Она сидела на стуле.
Ситцевое платье в горошек, тёмные волосы уложены волосок к волоску. Словно она собралась на встречу или подготовилась к чему-то важному.
Слёзы катились по её щекам, точно бисер с порванной нитки, сверкая на солнце. Беззвучно. Потому что она уже давно научилась плакать так, чтобы никто не слышал.
Он хотел подойти, обнять её, утешить, но не решался сделать шаг.
Расплывшийся на предплечье синяк саднил.
– Мама ? – голос его дрожал,
Она не отвечала. Солнце освещало её профиль, мокрый от слёз.
От жалости и собственного бессилия у него сжималось сердце и кулаки. Он чувствовал слабую боль там, где остались синяки и невыносимую – где ныло чувство стыда.
Стыда и вины. Потому что это была целиком и полностью его вина.
Он попытался подавить всхлип. От этого стало ещё более стыдно. Ведь он уже большой. Пытаясь сдержать слёзы, он всхлипывал всё громче и громче. Пока не начал рыдать навзрыд.
От собственного плача он проснулся. С щеками и подушкой, мокрыми от слёз, в горле стоял ком.
Он лежал совершенно голый, простыни сбились в комок у ног. Свет пробивался сквозь шторы, оставляя на полу длинные полосы.
Голова гудела, но была пуста, как вычищенная скорлупа грецкого ореха.
Последнее, что он помнил – это светящийся бассейн, бледные лица близнецов–альбиносов с холодными глазами, голубоватый напиток в бокалах. А потом.. девственно чистый холст.
Он попытался сесть и комната качнулась, как палуба во время шторма. Пришлось схватиться за край кровати, чтобы не рухнуть обратно. Во рту пересохло так, будто он неделю блуждал по пустыне Сахара. Горло горело.
На полу валялась полупустая бутылка минералки. Он наклонился, схватил её и, открутив дрожащими руками крышку, буквально впился в горлышко. Холодная вода хлынула в рот.
Он пил жадно, не обращая внимания но то, как стекая по подбородку, вода капала ему на грудь.
Когда бутылка опустела, он заметил лист бумаги, лежащий рядом. Взял его в руки, разглядывая рисунок.
В центре листа закручивался водоворот. Он был изображён густыми, нервными штрихами, будто его рисовали в спешке или трансе.
В воронке водоворота вспыхивали и гасли крошечные планеты, словно искры. А над ним, раскинув руки, склонился мужчина.
Тёмные волосы до плеч развевались, будто от невидимого ветра.
Он всмотрелся в лицо, которое показалось ему смутно знакомым. Пока не понял, что это он сам.
Внизу, под рисунком, печатными буквами и незнакомым почерком было выведено: "Водоворот".
Первая карта.
Он провел пальцем по бумаге. Она была сухой. Рядом ни карандашей, ни кистей – ничего, что могло бы объяснить, откуда взялся этот рисунок.
Хотя стиль рисунка, безусловно, принадлежал ему. Он не помнил, чтобы рисовал его. Не помнил, как вообще оказался дома.
Зато память услужливо подсунула последнюю встречу с гадалкой и её слова:
"Отдашь мне первое, что увидишь дома. То, о чём сейчас ещё не знаешь."
Он сжал лист в руке, чувствуя себя в гостях у сказки. Что это? Как?
Где-то в глубине сознания шевельнулось смутное воспоминание – волосы-водоросли, длинные белые ноги обвивающие его бёдра, вспенивающаяся вода – и тут же пропало.
Обнаружив рядом на кровати телефон, он смахнул с экрана все уведомления о пропущенных звонках, сообщениях, и нашёл контакт гадалки.
В трубке послышались гудки. После шестого гудка, её сонный голос ответил:
– Да, мой хороший.
От такого ласкового обращения он на минуту замешкался, пытаясь собрать мысли в кучу и вспомнить, откуда ему в карму прилетел этот бонус.
– Нужно поговорить, – выдавил, чувствуя, как пальцы непроизвольно сжимают лист с рисунком. – Это важно.
– Всё важно, – было слышно как она зевнула. – Но у меня сегодня выходной.
– Я могу заплатить, – он тут же пожалел о сказанном. Это прозвучало грубо, даже если было правдой.
Она рассмеялась.
– Деньги меня не интересуют. Но если тебе так не терпится..– он услышал шорох, будто она переворачивается в постели. –Подъезжай в "Гатто Неро". Часика через два.
– В кафе? – он не ожидал такого поворота.
– Да. Накормишь меня обедом, раз ты такой богатенький Буратино.
Она положила трубку, не дав ему договорить.
Он замер, глядя на рисунок. Водоворот будто пульсировал в такт его головной боли.
Гатто Неро. Чёрный кот. Он знал это место. Маленькое кафе с витражами в виде кошачьих глаз на окнах. Туда любили ходить всякие эзотерики.
Он решил приехать пораньше, чтобы успеть осмотреться, занять место получше и прийти в себя.
Он встал, шатаясь, и потянулся к шкафу. Вчерашняя одежда пахла хлоркой и чем-то чужим. Он сгрёб её и, забросив в стиральную машинку, включил режим интенсивной стирки.
Голова всё ещё гудела, но холодный душ и таблетка аспирина немного прояснили сознание.
Одевался он на автомате – мягкие хлопковые штаны, чёрная футболка. Всё просто, без лишних деталей.
Перед зеркалом мельком взглянул на своё отражение: тёмные круги под глазами, бледная кожа, следы зубов на плече.
– Ладно, – прошептал, сунув рисунок в карман. – Поехали.
http://stihi.ru/2025/07/26/19