Над кондитерской Вольфа восходит звезда Каллипига.
Петербургские звёзды всегда холодны и печальны.
Пригибаясь к земле, архитектор идёт Шнейдер-Штукин.
"Что ж ты гробишь наш город!"-кричат ему вслед пионеры
И в согбенную спину швыряют тяжёлые камни,
И плюют ему вслед, и хохочут, и бьют в барабаны.
Архитектор не молод, ему тяжело уклоняться
От летящих камней, от недоброго детского слова.
Как жесток этот мир, где художник всегда беззащитен.
Пионеры хохочут, вокруг разрушается город.
Тихо падают крыши на головы мирных прохожих.
Из кондитерской Вольфа выходит последний кондитер,
За спиной оставляя одиннадцать тысяч эклеров.
Покупателей нет, все уехали в город Актюбинск.
Там спокойно, тепло, на прохожих не падают крыши.
А кондитер остался, он жить не умел без эклеров.
Плечи мелко дрожат, по переднику катятся слёзы.
Через несколько дней его дети эклеры погибнут,
Превратятся в кусочки сухого холодного теста.
На Владимирской площади в небе маячит ротонда.
Как прекрасны напротив собора её очертанья.
Значит прожил не зря свою горькую жизнь архитектор,
А незрелые люди по злобе бросают каменья.
Каллипига покажет свой зад петербургскому плебсу.
Недоступна звезда, холодна и немного печальна.
А эклеры над Мойкой летят словно дикие утки,
Словно песни восточных славян, словно сон о прекрасном.