Каждый пятый четверг вереницы слепых
По дороге бредут заунывно и важно,
А над ними над всеми божественный лик,
Их Мессии с бельмом, со зрачками, как чашки.
Они верят наивно, что речи молитв
Встать помогут с колен, отведут все невзгоды,
Что кадила попов — это лезвия бритв,
Словно зонт от дождя, от каприза погоды.
Одиночество их, темнота, словно дзот,
Только мне не дано в тишине раствориться,
Чтоб уйти от несчастий, от бед и забот,
И опору найти, и перо Синей птицы.
В белокаменных градах елей и латынь
В разъяснениях сложных на каждом листочке,
Как пророки выходят на свет из пустынь,
Оставляя следы, словно жирные точки.
Жаль, что мне ненавистен их гул и язык,
Я в латинских словах вижу черные метки,
Слышу ропот столетий и сдавленный крик,
И мерещатся мне для невольников клетки.
Как же мудро звучат ксендзов старых слова,
Вольнодумцев сжигать им ничуть не постыдно,
Они могут считать и сказать "два плюс два",
На латыни вещать о делах благовидных.
Я неверье свое постараюсь сберечь,
Сушь души, как дыра, словно рана сквозная
И в латыни глупцов — тошнотворная желчь,
Что течет с языка, как водица святая.
В яром жаре костра отразится лицо,
Сколько слов, синих птиц, здесь безвестно ослепло,
Я давно перестала считать мертвецов,
Поклоняться птенцам, восстающим из пепла.