Закаменела, отпрянула от границы
Спертого воздуха комнаты, стала Буддой
Желтого золота, переросла в габариты
Большие, вечные, постоянные груды,
Слишком устойчиво, определенно и грубо.
Знаю где что лежит, не копаюсь в полках,
Не опоздала ни разу, куда спешила.
В образе ничего не осталось от фолка,
Даже рога забрали, под ноль спилили,
Волосы вместо — коричневые, прямые.
Стала садовым тюльпаном, медведем гризли,
Из пространств выхожу с правой ноги,
Чтобы не оставаться в пространстве мысли,
Чтобы грибница стала ядерный гриб,
И стало чисто.
Я понимаю тебя у себя в руках,
Вижу отчетливо твой подбородок в плече
Краешком глаза, вспыхиваю на раз
И зацеловываю в ночном тупике.
К черту какие-то фары из космоса,
Заводь не-мыслей и слишком медленных магий;
Я просыпаюсь, чтобы коснуться волоса,
И на спине твоей вязать кружевами.
Уголки квартиры скучают без
Призраков, полтергейстов и единиц
Более транспорантных, нечетких лиц,
Тонких материй. Углы потеряли вес.
Только тебя здесь, только одну тебя
Краешком солнца затрагивает окно,
Я погожу чутка — и вновь целовать,
Чтобы ловец не рассыпал остатки снов.
Женщина-карма меня, наверное, любит,
Раз я могу слышать первое слово
Из твоих сонных губ. Каждое утро.
Из твоих красных губ. Каждое слово.
Ну его этих инфернальных историй,
Разграничение мира на мелкие фракции,
Чтобы что? Завтра мы едем на море:
По-настоящему мерзнуть и спотыкаться.
Перестирывать вещи, играть носами,
Плакать, чтобы выплакать все, что было,
На балконе отсиживаться часами,
Греться кофе в нашей простой квартире.
Засыпать с тобой и просыпаться
Целую вечность (жизнь) рассказывать сны,
Вить простое, мгновенное, пьяное счастье
С глаз твоих ворсинкой голубизны.