Пустыня
Иногда нам нужны приключенья.
Было б скучно без этого жить.
Ведь они нам дают впечатленья
И возможность их вместе делить.
Жизнь пуста, если нет приключений,
Если нечего вспомнить потом.
Ведь потом не имеет значенья,
Был ли ты хоть бы раз смельчаком.
И что толку придумывать речи,
Объяснять неразумный подход.
Если мысль улетает далече,
Нужно делать решительный ход.
Я едва не упал в удивленьи,
Всей душой умиляясь тобой,
О твоем услыхав предложеньи,
И ему не могу дать отбой.
Потому что ты выглядишь классно,
Встретив мой вопрошающий взгляд.
Но твоё предложенье опасно,
И сомненья меня тяготят.
Говоришь: квадроциклы, сафари?
Бедуинский посёлок в песках?
Я с тобою всегда солидарен,
Но не стоит решать впопыхах.
Завтра мы разберёмся на месте.
Если хочешь, поедем туда.
Только чур, обязательно вместе.
Я с тобою вдвоём хоть куда.
-------
Ранним утром в безлюдной пустыне
Солнце плавно встаёт над землёй
Как янтарь, раскаленный в рубине,
Ободрённое пышной зарёй.
В небе месяц. Пока что ночная
Не ушла молчаливая тень
И, под гнётом лучей увядая,
Возвещает насыщенный день.
До восхода остались минуты.
Уже пламенный солнечный диск
Разрушает последние путы
Мириадой светящихся брызг.
Ну а мы тихо дремлем в отеле
И, от света глаза приоткрыв,
Ещё нежимся в царской постели,
О вчерашнем пока позабыв…
Беззаботная лёгкая радость
Разогнала растаявший сон,
Пробудив не увядшую младость,
И прогнала сонливости вон.
И я вновь обнаружил воочью
Тот же блеск в кареглазых очах,
Что светился прошедшею ночью
При мерцающих лунных лучах.
Людям дарится лёгкое счастье,
Неизвестно за что, почему?
Сразу полностью или отчасти —
Не понять до сих пор никому.
Кто-то счастлив пришедшею страстью.
Мне ж милее всего лишь одно
Долговечное светлое счастье,
Если прочее в нём сведено.
-------
Мы встаём и готовимся ехать,
Поправляем чехол на софе.
Рюкзачок собираем без спеха
И идём поскорее в кафе.
Ранний завтрак представлен не худо:
Сортименты на шведском столе.
Выбираем горячее блюдо
И классический кофе с желе.
Подкрепились. Скорей на стоянку.
У ворот поджидает таксист,
В неглиже, опершись на баранку.
Показалось, что авантюрист.
(Он как истый арабский водитель
Установленных правил не знал
И водил свой пикап по наитью,
Был отчаян и даже удал.)
Удивляюсь я этим таксистам.
Ведь средь них ровно каждый второй
Мнит себя первоклассным раллистом
Как бывалый киношный герой. *
Чрез минуту мы тронулись с места.
Полчаса залихватской езды
Пролетели как музыка престо,
А Аллах отвратил от беды.
Всё прошло как феерия в сказке
Поворот, ускоренье, занос,
Быстрый ход, содрогание в тряске,
Продвиженье вдоль встречных полос…
Нет проблем для такого вожденья.
Есть помеха — дави на клаксон.
В тесноте не бывает движенья.
Слишком медленный ход — моветон.
Лёгкий дрифт, разворот, завершенье,
Остановка — последний экстрим.
И у нас будет вновь развлеченье.
Мы ему целый день посвятим.
— Дай-ка руку, Саид, на прощанье.
За езду ты достоин гран-при.
И спасибо тебе за катанье,
Ты был крут как Сами Самери.
-------
На стоянке царит оживленье.
Мы проходим вперед наугад
И, от шефа приняв предложенье,
Подбираем себе агрегат.
Квадроцикл — нехитрая тачка:
Кнопка стартера, тормоз и газ.
Новичка научить не задачка,
Если он не дурашлив на глаз.
Вроде так, но в дебютном сафари
При езде вероятен сюрприз.
Если вы, может быть, не в ударе
Иль неопытный автотурист.
Хоть потоп! Нас зовут на разминку.
Там дают небольшой инструктаж,
И мы вместе как две половинки
Образуем один экипаж.
Трубный гонг, суетня, построенье
И сигнал отправления в путь.
Плавный старт, шум колёс и движенье
В пылевую пустынную жуть.
Это круто! Мы мчим в серпантине
По ухабам в набитом песке
Между дюн в Аравийской пустыне
Как по рваной стиральной доске.
Раскалённый напористый ветер
Лезет в уши и вьётся в лицо.
А сквозь пыль в переливчатом свете
Вьёт лучи световое кольцо.
Жмём на газ — начинается тряска.
Наезжаем на россыпь камней.
Тачка прёт. Мы болтается в пляске,
И становится чуть веселей.
Квадроцикл покруче машины.
Он норовистый как жеребец,
Во всю прыть не бежит без причины,
Но крепыш и лихой удалец.
Отжимаем немного гашетку
И проходим бугры под углом.
Едем вправо и влево в ответку,
А потом на ухаб напролом.
— Крепче руки. Держись, кареглазка!
Перед нами крутой поворот.
Потерпи, эта дикая тряска
На пути уже скоро пройдёт.
Не спеша, тормозим на подходе,
Отпускаем легонечко газ.
Плавно угол срезаем в заходе,
И пускаем вперёд тарантас.
Ну, погнали! Пред нами прямая.
Звук мотора сгустился в басах
И на рёв перешёл, нарастая.
Ветер воет в горящих ушах.
На подножках ногами пружиня,
Мы поймали победный кураж
И в полглаза глазеем в пустыню —
Озираем окрестный пейзаж!
Мы такого нигде не видали:
Необъятное море песка,
Африканское небо в реале
Без единого в нём облачка.
По бокам гребневидные дюны,
Снизу груды лежачих камней.
— Нам нельзя уповать на фортуну,
Потому прижимайся тесней.
Стоп. Там, кажется, что-то случилось.
Кто-то юзом заехал в бархан.
«Сам не знаю, как так получилось»,
— говорит растерявшийся фан.
Повезло. Никаких повреждений.
Фан как будто бы цел-невредим:
Обошлось без шлепков и падений.
А за ляпсус его пощадим.
Многим тоже не чужды искусы
Поднажать, не смущаясь, на газ.
(Тормоза ведь придумали трусы,
И советы для них не указ).
Впрочем, что здесь глаголить об этом,
Потому как весь тутошний люд
Может нам объяснить с пиететом,
Что в пустыне нужнее верблюд.
Впрочем, вскоре мы встретимся с ними.
Пусть они нас с тобой просветят.
Мы тогда полюбуемся ими
И полакомим их верблюжат.
Подъезжаем, пред нами селенье:
Пять иль семь бедуинских шатров,
Тростниковый навес в отдаленьи,
Под навесом настил из ковров.
Чуть поодаль гуляют верблюды.
Невдали страусиный вольер.
(Я боюсь, этим страусам худо —
Их туда посадил изувер).
Подошли, не спеша, бедуины
В полотняных халатах Аба
Из белесой верблюжьей шерстины
И в рябых арафатках до лба.
Нас ведут за собой под навесы.
Мы садимся за столик в тени,
И они, изъявив политесы,
Преподносят свой чай без возни.
В этом теплом невзрачном напитке
Травяная душистая смесь.
Пригубляем при первой попытке,
А потом уже пьём его весь.
Он не терпкий, слегка ароматный.
В нём какой-то особенный вкус
С мимолётной горчиночкой, мятный.
Он целебен, и в том его плюс.
Привкус мяты напомнил мелиссу,
Вкус горчинки — мускатный шалфей.
«Там есть слабенький привкус аниса»,
— рядом с нами сказал корифей.
А ещё мы узнали впервые,
Чем полезен синайский хабак,
Как целебен их чай с мармарией
И как вреден кальянный табак.
Что ж, теперь, когда мы отдохнули
И набрались живительных сил,
Хорошо б покататься на муле
Или чтоб нас верблюд повозил?
Здесь, в деревне, верблюжье стадо.
Между прочим, они уже ждут.
Ну пошли. Волноваться не надо.
Здесь они никуда не уйдут.
Вон один симпатичный верблюдик
Безмятежно лежит на брюшке.
Презабавный скучающий чудик
С прибамбасами на ремешке.
Меж горбов шерстяная подушка,
А на ней бедуинский ковёр.
Сам как будто живая игрушка
И пока что ещё не матёр.
— Посмотри, он слегка встрепенулся,
Поглядел исподнизу на нас,
Не вставая с колен, повернулся,
Мотанул головой один раз.
Подойдём. Его можно погладить
По загривку немножко рукой
И по шее тихонечко сзади,
Раз уж он дружелюбный такой.
Ты понравилась, можешь садиться
Через спину ему на седло.
Только нужно назад отклониться.
Он встаёт с задних ног, как назло.
А иначе есть шанс кувырнуться.
Удержаться на нём тяжело.
А теперь нужно малость пригнуться.
Хорошо! Тебе с ним повезло.
Вот он встал и пошёл величаво,
Отмеряя верблюжьи шаги
Как по ленточке прямо и вправо,
Нарезая большие круги.
— Ты на нём мне даешь представленье,
Непредвиденное дефиле,
Приводя мои чувства в движенье,
Поднимая их вверх по шкале.
Я стою на виду чуть в сторонке
И с улыбкой гляжу на тебя.
В рыжеватой простой рубашонке,
Твою сумку в руках теребя.
После я позабавился тоже,
Но нет смысла об этом писать.
Пред тобой рисоваться негоже,
И к тому ж это скучно читать.
Лучше сразу пойдём в серпентарий,
Посмотреть на египетских змей
И иных, им тождественных тварей,
Наводящих испуг на людей.
Вот они, аравийские змеи:
Кобра, эфа, гадюка, гюрза!
«Здесь, в неволе живётся скучнее», —
Говорят их немые глаза.
То ли дело в безлюдной пустыне.
Можно взять и зарыться в песок,
Подремать, размориться в теплыне,
Затая неусыпный глазок.
Ну а если наступит угроза,
Или вдруг подкрадётся ловец,
Будет принята грозная поза
И вонзён ядовитый зубец.
А, бывает, невольно добыча
На засаду выходит сама,
И, незримо беду свою клича,
Отдаёт себя в пасть задарма.
Это грустно. Но что же тут скажешь?
Так устроен наш гибельный мир.
Тварям жить без еды не прикажешь.
Плоть зверей не питает эфир.
Лишь в неведомом Царствии Божьем
Помирится с ягнятами волк.
А аспид у младенца в подножье
Как котёнок свернётся в клубок.
И дитя в шаловливом порыве
Свою руку потянет к змее ,
Чтоб погладить, её осчастливя,
По её кружевной чешуе...
Смотрим дальше. Тут есть черепаха,
Пара ящерок, ёжик, варан.
А в вольере громадная птаха:
Этот страус — большой великан.
Сия особь солидного веса
В первозданной природной красе
Ходит по полю без интереса
По своей выпасной полосе.
Только вид не такой уж приглядный:
Сероватые перья копной,
Долговязый, худой и нескладный,
Длинноногий, кургузый, смурной.
У него есть метровые крылья.
Правда, он не умеет летать.
Но он может зато без усилья
От любого ловца убежать.
Видно так предписала природа,
Сотворив этих редкостных птиц
Африканского южного рода
Из больших страусиных яиц.
Нет у страусов красочных перьев
И напыщенных длинных хвостов.
Им не свойственно высокомерье.
Их девиз — жить без лишних понтов.
Так бывает, что облик обманчив
Незнакомого нам существа.
Только тот, кто красив и приманчив,
Не лишён иногда плутовства.
Завлекатель не прочь поживиться
И, когда расточает словца,
Ловко ластится к сердцу девицы.
В этом суть словопрений льстеца.
Вот и думайте, с кем вам сдружиться:
С тем, кто ярок, шутлив и речист
Или с тем, кто захочет открыться,
Хоть и сдержан, но мыслями чист.
Вот наш страус, отнюдь не красавец,
А простой безобидный добряк,
И в любви потому не лукавец.
Он приятен подругам и так.
У него есть, должно быть, милашка,
Дама сердца его иль жена.
У неё неплохая мордашка,
Правда, может, она не одна?
Но как леди и первая дама
Она держит соперниц в узде
И от них не потерпит бедлама
В страусином семейном гнезде.
Он её выбирает навеки,
Свою верность храня до конца,
Как не могут подчас человеки,
Допустившие скверну в сердца.
Но, однако ж, гляди, уже вечер…
Нам с тобой обещали концерт
Под конец этой памятной встречи
И арабский кальян на десерт.
Что ж, прощай, замечательный страус.
Мы тебя покидаем. Пока.
Не грусти и простимся без пауз.
Пусть тебя не терзает тоска.
-------
Всё о’кей. Начинается шоу —
Бедуинский прощальный концерт.
Всем привет, а кому-то Хеллоу!
Хлопчик в юбке кружит пируэт.
Вот он делает всякие пассы
То одной, то другою рукой
И ногою вперед выкрутасы.
Вдруг на сцену выходит другой…
И теперь оба хлопца кружатся,
Вертят юбки, вращаясь волчком,
Вот минут уже десять-пятнадцать.
Я б давно уже рухнул пластом.
А потом бедуинская дева
По ступенькам взошла на помост
И, качнув себя вправо и влево,
Ловко сбросила с пояса хвост.
Начался изумительный танец —
Зажигательный пляс живота.
На щеках показался румянец,
А на талии сплошь нагота.
Вдруг, внезапно спонтанная тряска.
Животок задрожал как желе.
Это, кажется, только завязка.
Яркий пурпур зардел на скуле.
Шаг назад, боковое вращенье,
Выброс вбок и качанье вверх-вниз,
Разворот, останов на мгновенье:
То ли танец, а то ли стриптиз.
Я бы мог превратить это в шутку,
Но меня затянула игра.
Потому я прервусь на минутку.
Не взыщите с меня, фраера.
Спору нет, он хорош, этот танец!
В расслабоне приятен и мил.
Обожает его иностранец,
И наш фэн его здесь полюбил.
Только я от него не в восторге.
Он меня не разит наповал.
Пусть его восхваляют физорги,
Ну а я воздержусь от похвал.
И тут нет никакого упрёка
Тем, кто занят игрой живота.
Но они, вам скажу без намёка,
Даме сердца моей не чета.
Впрочем, вот и конец представленья.
Нам пора возвращаться в отель.
Квадроциклы готовы к движенью.
На стоянке царит канитель.
Мы садимся теперь без разминки
И скорей отправляемся в путь.
Всем спасибо. И вам, бедуинки.
Мы у вас задержались чуть-чуть.
-------
Уже поздно. Вокруг нас пустыня
В скудном свете закатных лучей.
Небо гаснет, пески ощетиня,
Становясь на краю багряней.
Стали резче глубокие тени.
Дюны быстро теряют тепло.
Там зверушки проснулись от лени —
Время зноя уже истекло.
Ну а мы колесим по равнине.
Колошматим песок в колее,
На ухабах ногами пружиня,
Освежаясь в воздушной струе.
Квадроцикл стрекочет как бумер,
Катит медленно сам по себе.
Только что говорить в этом шуме?
И я шлю свои мысли тебе:
— Ты совсем на других не похожа.
Я так рад быть с тобой заодно!
И хочу, твою тайну умножа,
Проявить то, что свыше дано.
Нет, любовь мою создал не случай,
Не судьбы потаённая власть.
Это солнце взошло из-за тучи,
Чтобы в яму не смог я упасть.
Будь со мною, мой друг драгоценный.
Отворяй свой заветный ларец,
И я буду охотливый пленный
В светлом храме двух наших сердец.
-------
Вскоре мы полюбовно вернулись
В наш родной многозвёздный отель.
Отдохнули, поспали, проснулись,
Съели завтрак, молочный коктейль...
Оставалось ещё полнедели.
Мы неплохо и их провели:
Были в городе там, где хотели…
Срок пришёл, и те дни утекли.
-------
Это часть подошла к завершенью.
Нам пора совершить переход
И, придя к волевому решенью,
Переправиться в следующий год.
И я всех вас порадую вестью,
Что мы выбрали новую цель,
И поведаю с должною честью,
Что она средь российских земель.
Что с родных берегов восходящий
Благодатный Отечества дым, *
Наши души щемяще томящий,
Уже манит нас в солнечный Крым.
И пусть муза поёт неотрывно
На её потаённой струне.
Эта тяга отсель неразрывна
К милой сердцу своей стороне.
КОММЕНТАРИИ
… Как бывалый киношный герой. — Сами Насери (фр. Samy Naceri) — французский актёр берберского происхождения, известный по главной роли в популярном фильме «Такси» и его продолжениях, неоднократно подвергавшийся наказаниям за агрессивное вождение автомобилей.
… Благодатный Отечества дым — выражение навеяно стихотворением «Арфа» Г.Р. Державина а также словами из комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума», где в 7-м явлении действия I-го, Чацкий говорит:
«Когда ж постранствуешь, воротишься домой, —
И дым отечества нам сладок и приятен».
Продолжение в http://stihi.ru/2025/05/02/2477