Проснулся он с ноющей болью где-то в груди и подступающей к горлу лёгкой тошнотой. Сон врезался в память с кинематографической яркостью. Чувство утраты было таким сильным и горьким, словно он действительно потерял кого-то. Только не может вспомнить – кого. И это было странно, обычно сны ускользали от него, оставляя лишь смутное ощущение радости, грусти или тревоги.
Он сонно заморгал и Рэйн, растянувшийся рядом, тотчас поднял голову, открыл жёлтые глаза и уставился на него не мигая. Они смотрели друг на друга ещё пару минут, пока полосатое чудище, лениво потянувшись, не спрыгнуло на пол. Подойдя к двери, Рэйн сел, продолжая гипнотизировать его взглядом, и он вспомнил, что Остров уехал рано утром из-за срочного звонка, а значит главный по кошачьим лакомствам сегодня он. Вздохнув, он поднялся, и босиком прошёл на кухню.
Рэйн, уже сидя возле пустой миски, комментировал его медлительность глухим ворчанием. Насыпав коту корм в миску, он отправился в душ. Горячая вода окончательно смыла остатки сна, вместе со странным и щемящим чувством потери. Вернувшись на кухню, он включил кофемашину, и под ритмичное урчание и запах свежего эспрессо, достал из холодильника, завёрнутую в промасленный пергамент, буженину. Рэйн, услышав шелест, мгновенно забыл про свой корм. Запрыгнув на стул, поближе к аппетитному запаху, кот издавал самые печальные звуки, сопровождая их жалостливым взглядом.
- Вымогатель, - буркнул он, отрезая коту толстый, бледно-розовый посередине, ломоть.
Налив кофе, он подошёл к окну. И вдруг, глядя на залив, слушая урчание Рейна и привычный шум города за окном, почувствовал что-то похожее на благоговение, смешанное с облегчением и стыдом. Да, Остров был его любимым и надёжным якорем, но иногда и якорь может тянуть на дно. Представив прохладу воды, в которой можно раствориться без остатка,он вспомнил, что давно не был в бассейне, и тело ответило приятным предвкушением. Телефон завибрировал, номер был ему незнаком. Неожиданно сам для себя, он ответил.
- Ты как ? Жив ? - знакомый женский голос звучал взволнованно.
- Жив, - он прислонился к столешнице, наблюдая, как Рейн пьёт воду.
- Почему ты мне ни разу не позвонил ? Как продвигается создание колоды ? - в голосе гадалки слышалось неподдельное участие.
- Подвигается, - ответил он, не вдаваясь в подробности.
- И ? Ты придумал название ? - теперь в её голосе звучало любопытство.
- Да. Дом Дураков.
Гадалка замолчала, он слышал тихое дыхание в трубке, видя, как наяву, её, сидящую на кровати в домашнем атласном платье, лямки которого так и норовят сбежать с плеч.
- Странное название для колоды предсказаний. Почему именно Дураков ? Потому что в конце всё достаётся Дураку ?
- Потому что всё - не то, чем кажется. - сейчас ему не хотелось пускаться в пространные объяснения.
- Глуп не тот, кто глупость совершил, а кто совершив, не скрыл, - явно цитируя какого-то философа заметила гадалка. – Интересно, что у тебя получится. Не может быть быстрым то, что должно стать вечным. Ты смотри, не застрянь в своей дурацкой вселенной. Покажешь мне что получилось после Водоворота?
Они поговорили ещё несколько минут о пустяках, о городе, о погоде. И после этого разговора у него осталось приятное, тёплое послевкусие, как от хорошего горячего чая. Внезапно в нём проснулось желание просто пройтись по любимым улицам, заглянуть в кафе, где обслуживала посетителей молодая девушка. Бледно–голубые распущенные волосы делали её похожей на ундину. Бассейн подождёт. Он наскоро оделся – старые джинсы, свитер, куртка – и вышел в утро.
Золотая осень почти перешагнула свой пик, но город пока не погрузился в зимнюю спячку. Он сел в машину, приоткрыл окно, и поехал не включая навигатор. Медленно, вдыхая знакомые запахи, выхватывая взглядом вывески, силуэты церквей, фасады ганзейских домов с окнами-бойницами, горожан, отражения в витринах. Любимый город. Не туристический, парадный, а аутентичный, с потёртой брусчаткой, кривыми улочками, где каждый угол был частью чьей-то личной истории. Его вдруг накрыло ощущение счастья, простого и ясного, как этот солнечный день. Счастья быть, дышать, видеть всё это, ехать и чувствовать, как внутри из маленькой искры снова разгорается ласковый согревающий костёр. Не ярость или одержимость, а радостный интерес ко всему, что происходит вокруг.
Желание смешивать краски, водить кистью, чувствовать её сопротивление холсту заставило его свернуть в знакомый переулок. Он проехал мимо кирпичного квартала, где стены старых фабричных зданий были расписаны граффити, а в бывших цехах и складах обосновались галереи, дизайн-студии и театры. Улыбнулся как старым знакомым, уличным музыкантам, разбирающим на брусчатке инструменты после репетиционного джема.
Парковка нашлась в одном из переулков, не очень далеко от магазина. Втиснув автомобиль между высоким бордюром и блестящим внедорожником, он порадовался этой маленькой победе – найти свободное парковочное место в Старом городе было непросто. Выйдя из машины, он пошёл дальше пешком, любуясь шпилем церкви Святого Олафа, острым и безжалостным, словно стрела, выпущенная из лука прошлого. Или каменный гвоздь, вбитый в бледное осеннее небо, и удерживающий его от падения на город. Пока не остановился возле дома, выкрашенного в бледно-розовый цвет, такого же сдержанного и основательного, как всё на этой улице. За окном первого этажа угадывались стеллажи с тюбиками, папками для бумаги и деревянными мольбертами.
Внезапно он ощутил священный трепет, точно магазин был храмом, где останавливается время, а благовония пахнут деревом, льняным маслом и терпением. Здесь продавали не просто краски и холсты. Здесь продавали надежду на то, что девственно чистая белизна холста когда-нибудь может стать гениальным творением.
кадр назад:
http://stihi.ru/2025/09/14/7633