе свободу! Видишь — руки
Твои не скованы. Ты можешь двинуться!»
— «Свободу? — Демон поднял взор. В глазах
Играл адский пламень. —
Ты высек меня из породы вечной.
Моя душа — отполированный мрамор.
Моя судьба — стоять и быть предметом
Твоих философских игр. Ты дал мне жизнь,
Но жизнь какую? Осознанье плена
В твоем уме. Я не могу желать
Того, чего ты в тайне не желаешь.
Я не могу любить, кого ты сам
Не возлюбил в мечтах. Я — тень твоей воли.
Разве раб, знающий о цепях,
Свободней раба, что цепей не видит?
Ты сделал меня этим рабом-философом.
Я ненавижу тебя за этот дар».
«Сломай же меня! — вдруг воскликнул скульптор. —
Разбей свой образ! Будь свободен! Действуй!»
Демон медленно повернул голову. В его взгляде
Была бесконечная, вселенская усталость.
«Я не могу. В этом и есть главная пытка.
Ты наделил меня сознанием, но не волей.
Моя воля — это твоя воля. А ты
Не хочешь моего разрушенья. Ты любишь
Свое творение больше, чем ты любишь
Истину или меня. Ты хочешь слушать
Мои страдания, как музыку. Я — твоя песня.
И я не могу смолкнуть, пока ты жив».
Часть V. Беседа о любви и ненависти
Наступила тишина. Свеча догорала.
Джованни смотрел на свое творение
И видел впервые не статую, а существо.
Существо, которое он замуровал
В темницу формы, в темницу смысла.
«Я… я люблю тебя, — прошептал он с болью. —
Ты — часть меня. Самая больная, честная».
— «Любовь? — Демон вздохнул. — Странная любовь,
Что обрекает объект свой на муку
Осознания. Ты любишь не меня,
Ты любишь идею. Ты любишь борьбу,
Отчаянье, диалог. Но можешь ли ты
Принять меня без этих разговоров?
Просто как есть? Как брата по несчастью?
Как ровню? Или твоя любовь требует
Моего вечного превосходства в страданьи
И твоего вечного превосходства в вине?»
Джованни не нашел, что ответить. Любовь
Оказалась еще одной цепью,
Еще одним инструментом пытки.
«Я ненавижу тебя, — сказал Демон без злобы. —
Но и эта ненависть — твоя. Ты ненавидишь
В себе то, что воплотил во мне.
Мы связаны пуповиной из мрамора
И ненависти, что похожа на любовь.
Мы — одно целое, создатель и тварь.
И нет спасенья мне без гибели твоей».
Часть VI. Рассвет
В окно пробилась первая полоска рассвета,
Бледная, как надежда на прощенье.
Лучи коснулись груди Демона.
«Прощай, отец. Наступает твое время.
Время иллюзий, форм и суеты.
Мое время — ночь. Когда ты одинок
И мысли твои обретают голос.
Я возвращаюсь в ту безмолвную субстанцию,
Что ты назвал моим телом. Но знай:
Каждый удар твоего резца отныне
Будь откликом на наши разговоры.
Каждая статуя, что ты создашь, будет нести
Частицу этого диалога. Ты больше не творец.
Ты — собеседник Тьмы. И это твой крест».
И камень начал медленно холодать.
Жизнь, дрожь, тепло уходили из формы.
Свет заливал мастерскую, безжалостный, ясный.
Он разоблачал тайну, делая ее просто
Искусством. Прекрасным и мертвым.
И вот он снова стоял. Мраморный демон.
С тем же страдальческим взором, с той же усмешкой.
Но Джованни видел теперь в этих глазах
Не вымысел, не аллегорию, а знание.
Знание о себе.
Он подошел, протянул руку,
Коснулся холодной груди. Не молился.
Не проклинал. Он просто стоял.
Два изгнанника: один — из рая, которым
Был неведомый Бог, другой — из рая,
Которым было неведение.
И в тишине утра, полной обычных звуков,
Скульптор услышал внутри тихий голос,
Свой собственный, но ставший чужим:
«Ты создал Демона. Теперь живи с ним.
Или стань им».
И он понял, что статуя
Никогда не оживала. Это он,
Джованни, на миг стал камнем, чтобы
Услышать правду, что жила в его сердце!