не пытайся убить в себе девяностые,
где отец – лихой "есаул на роздыхе",
приспособиться не сумевший к кооперативам,
на диване, что на поляне, лежит красиво.
там, где мама за крохи билась на грани срыва,
в тёмном храме "часы" читала негорделиво,
иногда вопрошала "боже, что хочешь ты?"
за него отвечала худышка "купи еды".
но, не едой единой, как говорится,
аванс и получка – битва аустерлица,
где узурпатор пьяненько ликовал,
утром светил финал, но читай – фингал.
страх – старичок дышащий в твой затылок,
страх – батальон полных солдат-бутылок
или пустых, что хуже. страх, как пила.
детство закончилось – бабушка умерла.
петь – это значит дышать. ты и пела, пела.
как-то душа не смогла уместиться в тело,
вышла, гуляла где-то, потом вернулась,
стала почти по размеру, нырнула в юность.
этот тоннель и стал для тебя связным –
между мирами бродила, путая явь и сны.
болелюбовь твой завязала жгут,
жгла семь столетий, читай – минут.
странен был каждый непарный шаг,
но оборвался пинками детёныша.
море нахлынуло, стало вторым домом,
лечит, ворчит ласково-невесомо,
словно по новой лепит, не слушая лепет твой,
мол, плавниками крути в тональности си-бемоль,
мол, подождут сети, акулы найдут других,
рыбка моя серебряная рахиль.