124
If my dear love were but the child of state,
It might for Fortune's bastard be unfathered,
As subject to Time's love, or to Time's hate,
Weeds among weeds, or flowers with flowers gathered.
No, it was builded far from accident;
It suffers not in smiling pomp, nor falls
Under the blow of thrall d discontent,
Whereto th'inviting time our fashion calls;
It fears not Policy, that heretic,
Which works on leases of short-numb'red hours,
But all alone stands hugely politic,
That it nor grows with heat, nor drowns with show'rs.
To this I witness call the fools of time,
Which die for goodness, who have lived for crime.
Если бы моя драгоценная любовь была рождена положением в свете,
она могла бы, как незаконный ребенок Фортуны, быть лишенной отца,
будучи подвластна любви Времени или ненависти Времени, -
сорняк среди сорняков или цветок, который собирают вместе с другими цветами*.
Нет, она была основана отнюдь не на случайности;
на нее не влияет ликующая пышность, она не падает
под ударами порабощающей опалы,
к чему нас влечет время.
Она не боится Политики, этой еретички,
действующей на потребу кратких часов,
но живет одна, своей великой политикой,
так что не растет от тепла и не затопляется ливнями.
В свидетели этого я призываю шутов Времени,
которые умирают во имя добра, а жили во имя преступления.
---------
* Сонет 124 - один из самых "темных", трудных для истолкования.
По мнению комментаторов, он, возможно, содержит намеки на внешние,
в том числе политические обстоятельства, впрочем, совершенно неясные.
Первый катрен можно понять в таком смысле: поэт заявляет, что его любовь
к Другу не обусловлена высоким положением последнего и поэтому
не зависит от превратностей судьбы и Времени.
++
Когда б любовь рождал дворянский статус,
Она бастардом стала у Фортуны,
Игрушкой Времени, чей ненадёжен парус,
Иль сорняком, чья жизнь пропала втуне.
Но нет, она возникла не случайно,
И пышности парадной не подвластна,
Не царствует над ней гонений сталь, но
Вне времени она всегда прекрасна.
Ей не страшна политиканов ересь,
Временщикам служить она не хочет,
Она в себе свою ваяет прелесть,
Вне благоденствий всяких и пророчеств.
Тому свидетели – шуты Времён, что жили
И, умирая, нас любить учили.
++