И снова ночь, пролившись через край,
плеснётся в комнату и яркий свет потушит.
И снова загостится до утра,
прильнув щекой к сиреневой подушке.
И снова за меня ей видеть сны,
в которых лета лакомый кусочек.
А мне под взглядом пристальной Луны
хлебать вино сентябрьских одиночеств.
А мне слова корябать на листе,
зачёркивать и выводить сначала.
Умаявшись заливисто свистеть,
вспугнувший тишину, остынет чайник.
А мне ловить осенний тихий вздох,
лакать туманов предрассветных влагу.
И будет знать один неспящий Бог
как порчу терпеливую бумагу.
Он, может быть, сумеет распознать
какой-то смысл в моих словесных стружках.
Задёрнута белёсой мглой Луна,
ночь на подушке спит, клубком свернувшись.