«Поляки-Майдан, которых больше нет»
80-летию Великой Победы!
Глава 5. «Маманька и Вера Пяточкина».
Конечно, в войне побеждают мужчины, и в нашей истории много примеров, когда все вроде бы готово – а войска бегут, да так бегут, что только пятки сверкают. В каком-то смысле, армию России сделал Петр, а именно, родилась она во время Полтавской битвы. Просто стояли рядами и не дрогнули, против лучшей армии Европы не дрогнули. В первый раз не дрогнули. А дальше – всё, дело было сделано, бежали удивлённые шведы, ускакала конница Мазепы, первого предателя такого рода. Здесь всё ясно. Но всегда, и тогда, и сейчас, тяжесть войны ложится не в меньшей степени, а может быть и в большей, на женщин. В начале этого года мать рассказала мне (все молчала ведь!) несколько историй, в частности, о моих родственницах.
Первая - о Вере Пяточкиной, она всю войну прошагала и закончила войну в Кенигсберге. Медалей и орденов у нее было несколько, но орден Красной Звезды она часто носила, на гражданском синем пиджаке. Это был ее первый орден. Я всегда ужасно гордился теткой Верой, когда она сидела за столом с этим своим орденом на груди. Вообще, все родственники воевали, и компания, которая на 9 мая собиралась, была не для маленьких мальчиков: пили и пели песни под гармошку. Песни были не про войну. Да и вообще, про войну мало говорили. Дед Иван на эти посиделки не ходил, он был парализован, рука и нога, ещё до фронта его хватануло, но отпустило, и он пошел в ополчение. Потом его сразу же вернули – повторный удар, но ходить он стал со временем, и мог передвигаться только по квартире, разговаривать он не мог, иногда к нему приезжали его братья, Николай и Михаил, оба воевали и обо невесёлые были. Николай играл на гармошке и знал много песен, но любимые были «По диким степям Забайкалья», типа того. Почему такие у него пристрастия – понятия не имею, но голос его и сейчас в ушах. Говорит, что и на фронте он был с гармошкой. А Михаил был художником, тоже войну прошёл, а после войны не смог к мольберту вернуться, всё рисовал одну и ту же картину с женщиной в роскошных платьях и с розой в руке, и быка, который несётся на нее. Я так понимаю, отношения у него с женой не сложились, так что он из-за этого скорее всего зашибал. Звали её Надежда, я встречался с ней и после того, как Михаила не стало, сгорбленная одинокая женщина. По делам встречался. Ещё у нее болезнь рук была, я не специалист ни разу, но похоже на остеоартроз. Пяточкины жили рядом с Булавиной, я о ней упоминал, она родная сестра деда Якова (Глава 2). У Пяточкиных собиралась вся эта разудалая компания, пили и пели песни. Про Кенигсберг я только помню, что Верину часть развернули на взятие Кенигсберга, и что бои там были страшные. Там вокруг города были выстроены так называемые форты, вот её был пятый. Я сейчас могу что-то неточно написать, но получалось, что вначале наши хотели обойтись без артиллерии, но через несколько дней атак пехотой, начали артиллерийскую подготовку, и форты эти расщелкали. Орден Красной звезды у тетки Веры был за Кенигсберг. Так что, взяли быстро, но своих много положили. Вериных друзей много поубивало. Но это понятно, я о другом: Пяточкины жили на Соколиной горе, и когда все поумирали, Вера Пяточкина осталась одна, и некому ей было даже сходить в магазин и вынести помойку. Её племянники что-то там не поделили, и ждали раздела этой чертовой квартиры. Так и убралась она в одиночестве и в своих болях. Вот этого я не знал, ну уж к ветеранам-то у нас всегда вроде отношение было уважительное, да только - вот так! Такие дела.
Вторая история о моей тётке Елене, её все звали «Маманька», видимо, потому что она была всеобщая «маманька». Она была младшей сестрой бабушки Маши в селе Поляки-Майдан. И она была очень оптимистичной, всегда с ней всё было просто. Я совсем маленьким был, когда меня на лето запихивали в эту деревню, по утрам я от бабушки Маши бегал к Маманьке, у нее была своя изба. Утром там никого не было, тетка Лена работала медсестрой в больнице, сейчас-то никакой больницы там нет, ни почты, ни школы, ни аптеки, ни церкви, всё развалилось, и люди умерли или разбежались. На стенах у нее висели фотографии под стеклом и в рамке. Все было чисто и аккуратно. Так вот, я читал там утром книги, и свои, и те, что брал в местной библиотеке, чудеса, да и только! Мне нравилось сидеть в пустой избе и читать любимые (на тот момент) книги, Мопассана, Золя, Гюго. Я знал о тетке Лене, что в войну, когда всех мужиков забрали, она была председателем колхоза, а это, надо вам сказать, было непросто, село-то было дворов на 200. Знал, что она какие-то планы там выполняла. Не буду описывать, что они сами ели во время войны и первые годы после, по словам матери, это называлось жмых, ну и суп из лебеды и крапивы. Только вот как-то выживала она, и все бабы с ней тоже. Муж её воевал, и она его ждала, мне потом сказали, что он на фронте погиб. Только на самом деле он вовсе не погиб на фронте, а совсем даже наоборот, вернулся, и вот недавно мать всю правду мне рассказала. Фамилия героя была Миша Бурунов, и у них с Маманькой родилась дочка Раиса, еще до войны. Он, Маманька и дочка Рая жили у бабушки Маши, и после войны Бурунов вернулся к Елене, и они продолжали жить у бабушки Маши. Но позже встретил он на мехстанции некую трактористку, и случилась у них любовь, и всякое такое разное. Он от тетки Елены собрался уходить, и тут, знамо дело, бабы начали его отговаривать, говорить, мол, не делай глупостей, она же тебя ждала, да посмотри, какая у тебя дочь растет, но Михаил этот отвечал, что у него таких красивых дочек полно, и по Рассее, и за рубежами, и что про баб он даже и говорить ничего на желает. Так что ушел он к своей трактористке, а Маманька с Раей так и жили у бабушки Маши. Потом срубили Маманьке отдельную крошечную избушку, не знаю – кто, может колхоз, но скорее всего - больница. А бывший ее муж так и жил со спутницей своей, а потом пути их теряются для истории. Я даже представить себе не мог, что от такой героической женщины муж мог уйти, вернувшись с фронта. А умерла тетка Лена очень быстро: после Чернобыля. Их там то ли задело, то ли это еще где-то бабахнуло, только все они получали «гробовые», и косило их как косой. Дочь её Рая с мужем в Кустаревку уехала, это на железной дороге станция такая километрах в двадцати пяти от Сасово, внучка Лена уехала в Киев по распределению, и там замуж вышла. Так что, было ей одной безрадостно и трудно умирать в одиночестве. Это же деревня, воду ей приносили, всё остальное – мать не знает. Да и всему селу наступал конец, теперь уже и наступил, только на лето приезжают, а живет ли кто-то постоянно, даже и не знаю. Людские жизни, они как песок в морской воде, но вот в этой страшной войне победили же. И что?
Тётка Рая живет одна в Кустарёвке, муж её, Николай Зиньков, давно умер, а дочка Лена, как я уже писал, живёт в Киеве. Вспоминал как-то про наши успехи газификации, строятся трубопроводы и туда, и сюда, Турецкие потоки и Северные потоки, могут и до Антарктиды через Китай и Австралию дотянуть, но уверен, Кустарёвку так и не газифицируют. А хорошо бы и наше собственное население газом отапливать, или объяснить, почему для кого-то всё строится и поставляется, а кому-то с трудом удается пережить зиму. Пару лет назад был у матери на дне рождения, и поговорил по телефону с тёткой Раей. В поселке Кустарёвка Рязанской области была уже не весть какая, но сотовая связь. Не видел тётку Раю лет десять, да и в прошлый раз приехали, а ее нет, лежит в больнице в Сасово. Поехали туда, еле нашли. Но, всё-таки, такого развала и тьмутаракани, как сейчас, тогда не чувствовалось. Кустаревка эта самая была раньше значительным железнодорожным узлом перед Саранском, сейчас жители поразъехались и до Раисиного дома от станции жилых домов-то не осталось. И лес вокруг весь вырубили и вывезли, как она говорит: «и ляса-то нету уже». Есть у них ларёк на весь поселок, и это все: нет ни аптеки, ни больницы, да и поезда перестали останавливаться, а когда-то жизнь здесь била ключом, она вышла замуж и переехала из Поляков в эту самую Кустаревку, это километрах в 25-и. К их дому нужно было через весь поселок пройти, он на опушке леса стоит. Лес был красивый, сосновый, строевой, заглядение просто! Мы ходили по грибы и ездили на мотоцикле с Николаем собирать клюкву и бруснику. До чего же здорово, утром просыпаешься – а ты практически в лесу: смолой пахнет, пташки божии щебечут – полнейшая красота. Сейчас по правую сторону от вокзала Раиса, да еще одна старушенция живут: ни домов, ни жителей. Лес вырубили, как Мамай прошел, причем вырубили и не расчистили. Когда я увидел эту голую долину, стало неприятно и горько. Через эту долину виднелось какое-то здание, похожее на элеватор. Я такие видел на Целине, далеко, километрах в двадцати, даже миражи были. Потом я узнал, что местные считают это здание не элеватором, а тюрьмой в Мордовии. Ну так вот, женщины жили с трудом, держались на соцработнике: раз в неделю из Сасово привозит женщина им еду и лекарства. А что делать: одна дочь в Киеве живет, замуж вышла еще при Союзе, другая – в Краснодарском крае. Приезжают, но постоянно жить не могут. Делать в Кустаревке нечего, Раиса стала книги «божественные» читать, поститься стала, рассуждает, что как написано, что «птицы с железными носами прилетят, так и сбудется». Спрашиваю, мол, в каком месте прочитала, не может ответить, а я так думаю, у них в головах своя «божественная книга», устно передаваемая из поколения в поколение, я точно такие же слова от своей бабушки Маши слышал лет сто назад. Но тетка Рая точно дубу далась, по телефону рассказала мне, как Москву боженька спас от ковида, рассказывала, как какой-то поп с иконой и святой водой полетел вдоль МКАД вокруг города, и тем победил ковид. Я не могу так, после этого я с ней больше не общаюсь, но с матерью она часто перезванивается. А история с Раисой такая: чтобы купить машину дров, Раиса откладывает из пенсии тысячу рублей в месяц. За десять тысяч как раз и привозят, плюс две тысячи на разгрузку и укладку в штабель. Телефон у нее есть, мобильный, и это и есть настоящая связь с внешним миром: может дочерям или моей матери позвонить, или вот машину дров заказать. Привозят мужики ей под зиму машину дров, в этот раз дрова привезли, посмотрели на всё это и говорят: знаешь, убери ты свои деньги от греха. Свалили дрова и уложили в сарай бесплатно. У меня вопрос, где газопровод? Человек всю жизнь проработал медсестрой, еще в Поляковской больнице (что я помню), потом в Кустарёвской. Больницу в Кустарёвке закрыли, и Раиса на пенсию ушла, 500 км от Москвы. Такие дела. Может, хватит уже чужие проблемы решать, наклонить голову-то со своей крутизны и взглянуть на нищий бесправный люд, который у печки греется?
Дочка Лена к ней раньше приезжала, но после начала конфликта на Украине – где уж там. У нее дочь и внуки, но не думаю, что живётся ей легко. Я звонил ей после второго майдана узнать, может чем-то помочь можно, и слышу чей-то голос, типа, опять твои москали названивают. Вряд ли муж, зять скорее всего. Трубку повесили, и я Ленке не звонил больше. В юности у нас были хорошие отношения, пожалуй, лучшие из всех Поляковских родственников. А она ведь ко мне в госпиталь в 78 году приезжала в Киеве, Госпитальная, 18. Я служил в учебке в Остре, это от Киева недалеко, и загремел на две недели в госпиталь. Надо сказать, что зима 1978-1979 года была ужасно холодной, говорят, и в Москве в том числе. Нам тогда доставалось, и даже дело не в вечной шагистике, и не в тупости наших начальников, которые на утреннюю зарядку и пробежку выводили без гимнастерок, вот и болели все до одного. Просто находиться в учебке – не очень приятное времяпровождение. Это такое специальное рабство, цель которого – вытравить всё человеческое. Я описывал эти приключения в другом месте. В общем, были мы замордованы, истощены и все поголовно больны, и мне приятно было, когда вдруг появилась Лена в госпитале, совершенно не знаю, как она узнала. О госпитале у меня смешанные воспоминания, первое время мне было плохо, даже хотели комиссовать, т.е., отправить домой, но как только я стал приходить в себя, тут же началось, утренняя уборка территории с метлой или лопатой в больничном халате, дежурство по кухне - это было самое страшное. Первое, что мне дали «почистить» были две огромные сковороды со слоем сала сантиметра в три. Я сидел с этими сковородами до 9 вечера, пока не отправили в палату. Ни о каком ужине речи уже не было, только кефир достался. Так что, когда приезжала Ленка и привозила еды, был праздник какой-то, и было приятно. Сама-то, наверное, еще только работать начинала, как я уже писал, её туда после техникума послали по распределению. Ничего не поделаешь, это была другая страна. Последний раз мы встречались в Москве, она проездом была, ехала в Кустарёвку к матери. Год я не помню, но отношения с Украиной уже испортились. Наверное 2012-2014, к нам домой она ехать наотрез отказалась, хотела, чтобы я ей помог с вещами. Честно говоря, я этого не ожидал, если решила напрямую ехать, не заезжая, нафига я тогда приехал? Взяла бы такси, да и доехала по кольцу до Комсомольской. Впрочем, возможно, причину я знаю. «Меня тут не убьют?» - это была первая её фраза, которую она произнесла, и которую я запомнил, но не понял тогда, откуда она приехала. Там уже работала вовсю машина отравления общественного сознания, вранья и превращения России в страну орков и русни, полной её демонизации. Г-же, Нуланд, привет! У нас тогда в обществе вообще ничего такого и в помине не было. Мы тогда носились с фразой «Свобода лучше, чем несвобода». Примерно в те времена, или чуть раньше, я тормознул у метро «Юго-Западная» одного хлопчика, а случилось вот что: я стоял со своим однокашником, кстати, выходцем из Харькова, который женился на москвичке и теперь живет здесь, так вот, мимо пробегал в красивой куртке некий шкет, мой товарищ улыбнулся, и перевел надпись у чувака на спине, типа, «Спасибо, Господи, что не родил меня москалем», или что-то в этом роде. Так что пришлось чувака из куртки вытряхнуть, а было это примерно пятнадцать лет назад. А теперь отравление народного сознания далеко зашло, так что об установлении мира между нашими странами я сейчас не думаю, и не надеюсь. Оба народа очень похожи, особенно своей настырностью. Боюсь, придется топать до Ужгорода. И я совсем не думаю об ответственности и вине, для меня здесь нет вопросов, всё абсолютно ясно. Всегда и во все времена махинаторы и манипуляторы общественным мнением побеждали, а платили по счетам - народы. Платили страшную цену.
Я понимаю, Екклесиаст прав, голые и одинокие приходим мы в этот мир, и уходим тоже голые и одинокие, но за одиночество некоторых в последние их дни ужасно обидно, это несправедливо.
Собачьи и овечьи Поляки,
Над избами свисает острый месяц,
И тишина, собаки только бесят,
Да квакают лягушки у реки
У клуба георгины и герань,
На против спят стреноженные кони,
Вокруг покой, вот сердце только стонет,
И воздух как стекло в такую рань
Домой не хочется, все спят, и света нет,
Обычно я один, сеанс закончен,
И облик бора впереди неточен -
Над соснами вибрирует рассвет,
Я был смешной в свои тринадцать лет,
А девушке на почте восемнадцать,
Обычно они хмурятся и злятся,
А эта улыбалась мне в ответ
От тётки Веры ни одного фото не осталось, а вот тётка Лена есть:
Фото: Маманька справа в нижнем ряду на первом фото.
15.7.2024, 17.5.2025