Судьба сибиряка ч-2. повесть в 2-х частях

Владимир Авдеев 63
Часть 2.

ИСПЫТАНИЕ.

Время идёт, и жизнь продолжается,
Так же приходит заря.
Парень в неволе вынужден маяться,
Он теперь в лагерях.

Лагерь, барак, а куда было деться?
Как это всё пережить?
Пытки, побои, работа на немцев,
И никуда не уйти.

От работы люди стонали,
А Илья только зубы сжимал.
Много людей от неё умирали,
Он же как мог выживал.

В сорок пятом война на исходе,
Пахло тёплой весной.
Мысль о победе крепла в народе,
Всех согревая волной.

Смерти постылой Илья не давался,
Помнил родное село.
И ведь не зря за жизнь он цеплялся:
Освобожденье пришло.

Лагерь, в котором он находился,
Американцами освобождён.
В яме нашли, он едва шевелился,
Еле дышал и был истощён.

Нельзя было видеть его без тревоги,
Мог и не выжить этой весной.
Как и других узников многих,
Американцы забрали с собой.

Его подкормили, чуть подлечили,
Определили в санбат.
Так неожиданно шанс получил
Армии русский солдат.

Он подлечился и поселился
На чужой стороне.
К местному фермеру там приютился,
Стал работать вдвойне.

Жизнь по-маленьку ладиться стала,
Только живи и не ной.
Видно, судьба навеки связала
Парня с Америкой.

Через три года его вызывают
И задают вопрос.
Чем занимается, как поживает,
В новую жизнь как врос?

— Если ты жизнью своей доволен,
Хватит тут всем жилья.
— Нет, господа, поеду домой я,
Там у меня семья.

— Что тебе делать в этой России?
То ли дело у нас.
В Штатах свобода, Штаты — сила,
Равных нам нет сейчас.

Только вернёшься — тебя арестуют,
Там не твоя земля.
Коль повезёт, то ты уже будешь
Лишь на третьих ролях.

— За всё вам спасибо, но русскую душу
Вам никогда не понять,
Снятся берёзки. Родина лучше,
Хочется сына обнять.

Истосковался по милой сторонке
Здесь, на чужой земле.
Родина-мать мне шепчет негромко:
«Сынок, возвращайся ко мне».

Путь был нелёгок,
Встречались преграды,
Дорога совсем не прямой,
Но для Илюши стало наградой
Снова вернуться домой.

Наверное, дома всё изменилось,
И сын на встречу придёт.
А мама родная, которая снилась,
Уставшая, всё-таки ждёт.

Черёмуха шепчется с садом,
Стоит тёплый, солнечный день,
Воздух пропах ароматом яблонь,
И расцветает сирень.

Встал на пороге нежданный:
«Вот и вернулся домой!»
Брата увидев, охнула Анна:
— Жив...! Слава богу, живой!

Мы уж тебя всем селом схоронили.
Сколько пролили слёз...
Вот уж три года, а всё ж не забыли,
Холмик-то твой не зарос.

С фронта писали: «...Пал смертью храбрых»
Где-то лежишь в тишине...
— Знаешь...
А ты ведь посмертно представлен к награде...
Но в твою смерть не верилось мне.

— Где же мой сын и родная мама?
Пусть же сынок прибежит.
— Сын твой в армии служит.
— А мама?
— Мама в земле лежит...

Жизнь доживала она потихоньку,
Вовсе плохою была.
А как получили твою похоронку,
Весть пережить не смогла...

Она всё металась и звала
Тебя тихо, ночью во сне,
Я видела это, беззвучно шептала:
«Сынок, возвращайся ко мне».

А сын твой служит на дальнем востоке,
Пишет он: в службе береговой.
Вот будет радость, узнает в итоге,
Что ты вернулся живой.

Где мать схоронили, ему рассказали,
Её он ушёл навестить.
Крест невысокий нашёл глазами,
Припал и промолвил:
— Прости...

— Тебя, моя мама, нет мне дороже,
Может, не верно я жил?...
И на могилку цветов придорожных
Со скорбной слезой возложил.

Потом сестра истопила баню
И накрыла на стол,
Достала бутылку из погреба Аня.
Сосед с народом пришёл.

Подсели к столу, не счесть вопросов,
Илья о чём знал, отвечал.
Как трудно было, смерть рядом ходила,
Кого на войне повстречал...

Утром собрался ехать в управу,
В районе дело найти,
Восстановить театр по праву
Хотел. В сельсовет зайти.

Желал режиссёром, как прежде, работать,
Да только встретил отказ.
Стал не нужен театр народный,
Как нужен был в прошлый раз.

— Что же вы рубите под корень, гады,
Русской культуры зорю?!
Ну, а ответ был:
— «Культуры не надо,
Люди в застолье споют...»

Он разругался с местною властью,
Ну, немного вспылил,
Сам виноват был, конечно, отчасти,
Грубостей наговорил.

Плюнул на всё и пошёл комбайнёром,
Норму свою выполнял.
Честно трудился и этим гордился,
Метод труда перенял.

В местной бригаде его уважали,
Ставили всюду в пример.
Да и не раз премировали,
Работал на свой манер.

* * *
Ночь на дворе, спят все в посёлке,
Только собак в этот май
Слышен далёко в глуши одинокой,
Их на луну перелай.

Но спят не все, вдруг у порога
Властно и громко стучат.
— Кто там?
— Давай открывай, мы с дороги,
С обыском к вам, кричат.

Ты Шарапуто Илья Мартынович?
Со сна ничего не понять...
— Да, это я, а что случилось?
— В машину! Там всё объяснят!

Вскорости в Омск, в «Серый дом» доставили.
Его привезли на допрос.
Пред следаками затем поставили
И задали первый вопрос.

— С какою целью ты к нам приехал,
Кто к нам тебя подослал?
И он изложил им историю плена,
Как на духу рассказал.

Как попал он тогда в Америку,
Как три года там жил
И как вернулся с обратного берега,
Правду всю доложил.

— Значит, не хочешь сотрудничать с нами?!
Жизнь за кордоном забыть?!
Так мы признанье получим сами,
И его стали... бить.

Всё лицо в кровь, позвоночник сломали,
Пытка на два часа.
Так вот признанье они выбивали,
Но им нечего было сказать...

Ведь не поверили, не отступили,
Щедро страданье даря.
После допроса не отпустили,
Бросили в лагеря.

И понеслось. Километры этапа,
Степь вековая лежит,
И скидки нет, что он был солдатом,
А ныне теперь инвалид...

Его заставляют, как всех, работать,
И норму, как все, выполнять,
И лишь досаждают зимою морозы,
Да боль в спине не унять.

Двадцать пять лет пронеслось под стражей,
Жизнь тяжела в лагерях.
Трудностей много, привык к ним даже,
Жил ни на что не смотря.

Смирился Илья, стал мудр и спокоен.
Старые вскрыли дела.
Как оказалось, он не виновен:
Чья-то доноска была.

Позвали в управу и сразу сказали:
— Свободен, не станем держать,
Приказ уже вышел, наверное, слышал,
Что могут тебя оправдать?

Давай собирайся скорее в дорогу,
Тебя отпускают, иди...
На этом простились, и не извинились,
И даже не помогли...

Что стало с Ильёю, что было, то было,
Пришлось ему всё испытать.
Хотелось приткнуться, пока хватит силы,
Спокойно свой век доживать.

Приехал в «Дурбет» и там поселился,
Немного нажил своего,
Нашёл в себе силы и снова женился,
Вдову взял с детьми её.

* * *
Рано утром Илья на работе,
Мерно киянкой стучал.
Он чинил агрегат какой-то,
Втулку на вал надевал.

Вдруг прибежал в мастерскую мальчонка,
— Меня послали, сказали, ты тут.
— Деда Илья, — закричал он звонко,
— Сын твой приехал, тебя зовут.

Спешно домой, напрямик недалеко,
Минул он редкий лесок.
Вошёл и увидел парня высокого,
В синей форме морской.

Китель на плечах, пряжка медная,
Ленточки в якорях,
Парень высокий стоял в передней,
Статный и бравый моряк.

Словно подарок, данный судьбою,
Он пред Ильёю сейчас,
Анна сказала:
— Сын пред тобою,
Что же стоишь? Встречай!

— Я ж тебя, сына, маленьким помню.
Дай же скорее обнять,
Геночка! Миленький, он промолвил, —
Только смог и сказать...

Он никогда пред судьбой не пасует,
А тут не хватило сил,
И Илюша главу седую
Сыну на грудь уронил.

С глаз его брызнули горькие слёзы,
Неудержимый поток.
То, что копилось, засело занозой:
Плакало сердце его.

Слёзы от счастья, а не от горя,
Радостней чувства нет.
Шутка ль: до встречи с сыном прошло
Больше двадцати лет!

Сели за стол, накрытый Анной,
И за столом до зари.
Он говорил до утра, до самого,
Всё говорил, говорил...

* * *
Хоть жизнь и давала Илье уроки,
Экзамен держал не зря.
У жизни учился и с нею простился,
Обиду на власть не тая...

Что же сказать нам в конечном итоге?
Бурная жизнь в раскладе таком.
Прошёл наш Илья нелёгкой дорогой,
Ушёл молодым стариком.

Про жизнь рассказать осталось поэту,
И вспоминать в тишине.
Домик остался, и холмик где-то,
На нашей грешной земле...

Омск. 27.11.2011. 16:40.