Сидор Тракторыч спит в лопухах за клубом – летом там хорошо и нежарко.
По зиме же из рваных тулупов и шарфов вьёт гнездо в кочегарке –
В старой топке котла, как в нише, под разрушенной вьюгой трубой…
Там давно протекает худая крыша, горка шлака укрылась травой.
Сидор Тракторыч здесь уже лет как сорок: как хозяйка его умерла,
Перебрался в уездный город, а избушка пошла на дрова…
Сорок лет он уже без дома, и, разжившись картона куском,
Когда к горлу подкатит истома, пишет письма фамильным пером…
Он хранит его в старенькой торбе, вяжет шарф из крапивы и вечером ждёт лебедей,
Но пока прилетает лишь щипанный голубь, в мире нет этой птицы вредней.
Надуваясь от важности зобом – он на почте служил ямщиком –
Всё воркует с утробным прихлёбом, обещает доставить письмо…
Я, мол, помню пять сотен локаций, полечу прямо сразу с утра,
Жду открытия навигации… Да, конечно, он врёт, но такая у них уж игра.
Сидор Тракторыч знает – давно нет деревни, но упрямо выводит строку за строкой:
«Милый дедушка, я обращаюсь душевно, пишет бывший тебе Домовой…»
…В торбе ходики тикают в прошлое, шепчет с грустью берёзок листва,
Что в худой кочегарке заброшенной снова будет холодной зима.
А пока… А пока на дворе ещё лето, благодатно и под лопухом,
И завклубом мадам Виолетта ставит блюдечко с молоком…