Свет Египетского подземелья

Свет Египетского подземелья


Древние Карлики
Давным-давно на облаках
Люди-ангелы селились –
С крылами скрытыми в горбах
На вышних островах гнездились…
Не зримо, тихо над землей
Пролетали острова,
Как над вечностью немой
Мелькают краски и слова...
И выбирали агнцы те
Островок себе земной,
Что приглянулся в высоте…
И Бог всесильною рукой
На Землю опускал ладью,
С дюжиной людей горбатых –
Ростом где-то с локоток,
Дав миру тайного судью
Негласного на долгий срок…
И среди бедных и богатых
Незримо жили карлы те,
Искали руды, камни, злато,
В местах, ведомых высоте…
И не было существ богаче!
Но зависть, ведь, людская бесь…
Людишки вздумали иначе:
Поработить народ тот весь…
Ловили карликов, и в шахты
Сгоняли сумрачной  толпой,
Чтоб добывали те для шляхты
Богатства из земли родной.
Но паны не богатели –
Проклятья маленьких людей
Над шеей их мечом довлели,
Лишая доли и своей.
Но встречались и такие,
Кто Карлов от души любил,
И тем богатства вековые
В горбу любимец приносил…

***
Великий Нил – отец Египта,
Текущий из-под Лунных Гор!
Печать святого манускрипта
Кровь рабов и в тьму затвор!
Великий Нил, теченьем вешним
Несешь ты воды в те края,
Где в песках веков кромешных
Твоя исконная земля.
Посланник бога, духа верха –
Фараон ниспослан нам,
Чтобы наша вера крепла,
Чтобы рос до солнца храм.
О святые пирамиды, –
Растут до солнышка тела,
Чтоб рабов – сынов Исиды
Душа царя в рай увела.
Вы к нему не пробирайтесь –
Не ищите злата там!
В своем аду вы колупайтесь,
И песок – награда вам!
С него пришли, в него уйдете –
Не ищите в тьме рассвет!
Если за царем пойдете,
Боги вам дадут ответ
На все тайные сомненья,
На стремленья и дела…
Вам укажет проведенье
Приют бытья и бога Ра!

Африканские пришельцы
Фантастический рассказ
Чен бежала по мягкой крупке песка, пятками взбивая воду. Ей не терпелось рассказать подругам, что поведал нынче гуру. Слова его были таинственны и непонятны, от того еще больше завораживали и возбуждали воображение. «Ты улетишь за море, к звездам, - молвил он скрипуче-протяжным голосом, перебирая жемчужные четки и тряся жиденькой бородкой, - на раковине-корабле, со смыкающимися створками, как у ореха».
Что за раковина и какой корабль, и как можно улететь за море к звездам? – Чен представить не могла, как не напрягала воображение.
Обежав выросшую за ночь из ярко-оранжевого, почти бордового песка насыпь, Чен заметила под дрожащими от легкого, чуть покалывающего лицо, бризе, Хамедорими – тонкоствольными пальмами, своих подруг. Спрятавшись под взъерошенными, словно нечесаные головы мальчишек-забияк, кронами, они о чем-то весело болтали. Босые, тонкие, как прожилки листьев, и раздутые, будто глиняные пивные сосуды,ноги стучали по земле, руки с живостью взмывали вверх, то переплетаясь меж собою, то отталкивая ближнюю товарку, вновь хватали ее за плечи и запястья. Голоса лились неровным, бешенным потоком. Девчонки спорили о чем-то, как всегда… Но идти к ним и подливать масла в сей бушующий уже костер – делиться предсказанием старика, Чен уже не захотелось… Она охотнее доверила бы новость первому встречному мальчугану, чем этим острожальным осам…
И первый встречный повстречался... Он шел по берегу, перебрасывая разноцветные камешки в ладонях.
Короткая и влажная от пота и брызг тога,плетенная из мятой метлицы, била по упругим ляжкам. Ветер приятно щекотал горячую кожу под густыми, кое-где уже подернутыми сединой, завитками волос.
- Привет, красавица! – Встречный широко развел,когда-то накаченные до упругости и блеска, теперь слегка помятые дряблостью,руки. – О чем задумалась моя горячая девчонка, почему наморщен этот симпатичный лобик? Состаришься – кто разглаживать бороздки будет?
Чен давно любила незатейливые, иногда и колкие, словно Гледичия, шутки Брендаки. Они не только могли пощекотать мозги, но и больно ужалить сердце…
- Да так… - глубоко вздохнула девушка, прижимаясь к горячему телу шутника. – Чанге-Трун сказал сегодня непонятное…
- Он всегда так говорит – на то он и мудрец! – Брендаки нежно отвел тяжелую, смоляную прядь с ее лба. В его уже поддернутых туманной пеленой темно-карих зрачках загорелись огоньки.  – Но как ни странно, все сбывается дословно!.. Так что же он тебе сказал, красавица? – Он бережно прижал ее к себе.
- Сказал, что улечу на корабле крылатом…,-выпалила Чен неожиданно для себя самой, будто бы морской прибой выплеснул ее слова наружу.
- Эйш!,–вскликнул Брендаки, немного отстраняясь, чтоб заглянуть в ее лицо. – А разве корабли летают?
- Не знаю, Брендаки…,-пожала девушка плечами. Ей давно уж не хотелось отдаляться от бесхитростного друга, с которым она была готова поделиться всем, и доверить любую самую сокровенную тайну, зная, что она не выйдет из его пухлых уст ни в чьи уши.
- Ну, ему виднее!,–прижал он снова Чен, похлопывая по плечу. – И куда ж ты лететь должна, красавица?
- Говорит, что далеко – за горизонт…
- Эйш!,–у Брендаки ёкнуло в груди: он был готов расстаться с этой юною, умною не по годам красоткой ради смелого воина-забияки, или какого-то сметливого нувориша из столицы, и давно уж ей сказал об этом, не слушая ее протесты, но отпустить ее неведомо куда за горизонт на каком-то корабле крылатом!.. Неужто их великий гуру выжил из ума?!..
Будто в такт его тревожным мыслям зашуршали листья баобаба. Горячий, влажный ветер вновь провел шершавою ладошкой по ветвям, накрывая сорванными листьями коричневый песок, и бросая малые охапки у прибрежья.
- Он сказал, что стопа моя оставит отпечаток на земле небесной…,-задумчивые слова девушки мелодично слились с шелестом, шорохами и всплеском найденной волны…
- На какой еще земле небесной?!,–еще опасливее переспросил Брендаки. Сердце его сжалось словно скатанный комок, утыканный иголками колючек. – Ты что же, будто Сфинкс взлетишь на другую землю, и на новый человечий род подымешь грозно лапу?
С последними словами Брендаки на плечи их спустилась тень. С черных, но блестящих тел исчез солнечный отблеск. Они взглянули вверх: небо потемнело. Еще мгновение назад прозрачная, голубая гладь залилась тушью, пролитой будто бы рукой всевышнего, пишущей таинственные знаки на пергаменте из легких облаков, и нечаянно опрокинувшей чернильницу…
Из зарослей, где были шалаши,раздались крики. Тревожный гул нарастал и приближался сметенным роем пчел: будто кто-то только что разрушил мирно живший человечий улей и гнался за людьми с огромным опылителем, изрыгающим огонь…
- Камень, камень огненный на землю мчится!,–женщины с опаскою взирали вверх, прижимая к себе детей и подтягивая ремни спинных подвесок.
- Да не камень, целая гора!,–мужчины подымали копья, луки и мачете, не ведая, куда стрелять и чьё горло резать…
Из-за горизонта,от опушки леса выплыла огромная,железная лепешка и медленно поплыла по течению за толпой...
- Знать, глыба от небесного созвездия Барана отщепилась и на нас катит…,-люди озирались и бежали, не ведая, что делать, кроме бегства. Изможденные старики садились прямо у дороги, отдавшись в руки злой судьбе.
- Бог Тавту разгневался на род людской наш…
- А светится изнутри-то как!,–кричали или перешептывались они между собой сквозь гул и ползущий черною пантерой страх…
- Ага… Пылает, будто бы очаг внутри хижины горит… Может, там посланцы Тавту к нам летят…?
Любопытство, усталость и неизбежность брали верх: все постепенно останавливались, разглядывая мелкие, слепящие, как кошачьи глазки, огоньки налетающей лепёшки.
- Гляди, какой изящной и причудливой формы камень-то…
- Угу… То, что внизу, подобно тому, что вверху, и то, что вверху, подобно тому, что внизу, для деяний чудес одной сущности...
- Наши пирамиды напоминает…
- Да… И по затейливости не уступает им…
- Но по размеру, точно, уступают! Наши, вон какие великаны! А это – бусинка в сравнении с ними, даже с самой малою – с пирамидою Микерина – высшим домом великого Хефрена!
- Это, должно быть, за мной…,-обреченно, но уверенно и твердо произнесла Чен. Она все еще опиралась на Брендаки, не желая отпускать:девушка сознавала внутреннем чутьем, что он теперь единственная нить, связывающая ее с прошлою спокойной и обычной жизнью в родном селении, с родными и подругами, и будущей – неизвестной для нее…
- Нет, нет, девочка моя!,–все в Брендаки горело и пылало. Он тоже с пылом юного мальчишки прижимал ее к себе. После расставания с женой, которая ушла к другому,более удачливому фермеру-скотоводу (у широкоплечего Лезбуки было стадо в сто семьдесят голов рогатого скота, да и местные доверяли ему своих коров и коз забирать его мальчишкам по утрам пасти на его же лугах) бывший воин жил один, и уж как девять круговоротов солнца не впускал ни одной женщины к себе ни в хижину, ни в сердце. – Как же это?.. Я не пущу тебя… одну…,- подступающая из груди тревога больно жгла горло стареющего, но все еще полного сил бывшего война племени.
- Брендаки… Я должна… Я чувствую, что должна… лететь…
- Это из-за того, что тебе сказал наш гуру?
- Нет, не только из-за слов мудреца Джаки… Они лишь подтвердили… данность…
Налетающая всепоглощающей тенью горящая лепешка пугала и манила ее, но и близость чуткого, беспокойного Брендаки не отпускала от родного существа… У Чен было много близких в племени, и мать ее была и жива – она мгновение назад пробегала с соседками по шалашам мимо, и позвала ее с собой. Чен нервно отмахнулась:все были ей чужие,даже мать- любви и нежности не случилось между ними с самого ее рождения. Чен была болезненным, потому и нежеланным лишним ртом семьи. Ее выхаживала жена Джаки. Она давно уж умерла, когда Чен исполнилось лишь десять… Чен была предоставлена сама себе, хоть и невольной: родственники не могли отказаться от нее совсем,это было не в обычаях,племя отреклось бы от всего рода.
Лепешка опускалась ниже. Давящий уши гут и лязганье, связующих внизу колес,цепей становились все навязчивее и сильнее. Звон, скрежет, тень, поглотившая весь остров, сковали все и всех. Соплеменники остановились посреди маисового поля, так и не добежав до Молитвенной скалы.Кто-то падал на колени, моляще простирая руки к налетевшей глыбе, кто-то просто стоял, качая раскричавшегося ребенка, зажимая своими губами его рот. Многие мужчины, не сговариваясь, встали перед племенем и приготовились сражаться с неведомым врагом. Только Чен и Брендаки знали, что обороняться не от кого, что железная лепешка зла не принесет,по крайней мере их сельчанам. Чен ведала это чувственно–интуитивно, а Брендаки читал в ее душе…
Горящая лепешка опустилась на траву, наполняя половину поля паром. Некоторые войны метнули копья и пустили стрелы. Просвистев мимо лишь одной теперь миролюбивой пары, они воткнулись в землю, утопая в парной пене, далеко от прилетевшего таинства.
Сквозь дым Брендаки и Чен увидели, как открылся нижний люк, и из него выпали четыре,почти что круглых,существа в таком же прочно-кованном железе, что и лепешка. Не оглядываясь вокруг, не изучая даже беглым взглядом местность, будто бы прекрасно зная куда и зачем идут существа, покачиваясь,как запеченный колобками хлеб, направились к паре.
«Покинь мать и отца, и братьев, и товарищей своих, и лети за нами! К тебе взывает глас мудрейшей выси!»,-исходил, понятный лишь Чен, твердый и спокойный голос из первого существа. Брендаки «читал» послания уже из мыслей девушки.
Ехе, как хитро!,–промелькнуло в голове Брендаки. – Прямо заклинательная надпись в пирамиде,не прибавить, не отнять!..
«Но у меня нет отца, и братьев тоже нет.,–так же спокойно и бессловно отвечала приближающимся Чен. – И товарищей, пожалуй, тоже…,-добавила она, подумав».
«Неважно… С тобой сейчас рядом тот, кого ты оставлять не хочешь».,-существа, позвякивая широкими манжетами и голенищами сапог при хотьбе, остановились в полуметре.
«Если надо…,-Чен запнулась, но с усилием проглотив подкативший к горлу сухой ком, добавила: – Если очень надо для спасения там кого-то, я оставлю…»
Толпа удивленно наблюдала за ведущими беседу. Сначала воины хотели выпустить новую порцию стрел в надвигавшихся существ. Но, не замечая знаков агрессии, и, видя спокойствие девушки, они остановились.
«Что ж,нам…,-Брендаки оглянулся на соплеменников и что-то вспомнил. – Что ж,мне ее отпустить к вам на смерть,вот так вот – просто?..»
«Ну, во-первых,не в смерть, а в жизнь другую, мудрую,и в вечный свет. А,во-вторых, ты можешь полететь с ней, если пожелаешь…»
- Желаю,–спокойно и уверенно, как Чен, ответил существам Брендаки. – Меня, как и ее,никто, ничто не держит здесь.
Чен выпустила его руку. – Но жизнь, Брендаки, жизнь! Твоя земная и накатанная повседневною телегой жизнь?!..
Брендаки усмехнулся. – Вот то-то и оно, что «повседневною телегой»… качусь по полю, оставляя борозды, а сеять не для кого:все чужие, как тебе…
- Но племя, храбрый  воин, племя?! Сей для него!..
- Эти сами для себя посеют и взрастят толково:я всему их научил давно, чем ведал сам.
- Но меня-то еще нет…,-дрогнул голос девушки.
- Вот потому лечу с тобой,–Брендаки  по-отечески провел рукой по черным волосам. – Сама уж знаешь более меня – природа обучила, хоть люди чужды были к твоей жизни. Тепла не достает тебе… тепла… и ласки - отринутый зверек…
- Да…,-с болью и охотой согласилась Чен. – И именно твоей…
Племя все еще не смело решиться на что-либо.
- Подойти, спасти их?
- Но им ничто не угрожает…
- Беседуют так долго о чем-то…
- И понимают инородцев, а те – их…
- Эге… А мы их никогда не понимали…
- Да,странные они… Как будто чужаки…
- Умнее всех себя считают…
- А может это мы умнее их?!
- Дураки  не отчуждаются! Дураки всегда со всеми вместе, рядом. Это мудрые в отшельниках живут.
- Но не всяки и не все…
Люди позволили себе расслабиться немного. Кто-то опустился на траву, кто-то стал кормить ребенка, кто-то – перекладывать пожитки, вспоминая, что важное не взял, оставил дома… Вожаки воинам приказали «Вольно!»,и ружья опустились, хотя и были наготове.
А пришлые перемолвились безмолвно о чем-то меж собой.
«Чтоб вместе вам лететь, надо стать единым целым»,– заговорил второй пришелец,чуть повыше вожака, с горящими зелеными глазами.
«Иначе вас не примет Тоулука и Талайя»,–третий,вовсе щуплый, но с громозвучной мыслью, поднял закругленный палец вверх.
«Таулука – это другое небо?»,-Чен, переспросила, чтобы убедиться, что мысль ее верна. Она понимала, о чем речь – ей пока не доставало знаний.
«Да, земная девушка, Таулука – наша галактика, а Талайя – планета, на которой зародился мир».
«И ему нужна стопа Чени?»,-Брендаки вспомнил предсказания гуру.
«Да, сообразительный чужеродец, - хмыкнул главный пришелец, - чтобы оживить ее…»
«И что ж нам надо сделать, чтобы стать единым целым?»
«Вы целые уже по мысли, и давно… Но,чтобы чувствовать друг друга там, и семя зародилось здесь, вы должны соединиться и телами»,–вожак с трудом стал подбирать слова:земная жизнь и размноженье отличались от их.
«Прямо здесь и сейчас?»,-Чен была готова ко всему. И всеобщие оргии на празднествах племени тут были не в новинку. Но стать с Брендаки близкою при всех – отдать ему, желанному,себя при взорах оголтелых, пусть и покидаемых чужих, ей все же не хотелось.
«Вот Нил – он скроет все от всех, не укрывая…»
- Да, Нил Великий всех спасал всегда!,–Брендаки сжал в объятьях девушку и этим подбодрил ее.
«Ведь,первые земные люди рыбами и были»,–заметил щупленький пришелец.
«И уж конечно, негры-африканцы»,–добавил их вожак серьезно.
Брендаки властно, но бережно и нежно,поднял девушку на руки и понес к воде. Чен была по нраву эта бережная властность, пропитанная мудростью, вниманием и мужскою дрожащей нежностью. Он знал, еще не зная, в отличие от прочих, чего ей хочется, а что противно.
Их нехитрые одежды сами сорвались и поплыли по течению реки.
Тела, давно желавшие друг друга, притягивались пылким жаром. Руки, будто ведая другого, владели каждой точкой родного существа. Губы пили влагу и дыханье, делясь взамен своим...
Река укрыла их от посторонних глаз и качала в колыбели волн, наполняя бурною силою своей, которая им так нужна была для долгого полета на иную землю, и жизни на ней.
Нил шелестел Брендаки песнь устами Чен под вздрагиванья и стоны упоенья:
«Омой меня струями Нила,
Листом Иланга оботри…
В тебе бурлит такая сила,
Что лава пенится внутри…
Ты охвати своею лаской,
И тайной пламени накрой.
Пусть нам охранной станет маской
Лик Сфинкса мудрый, неземой…
И растворимся мы друг в друге,
И кровь по жилам побежит,
И семя даст… По всей округе
Сад вечной жизни зашумит».
16.11.2018


Путь к Великой Богине.
Дрожина шла путем неведомым…
Тоут, мудрый Тоут ее манил
В долину смерти – тартар темный –
Алканье знаний утолить…
Ждала Великая Богиня –
Владыка Солнца – Древних Вед.
Ни любовью и ни властью,
Ни деньгами не свести упрямую в тартар:
Она из той когорты тварей мудрых-неразумных,
Что помогает людям бескорыстно…
Алмазом знаний можно было лишь ее привлечь –
Глубоким третьим глазом Тиго,
Что смотрит внутрь бездны вечной!
Она пройдет всю реку Дат
На Барке Мертвых с чудищами злыми,
И бросит Душу на Истины Весы,
И перевесит та Душа грехи!
Анубис кровожадный содрогнеться,
И, пустит в Вечный Мир Дрожину,
Щелкнув пастью волчьей!
Двенадцать лишь часов
Ей надо продержаться,
И проплыть на Барке Мертвых
К Богине Солнца – Вечному Огню…
---
Мы весим на ветвях дуба
По воле трепетных богов,
И луна ведет нас грубо
В рай сквозь сквозняки миров…
Не сжалятся над нами боги –
Приговор для всех суров…
Волк Анубис – стражник строгий, –
Не поднимет нам засов.
Лишь того, кто знает Книги
Потаенное Письмо,
Тому богов священны лики
Не оскалятся. На дно
Не опустят в Черный мир
Зверям, алчущим на пир!


***
В нем не было злости,
Гнилья и обиды...
В нем тлели лишь кости
Египта хламиды...
И разум Рамзеса
Стекал в его плешь...
Нагая принцесса
Гнездилася меж –
Меж левой и правой –
Меж адом и раем,
Меж Богом, Лукавым
Меж тем, о чем знаем...
Нагая принцесса
Ласкала колени,
А Ёрик Рамсеса
Отбрасывал тени –
На тайны, на яви,
На все письмена,
О чем на алтаре
Узнала она...


Клеопатра
Прижав змею к своей груди,
Помните, она укусит;
Аркан набросив, позади
Тот побежит, кто уж не струсит.
Полководцы и цари,
Вся династья Птолемеев –
Все к ногам твоим легли,
Склоняя головы плебеев.
Балуя тело в молоке,
Ты вкус жизни познавала,
Оставляя вдалеке,
Кого страсть ума лишала…
Но судьба, взмахнув перстом,
Любовь и трон твои украла,
Египет превратив в Садом,
И ты сама плебейкой стала…
Прижав змею к своей груди,
Помните, она укусит;
Кто на аркане позади
Ударить в спину уж не струсит…


Калла
Афринская легенда.
В далекой выжженной стране,
Где жар небес все иссушает,
Где даже птица в вышине
Порой от зноя замирает,
Жила с прозрачною душой,
И в угль обожженной кожей
Одна девчонка, красотой
С небесною богиней схожа…
И жил тогда в деревне той
Парень молодой кудрявый,
С распахнутой для всех душой,
Широкоплечий, величавый.
И кто его не попроси,
Он приходил к тому на помощь;
Ему за это: «Гран мерси!»
А он в ответ всем: «Боги в помощь!»
И вот два пламенных сердца
Друг друга притянули в скалы…
Да только мненье у отца
Совсем иное, чем у Каллы:
«Жемчуг надо отдавать
В руки знатных ювелиров!,
А с кого гроша не взять –
Продавать в рабы эмиров!
Тебя я за муж выдаю
За вождя, пусть он и старый…
Небеса благодарю,
Что влюбился бес поджарый!
Будешь ты в добре теперь,
Заодно – и мы в достатке…
Ты мне, доченька, поверь –
В карманах звон – так все в порядке!»
Но не слушается дочь –
В ее сердце стоны страсти…
Рока ей не превозмочь,
Куда деваться от напасти?!
Уж готовят ей калым,
Из бизона платье шьется…
А она живет одним –
Только с Айко сердце бьется
Порывно, радостно, легко,
Летит навстречу, смяв оковы…
Да только милый далеко –
Свершает подвиг где-то новый…
А девушку уже к венцу
Ведут в соседние селенье…
Кала бросилась к отцу…
Но напрасны все моленья…
И тогда она в костер
На ходу и без раздумья
Кинулась… Но приговор
Еще не вынесен в подлунье!..
Боги сжалились над ней:
Цветком с горячей сердцевиной
Превратили вмиг очей
В память о любви невинной…
Возвратился Айко – нет
Его возлюбленной в ущелье,
Лишь искристый, белый след
Ведет в луга из-под земелья…
Он пошел… Его цветы
Поклонами встречают всюду,
Словно голос с высоты:
«Я с тобою вечно буду!»
Закружилась голова
От запаха и от желанья:
Он слышит голос и слова,
Но не унять в груди терзанья!..
«О нет, я буду там с тобой –
На небе, милая, навечно!,
Цветочек, огонек родной,
Твоей тропинкой стану млечной!»
И Айко на скалу спешит,
Чтоб прыгнув вниз, подняться в небо…
Но суд богов своё вершит,
И явью обращает небыль.
Нисходит Калла с облаков
Незримою, прозрачной тенью,
А боги платье из цветков
Сплетает в несколько мгновений…
И только Айко лишь теперь
С возлюбленной покров снять может…
И песнь ветров да птичья трель
Их страсть вселенскую тревожит…
21.04.2019


***
Доверить года кукушке,
Доверить строенье пескам,
Доверить масштаб пирамидам,
Как смысл доверить словам.
Доверить всё можно и просто.
Ты сделай лишь выбор – чему?..
Чтоб путь от пелён до погоста
Не снился с дорогой во тьму.


Кожа африканки
Солнце палило, как сто котлов ада,
И небо сдавило свой вздох немотой.
И Промысла Божья затерялась пощада
В далекой безлюдной пустыне рдяной…
Все чернью пылает и смрадом чадит,
Амат зубы скалит и воет навзрыд:
Он ищет добычи – заблудшей души,
Чудной Беатриче рвет сердце в тиши,
Впиваясь клыками в невинную плоть,
Глумясь бесстыдно над богами,
Внушая ей, что он Господь –
Единственный и полновластий
И властелин людских сердец;
Что дух ее невинно-страстный –
Его заслуженный венец.
И обжег черной гладкой кожи –
След поцелуя солнца жар;
И смыться он уже не может –
Любви и ада вечный дар…


Энхедуанна
Энхедуанна, Энхедуанна–
Царица мира, жрица Солнца.
Энхедуанна, Энхедуанна,
Кто мудрей тебя найдется?..
Энхедуанна, Энхедуанна,
Богиня рабов, но бедняжка...
Энхедуанна, Энхедуанна,
Быть мудрой и прекрасной тяжко...
Энхедуанна, Энхедуанна,
Хоть ты богиня, дочь царя,
Энхедуанна, Энхедуанна,
Рабы не молится зазря
Моли им дождь, моли посевы;
Бросай таланты за труды!..
Что им до дум священной девы? –
Рабы – и у богов рабы!
И пусть стучит твое сердечко
Перед прелестником младым,
Твоя кровать – ему местечко
Для исполненья грез своих...
Энхедуанна – жрица рая!,
Отбрось тревоги и пиши,
Свою богиню прославляя –
Останься в пагодах души
Вселенной вечною звездою,
Лети кометой в тьму времен...
Энхедуанна, я с тобою
В сусальной росписи икон!..
============================
Энхедуанна родилась дочерью великого царя Саргона Аккадского, правителя объединившего северную и южную Месопотамию. Он основал первую царскую династию (2371–2316 гг. до н. э.) и создал первую в мировой истории империю. В его многоликой державе именно Энхедуанна воплощала и персонифицировала высшую духовную власть. Храмы тех времен были не только религиозными, но и учебными центрами: жрецы и жрицы являлись хранителями мудрости и наставниками наук и искусств в Месопотамии. Но их наиважнейшей задачей считалось наблюдение за звездами и планетами.
Энхедуанна была не просто любящей дочерью, а ещё и верным помощником своего отца. Путешествуя по городам империи, она помогала царю Саргону Аккадскому укреплять политическую власть и объединять шумерские города-государства.
Её имя переводится как «высшая жрица, украшение небес» («Эн» — высшая жрица, «Хеду» — украшение, «Анна» — небеса).
Считается, что древнейшее поэтическое произведение было написано в 23 веке до нашей эры. И именно аккадская принцесса является самым ранним известным автором литературных произведений в мире.. Энхедуанна — поэтесса шумерских гимнов, художественных текстов, в которых впервые была использована форма повествования от первого лица. То есть она, по сути, была первым не анонимным поэтом в мировой литературе и писала, представляясь своему потенциальному читателю: «Я, Энхедуанна...». Литературные исследователи считают, что это стало возможным только потому, что она была жрицей и, прежде всего, принцессой. До её появления шумерские письмена, преимущественно инвентарного характера, не подписывались, а были анонимными.


Рождение Египетского Солнца
Путь без следа, хлеб без надлома,
Кувшин без вина, ручей без проёма,
Тело без духа, молитва без веры...
Пустая гробница ждет влёта химеры.
Ссыпается охра с мездры ветхих масок.
Термиты из гипса жрут радужность красок...
До оглуши гулко в раскатной тиши;
Хозяева Нила скребут камыши,
В великие тайны проходы ища;
Река шепчет мантры, о берег плеща
Волною в тунике из ряски цветной,
Смущаясь при лике Нут алой зорёй,
Рождающей Солнце; священную кровь
Смывающей в Ниле... Смертным любовь,
Даруемой светом и жаром Небес,
Сокрытою тайной священных словес...
Кто тайны раскроет, того вышний Тот
Встретит у берега и в рай проведёт;
Откроет все знанья и Ра дав кольцо,
С Нут на свиданье отправит жрецом...
О Ра мой великий, объятья открой
И божие лики в сиянии с тобой!
Бездонное небо – из звезд семена –
Всевышняя манна – чаша без дна…
Богиня предвечья, представ нас отцам,
Чтоб смерть человечья матерью снам
Была. Чуткий Анубис, ворота открой, –
В девятый час ночи осанну провой
Отцу мирозданья, владыке небес;
Открой нам сознанье познанья чудес…
О небо Египта, о темень из дыр,
Сусальная бритва – горячий зефир
По ликам точеным богов письмена
Лучом предрассветным, где подпись одна
Святого младенца, рожденного Нут;
Кровавое небо и тучи лоскут
В Ниле полощет воинственный Сет…
И тьма ночи ропщет, – рождается свет!


Сфинкс
Расставаясь с сутью зверя,
В человека обратясь,
Сторожишь ты от неверья
С Дуатом призрачную связь…
Нет ни запаха, ни взлета,
Ни разбежки в сто пустынь.
И звенит восьмая нота
Гласом попранных богинь.
Не найти в веках свободы,
Не пролить печаль слезой;
Содрогнуться небосводы
От усмешки грозовой.
Разверзнув чувственные губы,
Смерти обнажив клыки,
Направляет небо трубы
На жильцов своей реки,
Возвещая громогласно,
Что у жизни краткий срок.
Что Осирис ежечасно
Ждет пришельцев в свой чертог.
Нет иных путей к Всевышним –
Через стража, через суть
Девы-львицы с грудью пышной,
Его взора не минуть.
Проникая в суть загадки,
Ты за миг пройдёшь всю жизнь;
С Богами поиграешь в прядки:
Взлетишь наверх иль канешь вниз.
В рожденье Ра – на четырех,
На двух он в полдень свой могучий,
Пред ночью смерти он на трех –
Бредет с познаньем в миг летучий...
И кто сей зверь, коли не Сфинкс?
Чье существо бытье тревожит?
В ком истина – идея фикс?
И кто ложь бесконечно множит?..
О дева, выдумки жена,
Возьми меня в мужья на время...
У нас с тобою суть одна,
Одно божественное семя...


Выходя из паутинок,
Фараон сиял звездой.
Куб спрессованных песчинок
Летел кометой вслед златой.
Горизонт глотал грядеши,
Его в прошедшем воссоздав;
Всевышний слал ему депеши,
Их вихрь рвал, не прочитав.
Снисхожденье в начале,
Отпущенье в конце;
И за все земные дали –
Маска света на лице.
Фараона взор потухший,
Плотно сомкнуты уста.
Но идет за ним грядущий
С тенью лживого Христа...
Явь, разодранная в клочья
Застилает были след;
Все, что видим мы воочью –
Ничего в реале нет.
Как блестят у фараона
Нефрита чистые зрачки...
Но прищур хамелеона
Зрят в шакале новички...
Уста усопших отворятся,
Откроет бездна свой портал;
Боги всей толпой явятся –
Пригласить на вечный бал.
Все завертится в атриуме,
Разгорится, как в печи;
И предстанет в вечной думе
Осирис светлый воплоти.
Все откроется, найдется,
Ясным станет в миг один...
Заново родится Солнце,
Мрак разить лучом своим.


Забавы Бэса
Родясь из чрева бегемота,
Крокодилов всех поправ,
Презрев все хитрости койота,
Явился божий домоуправ.
Он спрыгнул с неба – через кладку,
И поселился в доме лад.
Так Таурт создала загадку:
«Маленький, но ловкий хват;
Весёлый карлик, добрый карлик,
С суровостью гривастой льва...»
И шепчет карлица: «Май дарлинг,
Вступи же в мужние права!..
Я вся горю, как Ра пылаю...
Отдай мне страсть свою скорей!..
Май бэйби, я изнемогаю –
На пустыню дождь излей!..»
И бьются два тела в агоньи,
Смеются дети, тени зря
Над колыбелькой. И в гармоньи
Мир замирает, и заря
Рождается богам во славу
Всеобъятной, страстной Нут...
И все Осирису по нраву,
Хоть он давно уже не ТУТ.
Резвится Бэс: своей подружкой
Он горд и счастлив изысконь.
И льётся пиво полной кружкой,
В печи и в чреве – Ра огонь.
Блаженна Нут, смеются дети,
И серебрится плеском Нил,
И Ра для всех блаженно светит,
Предвосхищая вечный пир.


Клятва египетского врача.
Исцели мое сознанье,
Укрепи мой слабый дух,
Для которого познанье –
Сон и явь – единство двух.
Исцели недуг известный,
Незнакомый изучи,
Прибегни к помощи небесной,
Где бессильны все врачи.
Пусть сомкнутся губы раны,
Пусть молчит ее гортань.
Пусть все прочие изъяны
Тоту отдадут всю дань.
В Дуат блаженного проводят
Маат подземные сыны
В дюжем часе, на исходе
Тьмы наперсницы – луны.
Исида вновь рождает Солнце,
Присев на камень у реки.
Выпивая тьму до донца,
Младенец гонит сон тоски.
Юный, добрый врачеватель,
Вникая в мудрости житья,
Помни: в слове лишь создатель
Создал вечности бытья...
Честен будь со всяким хебо,
Его словом укрепи;
И поможет тебе небо,
Открыв премудрости свои.
Подкрепит своею силой
Тебя Осирис – светлый Бог,
Чтобы даже над могилой
Бессмертьем ты делиться мог.


Град
С небесья градом жемчуга –
Бог в эту среду шибко грозен...
На изумрудные луга
Слетает сорок зим и весен...
Богиня разорвала нить,
Надевая тучи камку...
Только богу как же быть –
Кто зашьёт небес прорамку?..
Нельзя колоть персты богинь –
Каждый пальчик на учете;
А достойных из рабынь
Где в Эдеме вы найдете?..
Вот и гневается Бог,
Что в психозе половина...
Ярятся на весь чертог –
Неприглядная картина...
Ругаются и день и ночь:
С небес то молнии, то крупинки...
И улетают вехи прочь,
И тают жемчуга частинки...


Каир
Божественный город, ты жди, я вернусь
К тебе из сует оголтелого мира.
Меня истерзала безотрадная грусть.
Я просто хочу к пирамидам Каира!
---
Ворон сел на переплетье
И раздался перезвон,
И поплыл через столетья
Город сквозь людской Сайгон.
Спят в гробницах фараоны,
Хранят канопы их нутро...
Скарабеи, скорпионы
Уста отверзли им давно.
Улыбаются лишь маски,
Скован тайной вечный прах.
Сквозь облущенные краски
Зияет вечности размах...
Жара и сырость гробовая,
Что так манит в тебя живых? –
Все та же ль тайна вековая,
Что на устах богов твоих?
Каир, Каир, звезда вековья,
О как широк твой узкий двор...
Какие в нем живут сословья
Из фараонов иль рабов?..
Но вот они, в стене фонтаны,
А вот и в храмы вход вподземь,
И христиане и исламы
Живут в тебе, как встарь, досель...
Ты прячешь голову Хуссейна,
Ютишь и коптов-христиан;
Монах в одеждах Моисея
Спешит, куда послал шайтан...
И все в тебе находят место,
Как в утробе матерей...
Мария – божия невеста
Нашла приют в сени твоей  –
Пещере каменной, укромной…
Ты и ее от всех укрыл
В своей гробнице животворной –
Во тьме песчинку от светил…
Каир, Каир, о град небесный,
Вот также всё хоронишь ты –
Мир духовный и телесный
От ежечасной суеты,
Пороки смертных обнажая,
Торгуешь ими напоказ.
Но тайна вечности живая
Пташкой Ба гнездится в нас,
Что рвется ввысь сквозь все напасти,
И тлен веков, и вздоров ночь!
Каир, ты с небытья во власти
У той, что Ветра, Влаги дочь.
В камнях кроются кошмары,
Как святые в облаках.
О, Каир, твои забавы
Осмыслить может только Птах!
Между жизнью, между смертью,
По извечности реке,
Ты плывёшь над круговертью
С  ключом бессмертья в руке…
Мимолётное стирая,
Оставив вечность про запас,
За каждым зорка наблюдая,
Нас ведет небесный глаз…


***
Боролся с братом кровный брат
За трон. – История не нова.
Как только аль пролил закат,
Кровь пролилась царя благого.
И победитель ликовал,
Мечом на части разрубая;
Куски вдоль дельты он бросал,
Чтобы уж сила никакая
Снова не смогла собрать
Виновного в невини брата.
Куда не посылай ты рать –
А к целому уж нет возврата.
Однако, страстная жена,
Любовь и верность сохраняя,
Не сдалась року лишь одна,
По крохам мужа собирая,
Сложила члены и куски
В заветный ларь, хранимый сердцем.
И слезы преданной тоски
Поставили печать на дверцы.
Вернувшись в свой удел богиня,
Собрала мужа по частям.
И, повторяя его имя,
Волю дав своим слезам,
Его мольбами исцелила.
Одной лишь части не нашла,
В который вся мужская сила...
И вновь молитву изрекла.
Богиня стала вдруг орлицей.
Крылами наметя песок,
Полив слезами вновь старицей,
Из глины вылепила рог,
Что вмест червя склевали рыбы.
И с ним на ложе возлегла.
И, залечив судьбы ушибы,
Богиня сына зачала.
Сын стал оплотом и началом
Земных свершений, кровной мзды,
И для родителей причалом
Покоя, победы вековой борьбы.


Гимн Исиде
О люди земные и боги над нами,
Послушайте гимн бесконечной любви!
Вечной владычице мира, чьё имя, как пламя,
В каждом из смертных, словно в боге, в крови.
Почтение, Исида, – рождение дна,
Рождение выси, обеих земель;
Владычица сути, предвечного дня,
Владычица Запада и небес колыбель.
Почтение, Исида, – глаз огненный Ра!
Ты даруешь всё, что бесценно царю
Египта – с восхода, с рождения утра
До смерти заката, жизнь – милость свою.
И царь благолепен в сиянии твоем;
Египет и верхний и нижний
Ликует. И Ра – сын всесильный в сиянии своем
Небесный огонь дарит ближним.
Владычица мира, владычица дня,
Царица небес и рождения,
Прими гимн хвалебный ты, как дар от меня,
Прими с ним  и почтение...


***
Неизвестная принцесса,
Куда же взор твой устремлён?
Какой египетский повеса
Твоей красою был пленен?
Какая призрачная тайна
Заключена в твоих очах?
Как все мы, в мир сей неслучайно,
Принесена в зари лучах.
Тому нет веры ни на ноготь,
Кто предал свет, что свят для глаз;
Того пронзит орлиный коготь,
Того светильник дней угас.
Кто ж сохранил красы извечность,
Как отражение божества,
Тому открыта бесконечность,
И двери в храмы торжества.
***
Лёгкой поступью царица,
Летела ланью по земле.
Не касаясь, словно птица,
Тверди в предрассветной мгле.
Она летела в изначальность,
Где просыпается рассвет;
Где как единство многостральность,
Однозначья вовсе нет.
Летела по ветру царица –
По вековечной кромке дней.
Ей словно звезды были лица,
Она для всех – вселенной всей.


***
Рождённый рабом, свободным стать не может! Хоть десять золотых ключей дай. Он обменяет их на клетку, пусть и позолоченную. Ментальность раба.



Царица Яххотеп
Свежа царица, вдохновенна –
Лишь для нее небесный трон;
Как Нут извечная священна,
Ею писан Маат закон.
Возлагает царь корону,
Как всевышнего любовь…
А к трепещущему лону
Стремит свой Нил, как к сердцу кровь.
И трепещешь, ты, богиня,
Словно женщина в руках.
Неприступная твердыня –
Сердце-глина… И в силках
Прирученная орлица,
Небо под ноги царю
Бросившая. Ты, царица,
Власть омывшая свою
Чистою слезою Нила.
О, царица Яххотеп,
Тобой божественная сила
Правит тысячей судеб!
Не сбежать и не укрыться
От твоих всезрячих глаз!
Всемогущая царица,
Охрани от скверны нас!
От чужих рабов-пришельцев,
От их придури господ;
От своих недоумельцев
Тех, что щит куют не тот!
О, священная царица,
Богиня истинного дня,
Любви неистовой орлица,
Стань тотемом для меня!


Вариации на «Египетскую Книгу Мертвых»
Жизнь загробная пуста,
Коли сомкнуты уста,
Коль опущены в ней веки,
А ствол фалла лёг бревном.
Выпьет мозг, достанет сердце
Дуата ненасытный бог.
Лик твой повернет на запад,
Кровавый Сет – ночи шакал.
Вложит в руки фараона
Плеть и скипетр царя.
Скарабей и Феникс Белу
Грудь от язвы сохранят.

И по огненный реке
Мимо озера из крови
С нежной лилией в руке
Поплывешь ты к яви-нови.
Только к истине идя,
Ее постигнешь постепенно.
Око Хора, вдаль глядя,
Видит всё, что сокровенно.

Пусть толкает бог ладью
Стеблем, будто шестом.
Жизни ты испил бадью,
Правя малым перстом.
Только дюжина часов
У тебя в запасе,
С кознями стасот богов...
Оберег твой – в гласе.
Имя бога назови –
Всех запомни крепко!,
Или в озере крови
Будешь плавать щепкой...

О, Осирис, не бросай
Меня на огненную стену,
И презреньем не терзай...
Всякий грех имеет цену.
Пошли Ариты мне в пути.
Имена всех стражей
Я запомню, чтоб пройти
Мог в ворота каждой...
Чтобы отдохнул мой дух
В переходном рае;
Чтоб огонь мой не потух –
Ба была живая,
Пока последней пеленой
Обернут мне тело.
Ба моя, лети за мной
К высшему пределу;
Пока будет на весах
Биться мое сердце,
Пусть крыло во всех часах
Надо мной трепещет...

Дойду до главного суда,
Анубис сердце взвесит...
Истины перо тогда
Его да перевесит...
Пусть дадут мне в тростниках
Не дворец – лачугу,
Только б жить мне в Ра-лучах
В рай себе и другу –
Моей преданной жене,
Что шла шаг за шагом
В жизни, в смерти наравне
С фараонским флагом...

Мать, родившая в руке,
Выносившая в чреве,
Тебя пустила по реке
К жизни в том пределе,
Где рождается рассвет
Среди лет и весен.
Где река Бытья течёт,
В тростнике средь сосен...
Таурт Анх тебе несет,
Чтоб наречь владыкой,
Дав и блага и почёт
В сени Нут великой...
Ты запомнил имена
Всех богинь пилонов;
Суть твоя награждена
Славной жизнью фараонов!


Потерпевший кораблекрушение
Египетская сказка
Друг мой старый,
Одичалый,
Но мой верный,
Чуждый суетности бренной,
Слушай сказочку мою.

Фараон послал вельможу
По делам в далёкий путь.
Но бедняга вече божье
Прогневал, видно, чем-нибудь...
Потерпел он неудачу
В важном саммите послов.
С нерешенною задачей
Возвратился в отчий кров.
Вот сидит в тоске вельможа,
Взирая на зеленый Нил.
Дружинник в этот миг прохожий,
Что в его охране был,
Видя страх пред фараоном
У хозяина в лице,
Говорит спокойным тоном,
Присев как-будто на крыльце:
- Возрадуй сердце, добрый князь мой:
Невредимы мы с тобой
Вернулись в край свой, к двери дома;
Пред очами фараона
Перед всем его двором
Мы с почестностью предстанем,
С честью в его очи глянем...
Край родной и ветром лащит,
Колотушка в землю слаще
Забивает кол причальный,
Ложиться веселей в стократ
Носовой кольцом канат...
Ты ж сидишь такой печальный.
Корабельщики друг друга
Обнимают, и родня
Рада им, и вся округа;
Ведь корабль сохраня,
Свои жизни, воротились
Из неторенной дороги,
Не разбились о пороги
Коварного Уауата,
Оставив позади Семнут;
И за все скитанья плата –
Это то, что, князь, мы тут!
Выслушай, мой князь унылый,
Не праздные мои слова...
Омой лицо водою Нила,
Чтоб свежа была глава,
Когда ответ пред фараоном
Будешь ты держать,
Помни: чист ты пред законом –
Страх не должен сердце жать.
Уста спасают человека –
Коль мудра, правдива речь.
Снисхожденье от века
Тому, кто честь сумел сберечь.
Впрочем, поступай, как знаешь –
Говорил тебе не раз.
А пока ты речь слогаешь,
Послушай-ка вот мой рассказ.
Не ты один такой несчастный...
Со мною случай сопричастный,
Когда я, также, как и ты,
С государствами мосты
Ладил с хитрыми послами,
Занимался рудниками
Правителя, когда твой дед
Был, как я от роду лет,
О, почтенный мой вельможа...
Но богов я подорожья
Прогневал, видно, чем-нибудь...
Корабль потерпел крушение.
Я не мог продолжить путь.
По курсу – остров, как спасенье...
Корабль мой тот тогда длиною
Локтей сто двадцать был плюс сорок –
Прикинь, дружище, шириною. –
Фараонских верфьных сборок.
Команда вся, как на подбор,
Корабельщиков отважных.
Для каждого морской простор –
Порт погрузок такелажных.
Сто двадцать: каждый повидал
Небо, землю всю измерял,
У каждого был льва оскал,–
Египет лучших мне доверил.
Они предсказывали бури,
И направленья ветров.
Могли по глади на лазури
Увидеть точный час штормов.
Но вот на Море на Зеленом
Настигла буря нас в пути...
Волна, локтей на десять черных
Поднялася – не обойти...
Волна на восемь локоточков
Легла на мачту всей стеной,
И затрещали все брусочки
Под гребнем силы водяной...
И рухнула она, с собою
Всё судно потащив на дно...
Сомкнулася Зелено Море
Скрыв всё собой, как полотно.
Только я один остался.
Море вынесло меня
На остров. Как он назывался –
До этого не знаю дня.
Три дня один я проскитался.
Сердце лишь – товарищ мой
Было там. И мир казался
Весь укрытым синевой.
Упав под древо в истомленьи,
От солнца скрывшийся в тени,
Я засыпал. При пробужденьи
Я шёл на поиски свои
Воды и пищи наугад…
Вдруг, о чудо!, дивный сад!..
На вид, взращённый человеком…
Сикоморы, виноград,
Орехи, огурцы и фрукты;
Плавают ладьи по рекам...
Чудилось, в раю я будто...
На  деревьях звонко птицы
Заливаются вокруг;
Вода прозрачная струится
Во всех источниках слезой…
Рыб, как в море, милый друг!..
Я наелся, как дундук!..
Плоды, которые сорвал
На земле уж оставлял.
Насытившись, как сивый конь,
Я начал добывать огонь.
И, собрав, что бросил там,
Жертвы я принес богам
За счастливое спасенье –
Благую жертву всесожженья.
Вдруг слышу гул над самым ухом,
Словно громовой раскат…
Будто повредился слухом,
Иль с горы валун катят.
Море вздыбилось волнами,
Забурлило, как тогда…
Я закрыл лицо руками.
На древах треснула кора.
Земля дрожала подо мной…
Когда же я открыл лицо,
Змей с небывалою длиной
Свился предо мной в кольцо.
Кольцо его покрыто златом,
Брови – чистый лазурит.
Он по траве, как по палатам,
Полз, будто бы горящий щит,
Сбивая травы бородою
В локтей тридцать всей длиною,
Черная, как смоль из недр.
Я простерся перед ним
На живот, как-будто кедр,
Хором срубленный самим.
Змей отверз свои уста:
- Сюда ты прибыл неспроста...
Ну-ка, живо отвечай,
Кто принес тебя в мой край?
Кто тебя сюда принес,
О ничтожный недорос?..
А промедлишь, коль с ответом,
Обратишься мигом в пепел!
И еще до обращенья,
Ощутишь уничтоженье
На себе ничтожный тать,
Перед тем, как пеплом стать!
Отвечаю: – Смысл темен
Слов твоих. Перед тобой
Я лежу, к земле приклонен,
И упрек внимаю твой...
Взял меня змей осторожно
И поднял под облака...
Моя персона так ничтожна
Казалась древам свысока...
Он понес меня к жилищу,
Осторожно на порог
Положил, как только мог,
Будто ценный груз на днище.
Змей опять отверз уста:
- Сюда ты прибыл неспроста...
Ну-ка, живо отвечай,
Кто принес тебя в мой край?
Кто тебя сюда принес,
О, ничтожный недорос?..
Кто принес на остров мой
Окружённый лишь водой
Зеленого, как травы Моря?
Руки я сложил в покоре:
- Моими не гнушись словами…
Занимался рудниками
Фараона я, вельможа...
Но богов я подорожья
Прогневал, видно, чем-нибудь...
Корабль потерпел крушение.
Я не мог продолжить путь.
По курсу – остров, как спасенье...
Корабль мой тот тогда длиною
Локтей сто двадцать был плюс сорок
Прикинь, дружище, шириною. –
Фараонских верфьных сборок.
Команда вся, как на подбор,
Корабельщиков отважных.
Для каждого морской простор –
Порт погрузок такелажных.
Сто двадцать: каждый повидал
Небо, землю всю измерял,
У каждого был льва оскал,–
Египет лучших мне доверил.
Они предсказывали бури,
И направленья ветров.
Могли по глади на лазури
Увидеть точный час штормов.
Но вот на Море на Зеленом
Настигла буря нас в пути...
Волна, локтей на десять черных
Поднялася – не обойти...
Волна на восемь локоточков
Легла на мачту всей стеной,
И затрещали все брусочки
Под гребнем силы водяной...
И рухнула она, с собою
Всё судно потащив на дно...
Сомкнулася Зелено Море
Скрыв всё собой, как полотно.
Только я один остался.
Море вынесло меня
На остров. Как он назывался,
До этого не знаю дня, –
Уж, почтенный, не взыщи,
И подвоха не ищи
Ты в моих словах правдивых… –
Ответил змею я учтиво.
Прошипел на это змей:
- О, ничтожный, не робей!
Теперь, когда ты здесь со мной,
Не меняйся, как под хной:
Не бледней и не красней,
Обуздай свой страх скорей!
Видно вышний пожелал,
Чтобы ты сюда попал;
Чтоб не знал уж недостатка.
Вижу, храброго десятка,
Парень, року оплеуха;
И на этот остров Духа
Ты направлен неспроста…
Будут мед твои уста
Пить тут месяц и другой,
Пройдет и третий чередой,
Песком четвертый здесь засыпет…
И пришлет корабль Египет –
Твоя родина, поверь!
Все вернется без потерь:
И команда, и добро –
Все вернется, что ушло…
Ты в свой город поплывешь,
И на родине умрешь
После, как познаешь счастье.
Будет позади ненастье.
Расскажешь внукам обо всем.
В своей гробнице стариком
Ты заснешь предпутным сном.
Что ты знаешь, о, ничтожный,
О несчастиях земных?
Всяк живущий здесь – заложник
Всех оказий роковых.
Слушай, что со мной случилось
На этом острове чудес…
Моя семья вся поселилась,
Когда здесь был дремучий лес.
Мои собратья и дети –
Семьдесят пять змеев сущих…
И, казалось, в целом свете
Нет счастливей здесь живущих
От всего земного века.
Была и дочка человека,
Но ее я не считаю,
Хоть сестрою величаю.
Грянула, как гром, беда:
С неба яркая звезда
На дворец наш вдруг упала,
И семьи моей не стало…
Летал охотиться сутра.
Воротился – тел гора,
От дворца – лишь пепла вал… –
Змей от горя зарыдал.
- Лучше б я сгорел там с ними
Со всеми братьями моими,
С человеческой сестрой…
Так что, овладей собой,
Сердце мужеством скрепи,
И напрасно не вопи!
Живы дети и жена –
Дома ждет тебя она.
Скоро встретишь их, обнимешь,
Пыль дорожную отринешь.
Скоро в град свой поплывешь,
Ты на родине умрешь
После, как познаешь счастье.
Будет позади ненастье.
Расскажешь внукам обо всем.
В своей гробнице стариком
Ты заснешь предпутным сном.
Змей тряхнул вновь бородою
В локтей тридцать всей длиною,
Черною, как смоль из недр.
Я простерся перед ним
На живот, как-будто кедр,
Хором срубленный самим.
- Буду я в краю родном,
О могуществе твоем
Расскажу я фараону
И величии… Прикажу
К твоему лесному трону
Всё, что я перевожу,
Прикажу тебе доставить
Благовонья всех сортов,
Чтоб порадовать богов
И тебя на мир прославить.
Хекену, ладан, иуденеб,
Хесаит и разны смолы,
Чтобы был ты благолеп,
Невзирая на оковы,
Которыми сковала боль
Твое измученное сердце…
Расскажу я всем, король,
Как я смог душой согреться
В этом благостном краю;
Как попал сюда, как выжил,
Про мудрость, доброту твою,
О, добрый друг, почтенный Крыжел!
Город мой тебя прославит,
Вельможа важный честь воздаст,
Музыка лучший гимн составит;
Всяк отплатит, чем горазд!
Я поведаю стране,
Как ты жизнь вернул ко мне!
Сто быков без сожаленья
Дам для жертвоприношенья.
В жертву дам и разных птиц.
Времени не тратя даром,
Корабли из всех столиц
К тебе направлю из Египта
С самым лучшим я товаром!..
Под печатью манускрипта
Тебе пошлю я вновь поклон,
Будто ты сам фараон;
Поклонюсь в нем, словно богу
Тебе и этому чертогу;
Расскажу о сей стране
Всем, кто только ведом мне!..
Посмеялся только змей,
Свернувшись в тысячу колец,
С пламенных моих речей,
Словно их бубнил глупец…
- Мирры у тебя немного,
Ладан лишь в достатке есть…
Меня не зря ровняешь с богом –
То приносит тебе честь.
Я, ведь, Пунта повелитель:
Остров мой и есть хранитель
Благовоний всех земных.
В него ты больше не войдешь,
Ибо только уплывешь,
Он сокроется волнами –
Все останется меж нами…
Случилось всё, как змей сказал:
Четыре месяца я ждал,
А потом приплыл корабль –
Вся команда невредима! –
Моряки в сто двадцать сабль –
Мой эскорт непобедимый!
Его я с дерева призвал
И ко змею побежал.
Только все уж ведал змей,
Над наивностью моей
Вновь по-доброму смеялся,
И с напутствием расстался:
- Будь здоров, ничтожный малый!
Когда воротишься со славой,
Чтоб растить своих детей,
Поведай все ж, какой я змей,
Прославь меня в своем ты граде.
Лишь об этой я награде
Попрошу тебя, пожалуй…
А иного мне не жалуй…
Я простерся снова ниц,
И сложил смиренно руки.
Доброта его границ
Не имела в час разлуки!
Что ему я обещал –
Всё с собою он мне дал!
Сверх того – намного боле:
Повинуясь его воле,
Взял хекену, иуденеб,
Мирру, ладан, разны смолы,
Тишепсес и хесаит;
Мазь, которая оковы
Темноты снимает с глаз –
«Черною» зовут у нас.
Хвосты жирафов и мартышек,
И охотничьих собак,
Забавных черно-белых мишек,
Кость слона, и прочьи бочки –
Грузили моряки до ночи,
Всё, что выдержал мой трап!..
Потом простерся перед ним –
Благодетелем моим
Я теперь уж на прощанье
Пред последним «До свиданья!»
Теперь обвил меня и змей
С благодушностею всей:
- Через шесть десятков дней
Будешь ты в стране своей.
Снова станешь молодой,
И обнимешься с женой.
Расскажешь внукам обо всем.
В своей гробнице стариком
Ты заснешь предпутным сном.
Я спустился к кораблю
И окликнул моряков,
И у брега на краю
Поклонился вновь без слов
Благороднейшему змею,
Согревшему меня своею
Беспредельной добротой,
Открывшему мне блага веер,
И отправился на север
Я в Египет дальний свой.
Как сказал мудрейший змей,
Я с командою своей
Спустя два месяца пути,
Смог в Египет свой придти.
И предстал пред фараоном,
Возложил ему дары
От змея мудрого с поклоном,
Приняв в честь свою пиры.
При совете всех вельможей –
Этим честь мою умножив,
Радость сердца сохраня,
Принял в свиту он меня.
- Видишь, сколь я повидал,
Находил и вновь терял, –
Вельможу вопрошал дружинник, –
Как добрался до страны?
И теперь я именинник
Своей жизни и весны...
Отвечал ему вельможа:
- Ты друг, со мною не хитри...
Птицу ту поить негоже,
Которую уж до зори
Резать собрались для пира!
К чему зерно хоть с блюд эмира?!..

Так кончается рассказ,
Который записал для вас
От начала до конца,
Не пропуская ни словца,
Замечательный писец:
Амени – был его отец,
Самого ж зовут Амено,
Имя будь его нетленно!
Пальцы ловкие его
Не упустили из всего
Даже буковки единой!
Да будет он судьбой хранимый,
Жив и здравый до Дуата!
Почет – за труд ему расплата!
1-4.06.2021

Ибис и Орел
Отрывая БА от КА,
Призадумайся слегка:
Что есть жизнь а что есть смерть,
Как на мир очам смотреть?..
Чтоб не слопал крокодил
Твое сердце в сто светил;
Ненасытная Аммат
Скудный тела провиант
В пыль зубами измельчит,
Бросив, как метеорит,
В небытие пустую суть –
Вечной бездны тьму и муть.
Малый, сирый человечек
О невинности щебечет,
Когда уж истины перо
На чашу, словно меч легло;
И глядит великий бог,
Кто ступил в его чертог,
Кто стремится в райский луг,
Тащить по небу рока плуг
По бескрайней синеве,
Сея зерна звезд во тьме,
Заполняя мирозданье –
Маат великое созданье.
Коли перевесит сердце –
В рай тебе закрыта дверца:
Погрузишься в вечный мрак,
Где ничто, никто, никак...
Вся вселенная в глазах
Растворится, будто прах;
Камни выпадут с глазниц
Под клёкот двух бездольных птиц...
Разойдутся БА и КА
В двух пространствах на века:
Ни телесные силки,
Ни всесильный дух реки –
Дух божественного Нила –
Никакая уже сила
Не скрестит ибиса с орлом. –
Птицы будут жить в ином
Теле, избранном для них
Для дел и подвигов благих.


Великий господин Ти
Египетская юмористическая поэма
Не станет золотом свинец,
Хрусталь не превратится в яшму,
Но может мужем стать отец
И ветерок разрушит башню.
И в пирамиду не возлечь
В пыли песков Саккары рабу,
Хотя все глыбы с его плеч
Ложились на ее мастабу.
О сколько вешнего тепла
Нам дарит утренний младенец!
И высь, как белая зола,
Покрывает гладью пленниц
Кромешной тьмы бездонных вод
Растрёпанные Птахом косы!..
И уплывает лодка-плот
В возделанные Нила плёсы...
И золоченые принцесс
Взирают сквозь века головки,
И египтологов-повес
Лишают снов, забав плутовки.
Ты не касайся их резцом,
А только кисточкой верблюжьей…
Тебе ответ придет потом
О вечности вопрос досужий.
И в танце бешеных теней,
В соприкасаньях Нут и Геба –
Извечность тьмы и краткость дней,
Извечность подлинного неба.

Помяните, о живые,
Ваших предков имена,
Чтоб ворота огневые
Им открыла бездна сна!
Слово разрушает время –
Оно лишь дуновенье уст,
Но забвенье, будто бремя,
Камнем падает на куст,
Разрывая паутину
Кратковесной жизни лжи...
Глас отца вещает сыну:
«Праведности нет в живых –
Нет ее для миллиона,
Средь находок и потерь,
Нет ее для фараона –
Для владыки двух земель.
Бренные живые, чтите,
Что оставили до вас
Те, что в вечности сейчас –
Свод имен, как Анх, храните...
Свод имен их – основанье
Вашей жизни пирамид».
И сын мудрый завещанье
Отца, как Анх святой, хранит.
Чтит он все его заветы,
Хоть непросто выполнять,
Ведь извечные обеты
Смертным лишь и попирать...

В мастабе лежит вельможа –
В скрижальном списке своих дел;
Будто на воловьей коже,
Приближённого удел
К святому месту фараона,
На камни лет нанес калам.
Зрит Осирис мир весь с трона,
Зримы все деянья нам
Славного Ти господина
Фараонского двора –
Начальника всех слуг у сына
Всех богов пред ликом Ра.
Как смешон всех званий свод
В титулярниках господ
Всех пород и всех мастей
Для вечной памяти детей.
Смеется вечность кратким мигом,
Отдавая в плен веригам
Надежды наши миражам,
Даря лишь миг триумфа нам,
Скрыв все чаянья в сакральник...

«Здесь лежит большой начальник –
Гласит нам надпись мастабы –
Каланом нанесли рабы
Родную алою землей
Ступени лестницы мирской.
Склоните поживее главы –
Ведь у ног главы державы
Его правая рука
Царя зверей с бессмертным КА...
Средь всех начальников приёмов
Он был главный церемон;
Храмов всех и божьих домов
Он хранитель-мажордом.
Он пастух над пастухами
Фараонских всяких стад;
Над коровами, волами
Главный бык он супостат.
Начальник всякой пирамиды,
Что в округе глазом кинь.
Храма Солнца и Нефтиды,
Всех египетских святынь.
Носитель он регалий царских,
Всех лакеев господин.
Хранитель тайн государских
Посвященец он един.
Друг царя и умывальник
В доме утра он струя;
Туалетов всех начальник –
С ним идет к царю заря...
Начальник всех болот и лужиц:
Лягушки квакают под взмах
Его руки. И мошки кружат
Волею его. В прудах
Рыба ходит косяками
По велению его.
Он начальник над дарами,
Приносимой в жертвы вами
Мирозданья богам...
Ти и съест дары все сам
Под пивко и воблу с квасом –
Приносите лишь с запасом!
Примет все друг фараона,
Судья судьей, гарант закона.
Вот кого здесь мастаба –
Царя судьбы, царя раба...»


Змея и Змей
Змея кусает яро Змея,
И, спрятав голову внутри,
Спешит он заползти скорее
В закат полуденной зари.
И, искупавшись в водах Леты,
Выходит вновь на божий свет...
Но нет того, что было, нету,
И нынешнего тоже нет.
Есть старый-новый мир в наличии,
Но не в сознании твоем.
Ведь во вселенском безразличии
Все тонет в хаосе пустом.
И пьет твою кровь Змей, как воду,
А ты пьёшь плазму высших сфер...
И отпускаешь на свободу
Атом сути в беспредел...
И поглощаешь Змея семя,
Чтоб суть иную возродить.
Уходит из сознанья время –
Пространство небытья открыть
Тому, кто смел изведать Змея,
И обе сути слить в одну.
Ведь стойкость атома имея,
Не покоришься ты ему.
«О, не люби лихого Змея! –
Взывал общественный закон, –
В петле согнется твоя шея,
От ног опору выбьет он».
«О, не иди за ним, не надо! –
Взывали ленность и покой. –
Поверь, не в нем твоя отрада –
Он из реальности другой».
«Он манит тебя за грани,
Но эти грани – лабиринт.
Куда тебя дорога манит –
Все тот же крест путей стоит...»
И все ж Змея глотает Змея,
И, пропуская через суть,
Скрестив героя и злодея,
Откроет миру новый путь...


Мужская суть
Мужская сила в женской слабости
-----
Обнаженный и бессильный.
Он ищет чадру свою в ней.
Он пахнет луною ванильной
С терпким привкусом теней.
У него твои глаза –
Не в цвете – просто в блеске;
Каштан и бирюза
В небесном всплеске.
В беззащитной наготе
Его смелые дерзанья...
В стерильно-мнемном решете
Наивной похоти желанья.
В его руках дрожит сосуд
С флегмою наполовину.
И словно Геб великой Нут,
Он прогибает твою спину.
Ты познаешь все грани паренья,
По невидимой кромке скользя.
И огонь твоего нетерпенья
Он потушит потоком дождя.
И купаясь в остуженной Лете,
Ты познаешь блаженство бытья.
И затмив все загадки на свете,
Он откроет тебе свое Я…


К опере Джузеппе Верди Аида
Заплачут камни, в глас застонет вечность.
И пепел вновь огнем вселенским загорит.
И содрогнется бесконечность.
И превратится в рай Аид.
Пойдут полки бесстрашно Радамеса
Поставить на колени эфиопский клан.
Но приподнимется всех тайн завеса,
Плита гробницы скроет страстность ран...
Люби служанку иль принцессу,
Солдата, полководца – все равно:
Аида в ад пойдет за Радамесом,
Дочь фараона будет пить вино...
Все будет плавно визночальи,
Все будет рвано под конец.
И счастье превратится в стон печали:
Предаст любимый, брат, отец...
И не найти ни в чем отдохновенья:
И даже боги скроются во тьме...
Лишь ты, любовь – крылатое виденье,
В предсмертный час приди ко мне...
Приди, накрой меня собою,
Представь Осириса пресветлый лик...
И пусть победною трубою
Заглушится отчаянности крик...


Путешествие по Египту
Верблюды шли на свой Восток –
На родину по зыби пыльной.
И зной рождал у них восторг;
Предвкушая пир обильный,
Они стремились поскорей
Достичь спасительного Нила;
И, напоив себя, людей,
Вобрать земли родимой силу.
Качался мерно караван
По царству Ра до врат Дуата…
А Страж веков курил кальян
С восхода солнца до заката…
Дремал нахальственный араб,
Содрав с приезжих три калыма.
Раздавался мерный храп
В клубах пенистого дыма.
И сухопутный плыл корабль,
Как фараон в ладье по Нилу;
Хоть царь земли был внешне дрябл,
Невинность дев вливала силу
В его уж суженные вены. –
Скитальцы так питались сном.
Их не страшили перемены
В пути, как свиток, не простом…
И немота томила жаром –
Иссохших губ мелел родник...
И испупительным угаром
Манил шайтаны местной лик...
А в райских тростниках гробницы
Бродил усопший фараон.
Любя, как смертный, небылицы,
Войдя в Дуат, попал в них он.
Сознанье бабочкой металось
Вокруг безумного огня.
В дымной мгле судьба решалась,
Забыв спросить о том меня.


Жертва Фараона
Египетская зарисовка
Явили боги фараону священное знамение этой ночью. Дух его покинул клети еще довольно молодого, исполненного силы и желаний, тела, и понесся на крыльях ибиса к ладье, Анубис на которой кормчий.
Из ложа деревянного его вдруг появились скарабеи и принялись потрошить тело царское его, как нож родильный, и внутренности отдавать в канопы богу смерти.
И перед выниманием каждой части, даже малой, каждый жук подползал к устам и спрашивал его:
- Отдаешь ли себя в жертву ты народу своему?
- Добровольно отдаю, – ответствовал спокойно Минусефт.
Так продолжалось до самого рождения Ра, пока по ту сторону сознания, по ту сторону бытья не зашумел, вскипая жизнью, только что отстроенный – сотни цивилизаций назад, город. В извилистых переулках и узеньких улочках путались судьбы… Казалось, что блаженные, удостоенные жить здесь или случаем попавшие в сей город, словно листья, сорванные ветром с древ, телом продолжают передвигаться по земле, но душа их растворилась в океане уж блаженства. Казалось, здесь витает миллион богов. Но миллион богов здесь не витали, здесь жили просто люди, зачатые семенем земных отцов, и рожденные земными женщинами на родильном камне.
И бродили по этому дивному граду Герой и Злодей. Злодей был в плаще золотом и сандалиях из кожи крокодила, а герой прикрывал неприличье лишь кожаным футляром из мягкой шкуры леопарда, да мускульная грудь вздымала пектораль из «Трех золотых мух», врученных ему за доблесть боевую царем обеих земель, в мир иной к Осирису ушедшим.
Герою и Злодею суждено было встретиться, как двум течениям Нила на восходе при рождении Ра.
Отобедав бобовою похлёбкою в харчевне и спелой дыней закусив, запив ее ядрёным пивом, они разговорились.
- Давай соединимся мы воедино, – Герою предложил злодей, – как Нут и Феб?.. И потечем единым, бурным Нилом, объединяя берега земель...
- Ты думаешь, Добро и Зло объединимы? – Спросил его Герой.
- А почему бы нет? – Пожал Злодей плечами, позвякивая ожерельями в десятки нитей. – Соединимы ж во вселенной тьма и свет, плюс и минус соединяются в частице и жизнь всему дают...
Вдруг потемнели небеса – то Нут разгневалась на Феба за что-то вновь в семейном споре, и на весь город грянул гром. Из стен полезли сотни тысяч скарабеев. С легкостью прогрызая глиняную твердь, они неслись всепоглощающею пылью к путникам, сидящим за столами… Не успели гости проглотить взятую уж в рот похлебку и выпучить глаза от страха, как на лавках осыпалась горка пыли от только что насыщающего плоть свою живого человека!
В сей миг на площадь выступила процессия фараона. Вот-вот передние носильщики должны были ступить на мостовую…
- А если нам в жертву им царя земного принести? – Мысленно спросил Злодей Героя, наблюдая, как скарабеи обгладывают за третьим столиком скелеты одиннадцатого и двенадцатого гостя…
- Но это ж царь их… – Молниеносно рассуждал Герой, беззвучно также. – Воплощение бога, вроде как земное…
- Насытятся хотя б одним, пускай и воплощением... зато город весь не сгинет, цивилизации – уж тем более! Рано еще им проваливаться в Лету, чувствуешь, ведь, сам и знаешь... – Скарабеи перенеслись за новый столик, и Злодей волевым посылом торопил Героя. – Ну, повернется чуть сознание, так и что ж?.. – Прибавил он непринужденно, через соломинку потягивая пиво со спокойствием.
- Предлагаешь Минусефту занять мое место? – Усмехнулся вдруг герой, поддевая вилкой мясо.
- Всего ж на несколько столетий и только в этом крае... – Выпустил изо рта соломинку Злодей от неожиданного предположения собеседника. – Ты, ведь, останешься героем везде и навсегда, как прежде...
- Ох, лучше мне пойти бы на заклание к этим мерзким солнечным жукам, прости-помилуй Ра меня!..
Хатхор глубокоокая на крылах своих орлиных спустила Митанхурат с небес Минусефту, так Ладна и хороша была она собой: и станом тонкая, как цапля, и брови, будто выведены углем, и на губах гранатный сок, как от поцелуя Ра, собрался. И в любви она искуснее всех нимф на свете... Не спал он без нее, не ел, и самолично царь присматривал за нею, когда царице случалось вдруг немного захворать.
И сей последней дивной ночью Митанхурат была с Минусефтом. И Минусефт был счастлив, как всегда, со своей Митанхурат. Все пройденные годы не оставили и перста на красоте ее. Все также круглы были бедра, все также алы были губы, не подкрашенные ни гранатным соком и ни краской привезенной из чужеземья… Начало этой ночи прекрасным и безумным было, как той их первой ночи, с запахами трав и масел терпко-пряными, пропитавшими упругое и загорелое тело любимой. Она дрожала лилией в его руках и была покорна, будто ласковому ветру – лишь стоило ему вздохнуть, любимая к нему клонилась все плотнее. И опасался царь одним движением или вздохом спокойствие нежности и страстность красоты ее нарушить...
Уста его шептали в знойной тишине:
«Душа пуста, как выпитая кружка
Без сладостной любви твоей,
Пьянящей, как вино, моей орлицы-Ба подружка:
Без бедер – чаш любви, без крыльев-рук и без очей,
Огнем горящих Нут – любви и сущности богини...
Ты кудри заплела, но лишь наполовину,
Ведь не явился я в назначенный наш час,
Но стоит мне придти, ты бросишься в пучину
В объятья рук моих и в омут моих глаз...»
Но страсть сменилась благостной истомой. Уснул и царь и царица в плену державных рук его... И только утренний кошмар смутил покой фараона Минусефта.
И теперь, в неистовом, привычном ликовании толпы, в приветственных ударах воинов мечами о щиты, и, даже в благостно-влюбленном взгляде возлюбленной Митанхурат, он видел, чувствовал недоброе знаменье...
Сила волевой энергии волною подхватила скарабеев отряхивая налету с них кровь и еще трепещущую плоть и понесла к носилкам – прямо к сердцу фараона...
- Настал твой смертный час, готовься... – Зашипела пауками злобной ночи спустившаяся на землю мгла...
Восхищенный гул толпы утих. Яркие полотнища приветствий опустились; тучи лоскутами черной слезшей кожи коварного Апопа-змея скрыли от очей лик лучезарный Ра... Всё затихло и стемнело.
- О, если суждено погибнуть мне, – взмолился фараон, в кромешной темноте и непрорывной тишине к богам взывая, – молю, великий Ра – бог света и тепла, и Нут – владычица вселенной, и тебя, прекрасная и верная сестра Исида – любви и радости богиня: не дайте ввергнуться в печаль и в пропасть разрушения народу моему и возлюбленной моей!!! Пусть не изведают они боли от потери и да не обратятся в прах и пепел мои завоевания, присоединенные к великим землям Нила!!!
- И что ж ты просишь у богов, фараон в обычной коже смерда? – Злорадно прошипел Апоп, коснувшись хладным и шершавым подбородком умощенного плеча царя. – Не умереть тебе нельзя – ты смертен, как и все земные, на все внушаемые ими тебе басни невзирая...
- К смерти я готов. Земной уход не страшен мне. Готов к Осирису уплыть в ладье священного Шакала... – В адорации поднял руки фараон...
- И что ты предлагаешь? – Змей ткнулся в ухо фараона острым зубом. – Быстро говори ясней и проще! Скарабеи в нетерпении, и сдерживать их даже я не в силах долго...
- Коль в этот час погибель суждена, то пусть в Дуат отправлюсь только я сейчас и никого уход мой не омрачит и будет не замечен, а дела мои и начинания пусть продолжаются, будто я все тут с народом и возлюбленной моей, царь двух земель, как прежде...
- То есть?..
- Я отпускаю свое Ба к Осирису с благоговейной радостью спокойно. Но пусть душа возлюбленной моей Митанхурат священным Ибисом влетит в излюбленное ею тело, пусть сердце вновь согреет в нем и разожжет огонь, совьет гнездо для жизни, и правит пусть народом Минусефт, как прежде...
- О, он герой! – Вскричал Герой в великом восхищении. – И даже смертью он своей печалить никого не хочет, и тщится сохранить все завоёванное им двум землям и потомкам!
Две равные по мощи тени рука к руке к носилкам подлетали вслед за тучей скарабеев.
- Непревзойдённый трус! – Плюнул на головы зашевелившегося народа Злодей. – Тщится сохранить роскошь жизни бренной за счет возлюбленной своей! Ведь, уничтожив суть ее, он заберет и жизнь и память...
За шитым золотою нитью алым шелком царственных носилок кружилось с мелкими шуршаниями тонких ворсистых лап густое облако жуков, и раздавался хруст костей...
29.09.2021


***
Приходи, фараон, на меня наглядеться:
Сбрось пелёны свои, словно путы проклятых цепей!
Хапи верно хранит твою грудь и живое, горячее сердце,
Как святой бабуин, что у Стикса встречает гостей,
Пришлых с мира живых, как младенцев, в чистейших пелёнах,
В неусыпных мольбах славя мощь неземного царя...
Фараоны родов всех, в мастабах пирамид погребенных,
Бросят барок своих у дворца его врат якоря.
Всё случиться, мой милый, и всё будет, как в самом начале,
Всё придёт и уйдёт, как бывало над Нилом не раз;
Зажурчит вдруг на систре Нефертари в истомном угаре,
И пробьёт воскресенья твой заветный двенадцатый час.


Надгробное восхваление фараона пятой династии. Унаса
Мне хватит семян на тысячу жён,
Мне хватит солдат на врагов моих:
По капле из фалла на каждую девку,
По сотне солдат на врага моего!
Как коршун на кур, паду я на жен,
Как рой скарабеев, пущусь на врагов…
Затрепещут враги, зыбкость жизни познав,
Их жёны, вопя, лица в кровь изорвут
Ногтями себе, жадно смерти прося…
И уронят мечи, не подняв на мой стан,
Все чужие войска из поганых земель.
Унас – светило звезд на небе,
И исток подземный рек.
Унас – очи бабуинов –
Стражей входа в мир богов;
Унас – разум мудрецов...
Он их печень пожирает,
Как священная Таурт.
Скрылся Унас на закате
В ладье с шакалом у руля:
Ра укрыли тучи смерти –
Угасло солнце до зари...
Доплыла лодка до врат жизни –
Нут младенца родила:
Великий Ра опять на троне,
Унасу от всех почёт!!!

Рука порывно гладит камень,
Словно деву в час страстей...
Кровожадный Анубис вырвал пылкое сердце
Из холодной груди, чтобы Хапи его передать...
Но согрели его крылья Ба и овеяли воздухом жизни,
Словно любящей Нут руки бога ее,
Завернули в пламенье любви уголек,
Что лежал на земле, вырван когтем бесстыжим врага...
Великим поём вековечную славу!
И Унас высок, как Осириса трон!
Корона обеих земель на главе его вечно прибудет,
Как и слава его бесконечна в обоих мирах!

Озарение Рамсеса
Осветись лицо Рамсеса
Ра живительным лучом!
Пусть из каменя завеса
Для КА станет нипочём!
Пусть ожоги болевые
Ра с рассветом исцелит.
Пусть все тайны вековые
Ибис с взлётом ввысь узрит.
Пусть всё будет, как вначале,
И начнётся всё в конце!
Пусть все гимны, что звучали,
Звучат на каменном крыльце!
Встрепенись живая птица,
Сбрось окованность пелён!
Пусть узрит всех предков лица
Досточтимый фараон.
Рамсес, очнись в сиянии бога,
Яви преемственность времён!
Пусть у вышнего чертога
Оборвётся бренный сон!

Египетский конь
Лети, мой конь вперёд небесного огня –
Спаси меня от черной стаи.
Втопчи копытом в тьму Апопа.
Стань щитом моим от тьмы.
Твою грудь от стрел поганых
Покрою сбруи серебром,
Копыто каждое подковой обрамлю.
Неси меня, мой конь, по путеводному мосту,
Куда ведёт тебя изгиб спины великой Нут.
Неси в сады извечной жизни,
Где ждут все родники меня,
Где сад мой буйством полыхает,
Где мой очаг зажжён навек.
Постиг ты замысел Исиды –
Фараона двух миров,
Земной владыке в женской сути,
С Анхом вечности в руке.

Пусть ведёт меня удача,
Пусть несёт мой верный конь,
Будет благостной дорога,
В сердце теплится огонь,
Словно масленый светильник,
Что горит пред божеством,
Зажжённый пламенною жрицей,
Чтобы богу угодить.
Исида – пламенная жрица
Царя и брата своего!..
Пусть же сердце исцелится
Теплом светильника того,
Что горит в священной зале
Кровожадного шакала…
Единственное, что осталось,
Пусть во мне забьётся вновь!..
Гнездо совьёт священный ибис
В сердце снова сутью БА...
Лети, мой конь, к моей царице,
К её носилкам у высоких врат,
Где рабы её лежат,
Словно пыльные подпятки,
Пред всеми подпирая двери.
Пусть коснется её ножка
Моей небритой головы;
Пусть упрётся подбородок
Её камня мостовой...
Стучи копытом, конь мой верный,
По извечному мосту,
Словно Геб, жену лаская
По изогнутой спине...

Правда и Кривда
Египетская сказка
Сказка старая, сказка древняя,
Умудрённая, как вселенная;
Жизни вихрями и материей
Темной и энергией
Апокалипсной мистерией
Возникшей в солнечной империи...

Нет страшнее человека
По жестокости своей:
Крокодилы в мутных реках
Уступают в оргии ей...
Крокодил до смерти склизок,
Влажен, зелен, словно ил...
Человек хитёр и низок,
В какой бы сути он ни был...
Его тщеславие легче пыли:
В реку брось – он из реки
Выплывет, хоть был весь в иле
И пускал там пузырьки...
Обсохнет, высушит одежды,
Отряхнётся от гнилья,
И станет вновь таким, как прежде –
Человек-червяк-свинья...
Погрузи его ты в горе,
В стыд, позор иль наготу –
По колено ему море,
Переступит он черту
И пойдёт к желанной цели,
Хоть по трупам напролом...
Для него – что тропы мели,
И лужайка – бурелом.

В стране, как солнце, золотой,
В давности, песком покрытой,
Отца и матери одной
Плетью, воедино свитой,
Два брата жили в одном доме,
Похожих и несхожих в сонме.
Чтоб утолились в нас печали,
Боги нам детей послали
Несхожих ликом и натурой,
Словно звери с разной шкурой.
Звался Правдой старший сын,
Младший Кривдой назывался.
Каждый до своих вершин
Своей тропою продирался.
Старший добрый был и красен,
Прям, как стрела, как солнце, ясен;
Никого не обманул,
С пути прямого не свернул.
Не обидел никого,
Не присвоил ничего;
Был покладист и учтив,
С каждым добр и справедлив.
Всякий Правду обожал,
Только Кривда обижал.
Младший – призрачный урод,
Карлик грубый и горбатый,
Для него весь мир не тот;
Страшно ненавидел брата –
Как можно Правду не любить,
И мечтал его сгубить.
И однажды Кривда-брат
Заказал у кузнеца
Драгоценный клин-булат
Весь в причудах изразца:
В бесценных камнях тут и там
И с резьбою по краям.
Когда заказ уж был готов,
Карлик, взяв с собой хлебов
В котомку и другой еды,
Кувшин вина, кувшин воды,
Будто отправляясь в путь,
Надумал к Правде заглянуть.
Спешно выразив почтенье,
Отдал кинжал на сохраненье.
Брат, как добрый, верный друг,
Положил кинжал в сундук,
Обнял Кривдуон радушно
И промолвил простодушно:
- Не волнуйся, милый брат,
Сохраню я твой булат!
С лёгким сердцем трогай в путь –
О клинке спокоен будь!
Как свою зеницу ока,
Сберегу его до срока!
Кривда ж, подкупив служанку,
Заоколье спозаранку
Отправился в ближайший луг,
Чтоб развлечься средь подруг.
Служанка Правды ночью тихо
Кинжал украла ему в лихо,
Тотчас Кривде отнесла
И от карла понесла...
Отдав весь досуг разврату,
Возвратился Кривда к брату.
- Где кинжал?.. - А нет кинжала...
Время мести и настало...
Напрасны Правды оправданья,
Уверенья, заклинанья:
- Исчез кинжал… Куда – не знаю…
Но ты не огорчайся, брат…
Я б отдал все блага рая,
Чтоб вернуть его назад…
Не нашёл я след воровки –
Пусть ее накажет жизнь…
Выбери в моей кладовке
Все бесценные ножи –
Там, поверь мне, их немало…
Только карлик на своём:
- Ты прельстился тем кинжалом! –
Обездолил ясным днём!
Не найти мне уж такого:
С широким лезвьем, словно Нил,
Каждый в нём размером с гору
Агат, топаз, гранат, берилл!
Рукоять, как ствол колтоса,
Железо – белизна кокоса!
- Как? Кинжал такой большой?!..
Брат, одумайся, родной!
- Ты украл кинжал бесценный!
Возвращай его, презренный!..
Тебя я к судьям отведу
И управу там найду…
Повёл Кривда Правду в суд
Тягою совестливых пут,
Ту ж легенду рассказал,
Восхваляя свой кинжал –
Молвил с видом он усталым
О горе мнимом карл своём:
-Он прельстился тем кинжалом! –
Обездолил ясным днём!
Не найти мне уж такого:
С широким лезвьем, словно Нил,
Каждый в нём размером с гору
Агат, топаз, гранат, берилл!
Рукоять, как ствол колтоса,
Железо – белизна кокоса!
- Как? Кинжал такой большой?!..
Брат, одумайся, родной!
- Ты украл кинжал бесценный!
Возвращай его, презренный!..
- Ну-ка, Правда, отвечай:
Что от мира ты скрываешь?
Справедлив ли этот хай –
Ты ль кинжал не возвращаешь? –
Судья спросил у Правды строго.
Правда помолчал немного.
- Да, я взял кинжал у брата. –
Молвил Правда непредвзято. –
Его я положил в кладовке,
Где хранил своё добро...
Какой он нужен был чертовке?
Какому бесу под ребро? –
Убейте, этого не знаю...
Пусть возьмёт любой взамен...
Судьи Правду презирают,
Кривда выше всяких цен.
Признали Правду виноватым.
- Какой ты хочешь приговор? –
Спросили Кривду перед братом,
Презрев невинности укор.
- Пусть накажут Правду строго,
Как презренного раба!
Тот кинжал мне стоил много,
Покарай его судьба!
Выколоть ему два глаза
И прислать в мой дом служить,
Чтобы смог он, пусть не сразу
Мне потерю оплатить.
Согласились с Кривдой судьи
И лишили Правду глаз;
И при всём честном прилюдьи
Для Правды свет навек угас.
Отправили служить беднягу
На подворье подлеца,
Как бесправного бродягу
Неизвестного отца.
И опять не в радость карлу
Кроткого почестья вид:
Точит, точит сердце лярва
Жалом призрачных обид.
Юноша красив и весел,
И проворен, хоть и слеп:
Мир по-прежнему чудесен,
Страх и мрак ему нелеп...
Младший брат скрипит зубами,
И беснуется, как зверь:
Будто в лёгких его пламя,
Таурт пасть открыла – дверь
В свою утробу, как в геенну...
Призвал Кривда подлых слуг,
Заплатив высоку цену
Перед перечнем услуг,
Приказал в пустыню брата
Отвести подальше им –
В зыбь песков, за грань заката,
Где столбится пыльный дым...
- Возьмите этого детину –
Сего презренного раба,
И сведите во пустыню,
Чтоб не видеть никогда! –
Тыкнул Кривда пальцем в брата.
Такова была расплата
Тому за кровное родство,
Что он старший брат его...
Но молить стал Правда слуг –
Не за перечень услуг,
Не за прошлые дела,
А во имя лишь добра:
- Не квитайтесь вы со мною,
Как велел вам изверг-брат...
Я рассчитан уж судьбою
На десять жизней уж подряд...
Оставьте лучше за барханом,
Где открыт широкий путь;
Брату же скажите, пьяным
Меня зарыли где-нибудь...
Пожалели слуги брата –
Отпустили, как просил;
Карлику сказали, плата
Воздана по мере сил...
- Воздадут вам боги, слуги,
За старанья и услуги! –
Карлик радостно при том
Заплясал, тряся горбом.
Пошёл Правда без дороги,
Оставив позади чертоги,
Оставив дом родной и край
В будущий свой ад иль рай.
В немом раздумье и кручине
Три дня блуждал он по пустыне,
Томимый голодом и зноем,
Ветром, мраком, непокоем...
Так бродил путём он длинным
По барханам и равнинам.
И добрёл в истоме полной
До усадьбы затенённой.
И под деревом тенистым
Он уснул под шелест листьев,
Не ведая, что бездорожье
Привело его к вельможе.
У вельможи была дочь:
Кожей – день, очами – ночь,
Как сестра богов – красива,
И, как крезы все, спесива.
Доложили ей служанки,
Что под древом спозаранку
Нашли прекрасного юнца…
Не дошёл он до крыльца –
Под оливою в саду
Свалила усталь на ходу.
Но прекрасен он, как бог,
- Никто сравниться с ним не мог
Красотой во всей стране! –
Трещали девы, как во сне.
Усомнилась дочь вельможи,
Что так красен был прохожий,
Приказала всё ж юнца
Проводить к ней до крыльца.
Бросив же лишь первый взгляд
Потеряла в мыслях лад:
Влюбилась в Правду, как Бастет,
И сказала тет-а-тет:
- Умоляю, стань мне мужем!..
Беды все мы вместе сдюжим!
- О, богиня, я слепой –
Нужен ли тебе такой? –
Правда вопрошал в смущеньи.
- Молю, не дли мои мученья.
Я люблю тебя, как есть,
Тебе любовь моя и честь!
Но недолго длилась радость,
Лишь прошла порыва сладость:
Правда надоел жене
И отправился к воротам –
Ему заменою вполне
Стала блажь и тяга к рвотам –
То бишь, понесла жена
От красавчика из сна.
У привратника хозяйки
Сын родился словно бог:
Цветы в саду и на лужайке
Падали ковром у ног…
И умён не по летам:
Отцу – на гордость, деве – в срам.
Мальчик вырос, кончил школу,
Стал искуснейшим песцом,
И к судьбы своей уколу,
Как отец, готов был он.
Играм праздным он с друзьями
Времени не отдавал;
Калам и свитки с письменами
Из рук и в ночь не выпускал.
Зависть стала злобной тенью
За ним бродить и пересуд...
Крепость – лишь его именье –
Покой души ему лишь тут.
- Кто отец твой, безызвестный?
Чей ты сын? Каких кровей? –
Дразнил его кагал бесчестный
В хамской пошлости своей.
- У тебя отца и нету –
Подкинули в гнездо птенца!..
И снося издёвку эту,
Мальчик плакал у крыльца.
Но не выдержав однажды,
Пошёл он к матери своей.
Что желает ведать каждый,
С дрожью он спросил у ней:
- Кто отец, скажи, мой, мама?
Имя назови его! –
Мальчик вопрошал упрямо,
Не желая ничего.
- Видишь, вон, у тех ворот
Ты привратника слепого?..
Это твой отец... Вон, тот...
Мальчик закричал сурово:
- Женщина! Да ты ли мать?!..
Я ль твоё покинул чрево?!..
Надо бы людей созвать
На тебя, постыдна дева!
Надо бросить крокодилу,
Чтоб тебя на части рвал!..
Ты на смерть приговорила,
Того, кто жизнь мне эту дал...
Бросился юнец к воротам
К слепому, бедному отцу,
Взял вина и хлеба с мёдом
И одежду, что к лицу.
Есть и пить его заставил
Сам прислуживал ему.
К ласковым словам добавил
Потом расспросы: – Почему?
Сделал кто с тобой такое?
Зренья кто тебя лишил?!..
Правда отвечал: – Былое...
Брат меня так не взлюбил.
Не по нраву был ему я –
Не носил, как он, горба:
Вот, к судьбе моей ревнуя,
Сделал из меня раба...
- О, отец мой, пленник чести!
Я урода накажу!
Не уйти ему от мести –
Теперь его я осужу!..
Взяв с собой хлебов в дорогу,
Сандалий смену и быка,
Правды сын с молитвой к богу
Пошёл искать клеветника.
Недолго длился срок хождений:
За бархатном уж луга
Простирались их имений –
Нил делил их берега.
Пастушок невинный стадо
Пас пройдохи-горбуна,
И была ему награда
В день краюшка лишь одна.
- Сбереги, прошу, как брата,
В своём стаде ты быка...
А за то тебе расплата –
Вся поклажа и рука
Верного по жизни друга!
Возьми мой меч, сандали, хлеб...
А за то, в часы досуга
К быку, прошу, не будь ты слеп...
Видишь, бедный, притомился...
У меня он племенной,
Белый, рослый... Им гордился
Отец и род весь честный мой.
Много дней бродил по граду
Правды честный правый сын.
И однажды к тому стаду
Кривда-плут сошёл с вершин.
Надумал он полюбоваться
На своих овец, коров,
В молоке их искупаться,
Взяв с собой сто бурдюков.
Издали еще приметил
Он белёсого быка –
Так могуч он был и светел,
Как на небе облака.
- Хочу отведать его мяса,
Заколи его, пастух...
- Он не моего запаса... –
Взор у мальчика потух.
- Выбери себе другого, –
Остальные все твои...
Кривда прошипел сурово:
- Говорят тебе, коли!..
А хозяину скотины
Дай другого ты взамен...
Что за глупый ты детина?! –
Не заметит он подмен!..
Пастух перечить не решился –
Кривда мясом насладился...
О том проведал Правды сын,
Вышел к стаду из равнин
И – к мальчишке напрямик:
- Ну-ка, где мой белый бык?..
Что-то я его не вижу...
Говори, где бык, бесстыжий?!..
- Стадо всё перед тобой:
Из него – твой бык любой –
Какого хочешь выбирай...
- Моего быка отдай!..
- Твоего хозяин съел –
Я перечить не посмел... –
Пожал плечами тут малец,
Моля себе не злой конец...
- Тебе доверил одному....
Нету равного ему:
Когда на площади стоит –
Хвост его в полях лежит,
Голова же – в тростниках...
Ах, бычок мой... Ах, ах, ах...
Какие у него рога –
Нут изгиб меж них – дуга:
Один – на западной горе,
А другой рог – на восточной...
Шкура вся, как в серебре...
Спина – Великая река –
Неоглядна, широка... –
Распинался Правды сын.
- Ну-ка, где твой господин?..
- Да бывают ли такие
Несуразные быки?!.. –
Пастух открыл глаза большие
Со взмахом маленькой руки.
Но сын Правды уж не слушал
Удивленья юнца
С наивным, детским простодушьем...
Вёл к именью отца,
Себя в мальчишке узнавая...
Кривда оказался дома.
Даром время не теряя,
Он повёл обоих в суд –
В тот, что карлу уж знакомый...
Сперва кичился подлый плут.
Но как только мудрый мальчик
Наплёл, что парню говорил,
Вверх подняв с угрозой пальчик,
Кривда спесь свою забыл:
- Что ты злишься, дорогой?
В моём стаде каждый твой –
Какого хочешь выбирай...
- Моего быка отдай!..
- Я другого не приму –
Нету равного ему:
Когда средь площади стоит –
Хвост его в полях лежит,
Голова же – в тростниках...
Ах, бычок мой... Ах, ах, ах...
Какие у него рога –
Нут изгиб меж них – дуга:
Один – на западной горе,
А другой рог – на восточной...
Шкура вся, как в серебре...
Спина – Великая река –
Неоглядна, широка... –
Распинался Правды сын.
- Где же бык мой, господин?!..–
И добавил судьям сухо:
- Чтобы мясом нежным брюхо
Ненасытное набить,
Приказал его убить...
- Да бывают ли такие
Необычные быки?! –
Удивились судьи злые. –
- Помни, лгать нам не с руки!..
Плечами Правды сын пожал:
- А бывает ли кинжал
С широким лезвьем, словно Нил,
Каждый в нём размером с гору
Агат, топаз, гранат, берилл!
Рукоять, как ствол колтоса,
Железо – белизна кокоса?!!.. –
Юноша спросил учтиво. –
- Рассудите ж, судьи нас,
Вы по чести, справедливо...
Я – сын Правды, что без глаз...
- А, так это ж мой племянник,
Жив великий бог Амон! –
С места поднялся охальник.
- Как лучезарный фараон!..
Я от смерти, ведь, когда-то
Спас единственного брата,
Попросив лишь ослепить...
Если жив он может быть,
Пусть ведут его сюда,
И меня пускай тогда
Самого пусть ослепят!..
Чтоб привратником у врат
Мог у брата я служить
И покой его хранить.
Юноша сказал тут судьям:
- Здравы пусть мы будем,
Как всевышний бог Амон,
Как великий фараон!
Если Правду я сюда
Приведу, пускай тогда
Дадут сто палочных ударов –
Сколько дали Правде раз
И лишат обоих глаз! –
Всё, как дядя захотел!..
Пройдохе будет всё в удел!..
И привёл в суд сын отца.
Наказали подлеца,
Служить поставив у крыльца;
Вернули имя и именье
Правде до конца бытья
Во имя правого житья...
Свершилось праведное мщенье!

Сказка старая, сказка древняя,
Умудрённая, как вселенная;
Жизни вихрями и материей
Темной и энергией
Апокалипсной мистерией
Возникшей в солнечной империи...


***
Моё тут сердце до поры,
Пока царство на земле.
Фараоновы пиры
Под тканью облаков во мгле...
Он обвился вокруг бёдер
Легкой камкою туманов;
И бальзамом сотен вёдер
Небесной лавою вулканов
Мои кудри он бальзамом
Тяжелит смолой небесной;
Винным, сладостным дурманом
В уста он льётся бестелесным,
Заготовленным богам...
Нефер, о, моя царица, –
Эхнатон прильнул к устам. –
Дай мне из тебя напиться
Сладострастья испокон
Веков, что выжидало
Когда придёт твой фараон
Порой священной для царя, –
Ждала печать удар кинжала, –
Переполнились края…
Мне тебя извечно мало,
Лучезарная моя!..
Не оставь меня в час страсти,
В час блаженства не покинь!..
Отведёт царь все напасти
От святейший из богинь!..

Сто первый сын Рамсеса
Я сто первый сын Рамсеса –
Всё равно, что нижний раб,
Не имею в знати веса,
Поле жизни мне – ухаб.
Сотни жён у фараона,
А детей его не счесть.
Двух земель его корона
И люта, как пламя, месть.
Одному по жизни туго,
Тяжела дорожна кладь...
Не прочна времени фелука –
Боги могут плыть лишь вспять.
А по залам гипостильным
Только что рождённый Ра
Скользит лучом своим умильным
По грани НЫНЕ и ВЧЕРА...
Он, хоть бог непервородный,
Но царевич из светил...
Путь у всех нас небесплодный,
Змей-рок каждого смутил.
Мы идём своей тропою
По дуге великой Нут.
Той и этой стороною
Нас стремленья ведут.
Я пошёл своей тропою,
Словно путник вдоль реки.
Управляющий ладьёю
Анубис скалил мне клыки.
Он рычал, клинки готовя,
Точа хопеш мне для мозгов…
И шипела злая доля,
Ползя змеёй меж облаков…
Ра, стократно умирая,
Возрождался в небе вновь –
Возрождалась неземная
Заря и вечная любовь.
В этот мир и я явился
В радость матери своей.
Чёткой гранью очертился
Для меня сей мир людей,
Чтоб открыть ворота рая
Мне Осириса в конце,
Чтоб печать царей земная
Сияла на моём лице.
И за все мои изгнанья,
За лишенья, за труды
Послали боги воздаянье:
В скромные мои сады
Направили мою царицу,
Пусть, не царственных кровей –
Ни принцессу и ни жрицу,
За то моря подвластны ей,
Большие реки, малы речки,
Даже наш великий Нил!..
Не сидим мы с ней у печки –
Трудимся в потоке сил.
Отец ее – торговец знатный,
Нам оставил все суда,
И от черни неприглядной
Отдалил нас навсегда...
Теперь я странствую по морю:
Вижу страны, разный люд,
Зад показывая горю,
Жду спокойно Главный Суд.
Пред Осирисом предстану,
Пред Исидою склонюсь,
И, по мирозданья плану,
В достойном лике возрожусь...
Я сто первый сын Рамсеса,
Но не раб судьбы своей;
Приподнялась тьмы завеса
В благодать грядущих дней!..
Январь 2022


***
Облаком пришел и ветром улетел.
Вам, сударь, двести лет с обеда.
И весь мирской наш беспредел
Опостылел вам до бреда.
Вселенная молила хаос:
«Разрушь всё, чтобы воссоздать!..»
Но лишь взрывался нижний ярус,
Всё зарождалось заново опять.
И вы недавно вразумели,
Что умножать на ноль – полнейший бред:
Как только вы окажетесь у цели –
Окажется, что этой цели нет.
Помилуйте в своём великодушье:
Вовеки верх и низ достоинством манят.
Но вы в наивности не скучны –
В вас силы двух миров бурлят.
Но как пройти все муки ада,
Не покусившись на манящий рай?
Мне ничего от вас не надо,
Позвольте с вами лишь уйти за край…
Ночь  приходит с черными руками,
Чтоб свет запрятать в тайный свой карман.
И две души, как лёд и пламень,
Бьются птицами о стан.
То зову, то горько плачу,
В своей наивности кляня:
В искушённости ребячьей
Не отстраняйте вы меня…
***
Восходит солнце на востоке
В маске ало-золотой,
Возвещая о пророке,
Что придет вслед за звездой.
Подними главу, о странник,
Лучезарный лик узри!
Ты судьбы своей избранник,
Поклонись лучам зори!
Ни слезинки, ни полслова
В суе ты не пророни!..
И спадут твои оковы
В миг победы и любви!..
Не туши своим сомненьем
Ты пламенье божьих глаз…
И окажется виденьем
Призрак лютой тьмы тотчас.
Небу покажи лик чистый,
Коснись улыбкою ветров…
И тогда господь лучистый
Лазурный выстелет покров
Над твоею головою…
Встреть восторгом гимна бога!
И тогда с твоей тропою
Будет Вышнего дорога…


Поучения жреца Анхшешонка, находящегося в темнице, для младшего сына, IV век до н.э.
Возьму калам, и первой каплей
Аменхотепа ублажу.
Мой грех невольный серой цаплей
В камышье Нила усажу…
Не выдал родичей неверных,
Что собирались на царя
Напасть в ночи оравой скверной,
Ему лихое сотворя.
Но лишь пытался образумить,
И вразумить на благость дел,
Уняв их душ пустую сумять,
Чтоб изменить лихой удел.
Несчастные не вразумели,
Наставником их стал палач.
Меня ж в тюрьму без канители
Посадили – плачь, ни плачь…
И вот прошу у фараона
Не милости и не свобод,
Как раб презренный возле трона
Под бременим своих забот.
Прошу смиренно у владыки
Калам, папирус, краски чернь,
Чтоб позволил Тот великий
С тобой, мой сын делиться всем.
Пусть мой царь мне в оскорбленье
Кувшины с пивом слать велит,
Чтобы я свои ученья,
Как бездарный ученик
Тебе писал на черепках
Опыт жизни многотрудной.
Чтобы ты в моих трудах
Нашёл ответ судьбе причудной.
Итак, внемли же, милый сын,
Дабы не зваться бедолагой;
Да будешь ты весь век храним
Мольбой отца, умом, отвагой,
Судьбой коварной, проведеньем!

Следует за наставленьем
Совершенство, о мой сын.
Будь ты слугам господин:
Береги их от объятий,
И запомни, что проклятий
Полно сердце у слуги,
Спины какого батоги
Не касались с должной мерой.
Сын, не проникайся верой
В этом мире ни к кому.
Следуй сердцу своему,
Но не ночью и не днём
Не открывай, что скрыто в нём.
Идя по призрачному краю,
Не реки ты твёрдо: «Знаю», –
Сверь всё с опытом, умом:
Стань, мой мальчик, мудрецом.
Бессмертных нет под сенью света.
Многое скрывает тьма.
Не реки же: «Это лето» –
Где-то есть ведь и зима...
Не добывший летом дров,
Не согреется зимой –
Закон жизни уж таков –
Помни это, о сын мой.
Ведь, не гибнет от забот
Ни единый крокодил,
А вот голод смерть несёт,
Как бы он хвостом не бил.
Богатство делает раба
Из хозяина – учти.
Пусть ведёт тебя судьба
Всегда по верному пути.
Если вытолкнут из дома
Тебя, учителя, ты, брат,
Не выказывай истомы –
Стань привратником у врат!
Не делай зла, ведь зло вернётся.
Не стесняйся вопрошать.
И взойдёт над домом солнце,
Коли всё с умом решать.
Коли дело не по силам –
За него ты не берись,
Иль покажешься ты хилым
Всем, бездарно тратя жизнь.
Помни, что сказал отец:
Друг глупца – вдвойне глупец,
Коли дружишь с мудрецом –
Станешь мудрости отцом.
Добро каждый добывает –
Мудр тот, кто сохраняет
Ещё добытое добро –
Пусть не злато, серебро –
В мудрости добро хранится,
Им не жаль и поделиться.
Скверен, сын, и вор и плут:
Крадёт он ночью, днём найдут
И его, и что украл –
Себе силки он расставлял.
Не ведись на лёгкий грош.
А поступок тот хорош,
В коем истинно нуждались.
Иди по жизни не печалясь,
Как бы не был путь лукав,
Верши без страха в чём ты прав!
Но и быстро не беги –
Упадёшь – сомнут враги.
Не бойся проиграть сраженье:
Когда достойно пораженье,
Оно и битве не помеха,
Половинного успеха
Оно гораздо, сын, ценней
И не портит битвы всей.
И ещё... Во тьме ночей
Нету царских сыновей...
Храни тепло в своей груди.
Мудр тот, кто впереди
Видит всё, что происходит,
Тот свой путь и цель находит.
Не верши суд сгоряча.
Строй для БА в себе ты царство.
И запомни, что лекарство
Полезно лишь в руках врача,
Сотворившего его...
Творца представит мастерство.
Каждый дело своё знает,
Как время лето и зима:
Возводят зодчие дома,
Музыканты – воспевают.
Бездельник – истинный уродец!
Испив воды, не плюй в колодец.
С тобой мольба отца, тревога...
Все в руке Судьбы и Бога.

Застольно-молебный тост Клеопатры
Не изведать всю глубь Нила,
Как суть жизни до конца.
Меня природа сотворила
Посредством глупого отца.
Златокудрый Александр,
Зачем в гробу ты возлежишь?
Розовеет олеандр
У колонных узких ниш.
Зачем богам гробы – их одры?
Тобою восхищались все,
Бабуины корчат морды
У входа в мир иной во сне...
Александр златокудрый,
Мертвый ты, хоть всех живей.
Путь твой славный, многотрудный
В анналах человечьих дней.

Золото не тяготит царей,
И царицам к лику злато.
Блеск палат земных теплей,
Чем Осириса палаты.
Пусть в них боги и живут,
В леопардах грея спины,
А своих палат уют
Милей неведомой чужбины.
Обнажите мою душу
И отдайте тело львам.
И хмельной водицы в чашу
Налейте в благостность устам!..
Выпью я за Птолемеев –
Тех, что начали мой род,
За пленённых их плебеев,
За изнеженных господ.
Александр златокудрый,
Дай мне свет звезды своей,
Чтоб мой путь в пустыне людной
Достоин был стези твоей!
Путь незримый начиная
От священного одра,
Александр, умоляю:
Дай мне мира и добра;
Дай достатка для народа,
Под короною ума...
Пусть священная природа
К славе выведет сама...
Пусть из рода Птолемеев
Мы с тобой, как брат с сестрой
Под шипенье уреев
Выйдем к рампе золотой!..
О великий Александр,
Дай красы мне и ума...
Да качнется олеандр,
Отойдёт от одра тьма!..
Выйдем мы из дома мрака,
Возвратившись, словно Ра,
И священная собака
Повезёт нас в дом утра...

Триумф
Он сидел, смотрел хоккей,
Воплотившись из Египта.
Чтобы было веселей,
Взяв попкорна и пол литра.
Россия правила триумф,
К финалу вырвавшись локтями;
Раскатав свой важный буф,
Смеялся мирный египтянин.
Он хохотал над всем бытьём,
Над сей реальностью жестокой,
И в мироздании своём
В покров он кутался широкий.
Египтянин, египтянин
Ты явился к нам из дней,
Когда Осирис, братом ранен,
Исиду звал сестрой своей.
Египтянин пил из склянки,
Как с кувшина в те века,
Когда девы-атаманки
Были войнами полка.
Там, где быль, и, там, где небыль,
Где все звуки унисон,
Голос исходящий с неба
Оживляет мёртвый сон…
И по Нилу вверх подняться
Могут праведных ладьи;
Сердце на весах качаться
Будет только до зори…
А потом – летишь ты шайбой
К тем иль этим воротам,
Совести заполнить райдер
Суждено твоим делам.
Спят в озерах василиски,
Дремлет в камнях скарабей;
Путь к Осирису  неблизкий,
К великой Нут – ещё длинней…
Увлечён чувак игрою,
С проворными летя душой
Лёгкой пташкой из покоя
В мир наш странный и шальной…
Кто взлетит, кто проиграет –
Знает лишь Осирис с Нут…
Египтянин же гадает:
Что за люди здесь живут? –
Странные, но в чём-то схожи
С его предками в дали…
Богов, царей повадки тоже
Будто бы одной земли…
Робеет мирный египтянин,
Водку из горла сосёт…
В это время бравый парень
Шайбой по воротам бьёт...
И врагов своих вгоняет
В мёртвый ступор без меча!..
И Россия побеждает
Одним движением плеча!..

Песнь египетского арфиста, XXI в. до н.э.
Тела и души входят в мир.
Сменяются и исчезают.
Где богов извечный пир,
Пирамиды укрывают.
Мумии, духи пирамид
Их владельцев раньше здравых
Роспись «Мёртвых книг» хранит
В драгоценнейших оправах.
Неужели всех их тьма
Поглотила в изначалье?..
Нет, – Исида их сама
К Богу привела во здравье!
Слыхал я слова Имхотепа,
Хардедефа на устах
У всех реченья их. Нелепо
Спорить с тем, что вторит прах!
Где же их захороненья,
Где их стены? – Мест их нет!
Не приходят поколенья,
Чтобы вспомнить их завет…
Чтобы ободрить сердца нам,
Чтобы вспомнить имена,
Чтобы воссоздать тот храм,
В котором наша суть одна…
Взвеселите своё сердце,
Возликует тот, кто прав,
Кто для вас откроет дверцу
В тот божественный анклав!
Следуйте всегда вы зову
Только сердца своего!
Но верны всё ж будьте слову,
Что исходит из него!
Носите конусы на главах
С миррой в разницу рабам…
Всех виновных или правых
Отличает сердце там…
Облачайтесь в тонки ткани,
Маслами умащайте плоть…
Пусть нужда вас не заманит
Прихоть жизни побороть!
Умножайте наслажденья,
Желаньям следуя всегда!
Не давайте огорченьям
Тронуть сердце никогда! –
Пока день плача не настанет
По тебе, мой милый друг!
Никто от плача не востанет,
Вызвав радостный испуг…
Не слышит сердце, что не бьётся,
Плача, жалоб никаких…
Так пускай оно смеётся
В дни веселья, – множь сам их!
Ведь никто с собой в могилу
Ничего не унесёт…
Не найдёт в себе он силу –
С того света не придёт.
Хоть жрецы гудят превратно,
Но никто ещё обратно
Не вернулся с того света
Вразрез Писаньям и Заветам…

Архитектор Ка и его жена Мерит
Найди кольцо в моей посмертной маске,
Оно на сердце как печать.
И пусть все выцвели уж краски,
Возьми кольцо, чтобы тоску унять.
Я не хочу лилей и балдахинов,
Ни шёлковых туник, ни поясов из серебра,
Моё кольцо на сердце, царь средь господинов,
Не покидай меня в двенадцатом часу утра!
Не покидай меня с Анубисом на лодке,
Когда с ним вместе в мир тот поплывём;
Не променяй меня там на молодку –
Введи хозяйкой прежнею в свой дом...
Лежи на сердце верным скарабеем,
Его, как в жизни, лаской согревай;
Как в жизни, потакая всем моим затеям,
Ступи со мной с одной ноги ты в рай!
Ты строил фараонам пирамиды,
Жилища скромные дарил ты беднякам.
Ни чья душа не знала на тебя обиды,
Ведь зла ты не творил ни людям, ни богам.
О дай же мне с тобой остаться,
Мой господин, возлюбленный мой муж!
Дай к тебе, как в жизни прикасаться, –
Я заплачу богам мольбами ладный куж!
Осыпью их я градом подаяний –
Всё, что имела, им я с радостью отдам,
Им принесу я реки возлияний,
Лишь только бы они благоволили нам!..
О, муж родной, не покидай меня во смерти,
Как и при жизни ты меня не покидал!
Вчертог Осириса открой мне дверцу,
В свой дом внеси, как и в земной, когда меня познал!..
(Текст составлен лично мною)

Спор двух учёных о подделке или Женщина Мунда
Пролети над небесами,
Земное время поверни…
За горами, за песками,
За крышами домов вдали
Спорили на тонкой кладке
Два знатных доки меж собой,
А на них взирал украдкой
Из расщелин лик резной.
- Слыхали ль вы? Известно ль вам…
О мастере, что без зазренья
На смех людей, в пик небесам
Из камня вырезал богиню,
И выдал сам сие творенье
За древнюю, шельмец, святыню?!
- Исиду вырезал который?
Ну, почему же сразу – плут?!..
Есть бесчестней его воры,
Из пирамид что клады прут!
- По-вашему, он честный брат
Пользы больше в нём стократ,
И клеймить его негоже?
Плодись бездарная братва!..
- Глина золота дороже,
Нет цены у серебра...
- И что же следует за притча
Из вашего лихого спича?
- Красота асимметрична,
А в симметрии нет красы;
Вся гармония атипична
Все на свете лгут весы…
- Диалектный бред сие!
- Посмотрите же, месье,
Как черты ассиметричны,
Завитков у египтян
Нет в помине! Эклектичный
Образ создал шарлатан!..
Простите, что дошёл до крика…
Но где вы видели, пардон,
В Египте асимметрью лика?!
И, как он вырезал, пижон,
В руке ей лилью водяную, –
Словно посох старика!
Вольность Сет ему такую
Не снёс бы уж наверняка!
- Послушайте, милый,
Я плыл семь морей,
И все семь морей были дивны;
Прошёл я, мой милый,
Сто разных земель,
И доводы ваши наивны!
Зарница бывает светлее утра,
Луна – лишь подделка собрата;
Бывал я, где глина прочней серебра,
Дороже блестящего злата…
Глина простая, что вы, словно грязь,
Месите рьяно ногами –
Сосудами станет, бесценнее нас,
Жемчужиной станет сей камень!
Спор долго их длился.
Часы слились в дни,
А дни превратились в недели…
И век уж сменился,
Исчезли они,
А статуей бредят музеи,
Как бредил художник, склонясь над резцом,
О женщине морока дивной…
И стала она мастерства образцом, –
Стремленьем к бессмертью наивным…

Стела художника Эртисэра 21 в. до н.э.
Мне ведомы тайны божественных слов –
Введенье скрытых обрядов.
Их учинял я во славу Богов:
Ничто не скрывалось от взгляда –
Дотошного взора досель моего,
И мелочи скрыться нельзя от него!
В глубинные щели я духом проник,
И тайнами тайн я сам стал велик!
Я зрел образ солнца в величье его –
Ничто не сокрылось от взора сего!
Сам царь доверял мне священный лик свой –
Ведь я ко всему и художник простой!
Хвалим я повсюду за искусство своё –
Во взоре пытливом миров всех бытьё…

Отель Шеферда
Огонь съедал тот прежний рай,
Как яблоко съедала Ева.
И, заглянув за небокрай,
Росою умывалась дева...
Горело всё: чердак и холл,
Горел палац, а с ним – эпоха,
Горел причудливый ковёр,
Что помнил шаг царя Гороха…
- Ведь вы из номера сто семь?
-  Нет, я из номера сто десять.
- У вас, что, нет идей совсем,
Кто б это мог накуролесить?
- Известно – копты-англичане!
Ведь, всем известно, как легко
Раздуть вражды племенной пламень,
Который тяжко потушить:
Оно гнездится глубоко,
Оно взмывает высоко,
Чтоб сущности разлад чинить…
Разбив фаянсовый сосуд,
В него не влить ни капли Нила…
Нутро канопы не спасут,
Коль изначально суть прогнила…
- И что же, что же, что сие
В тираде вашей означает?
- Ничто не вечно на земле,
А вечность в квантах обитает…
Вот так живёшь, живёшь, живёшь,
Явившись  из нутра богини,
И также, невзначай, уйдёшь
К создавшей свет и тьму доныне…
Вода спасает от огня,
Но поглощает точно также,
Для вечности не сохраня
Надежды парусник бумажный…
Ах, милая моя Эфнут,
Ну, не взирай так томно в очи…
Мои  желанья не уснут,
Хотя ты знать о них не хочешь…
И там, на дальних берегах
За волнами реки бурлящей
Мы позабудем плотский страх,
И станем чем-то настоящим.
Там, где пахали мы поля,
Под небеса взмывают пальмы. –
Меняет облик свой земля,
Тьма неизменно аномальна…
Как я хочу с тобой в июль
Упасть в траву порой рассветной
На травы у бурлящих струй
У хижины едва приметной,
Из уст твоих испить нектар
Едва раскрывшихся кувшинок,
И погасить им тот пожар,
Что сжёг приют для вечеринок
Изнеженной избытком знати,
Как мой оазис благодати!

поэт-писатель Светлана Клыга Белоруссия-Россия