Интерлюдия в миттельшпиле

Юрий Сергеевич Гордеев
В пространстве, где доска — что сколок бытия,
и чёрно-белый мир не терпит полумер,
где каждая фигура — часть меня,
а каждый ход — судьбы слепой пример.
Здесь пешки, падая, кричат беззвучно "зыбь",
и конь, как мысль, летит наискосок.
И ты стоишь напротив, как изгиб
моей тоски, как будущности пролог.

Твой выбор сделан. Взглядом, не рукой,
ты ставишь шах, и мат не за горами.
И я, лишённый воли и покоя,
мечусь по клеткам, пойманный ферзями.
Любовь — эндшпиль, где проигран дебют,
где жертвуешь собой не ради славы,
но ради той, чей молчаливый суд
страшнее всех законов и уставов.

И музыка рождается из пауз,
из тишины меж ходом и ответом,
где Моцарт, обратившийся бы в Штраус,
рыдал бы над потерянным сонетом.
Она звучит в движении руки,
в касании холодного фарфора,
в предсмертном танце пешки у реки,
в молчании пустого коридора.
Так, в геометрии любви и пораженья,
где женщина — причина и исход,
рождается мелодия забвенья,
последний, самый правильный аккорд.