* * *
Белый (чуть серый) в редких яблоках. Его все боялись.
Никого, кроме конюха и мамы, к себе не подпускал. На
маме был брезентовый зелёный костюм. Брюки и куртка.
На ногах брезентовые же сапоги. Я иногда подходила к нему
поближе. Он начинал двигать ногами, ушами. Мама гладила
его по шее, но близко подходить мне не разрешала. Какой
был красавец. Мама ездила на нём на лесосеки. Какая красивая
была у меня мама на этом красивом коне. Конь ей был нужен,
чтобы ездить по делянкам, которые были очень далеко.
Недалеко от центра леспромхоза (посёлок, где мы жили, и все
там жили) постоянно стоял табор цыган. Они очень мёрзли
и голодали. Женщины приходили в контору к директору, к
маме приходили, часто (я сама была этому свидетельницей)
приходили с детьми. Просили хоть чего-нибудь поесть. А что
им могли дать! Каждая крошка, каждый кусочек были на
учёте. Леспромхоз ведь для фронта давал мясо и картошку.
Но бедным цыганам могли помочь лишь тем, что иногда
давали талон в столовую, где им наливали супу или давали
каши немножко.
В леспромхозе мы жили чуть больше года. Затем маму перевели в
трест «Двинолес» в Архангельске. Она работала в производственном
отделе. А жили мы у маминой подруги, которая была директором
Архангельского фильмофонда. Жили мы в доме на Поморской.
Большой такой дом, кирпичный, с каким-то тёмным двором.
В том же здании был тогда ювелирный магазин с выходом
на проспект Павлина Виноградова. Мама работала, подруга
работала, дочь подруги училась в седьмом классе, а я сидела
дома одна. У них была однокомнатная квартира с большой
комнатой, кухней и туалетом. Мне так не нравилось сидеть
одной дома, но приходилось. Когда Ляля приходила из школы,
она отпускала меня гулять. И только во дворе. Однажды я
вышла из двора и пошла по Павлиновке. Думала, быстро
найду дом, но затерялась. Ребёнок, живший до того только
в лесу, растерялся среди улицы в городе. Принялась реветь,
подошёл милиционер и увёл меня в детское отделение милиции.
Вскоре нашли маму и она пришла за мной. Я же заявила, что
тут хорошо, много игрушек, и домой к Ляльке не хочу. Ляля
не любила меня, я ей мешала. Вскоре нам дали комнату на
Петроградском проспекте, в трёхэтажном доме на третьем
этаже. Третий этаж был получердачным помещением, и под
окном была крыша, на которую я любила выходить.
Соседи сказали маме, что хожу по покатой крыше. Мама
нахлопала меня полотенцем и велела не ходить. Несколько
дней я не ходила. Пришлось маме просить другую комнату.
Нам дали комнату в соседнем доме на втором этаже, где я
жила до 1961 года, а мама – до 1971 года.
(второй от Урицкого дом по чётной стороне Ленинградского).
Папка 18 - 197
переход в начало дневника: http://stihi.ru/2025/06/11/571
тут ещё есть:
это последняя страничка Ритиной тетрадки в клеточку.