где был очаг – осталась паль
с поскрёбками на дне.
… он уговаривал печаль
не приходить ко мне.
был подозрителен уют
и тягостен покой,
да так, что королевский шут –
и тот махнул рукой,
за разговорной молотьбой
расслышав наконец,
как на маротте сам собой
заплакал бубенец,
не проболтавшись никому
пустым латунным ртом:
печаль притронулась к нему
невидимым перстом.
… он полюбил печаль с тех пор,
когда, назвав сестрой,
меня забрал ночной дозор
в свой разношерстный строй,
бил барабан и лаял пёс,
посверкивал мушкет…
он из чулана холст принёс
и занавесил свет.