Россия, наши дни, как титрами в кино,
Санкт-Петербург, квартира с окнами на север.
В квартире за столом старуха лет под сто
И к ней лицом напротив девочка-тинейджер.
Приехала на час к бабуле погостить.
В подарок: чмоки-чмоки, тортик и тюльпаны,
И в новеньком смартфоне, ах, блин, только б не забыть,
По фотке по одной: себя, отца и мамы.
Тюльпаны запивают в вазе аспирин,
Нарезан ровно торт, и чай разлит по кружкам:
– Родная моя бабушка (ха-ха, хе-хе, хи-хи),
Моя почти уже столетняя подружка,
Давай, отметим день святой для нас для всех,
В девятое войдем, как говорится, мая!
Тебе желаю так: «Чтоб был всегда успех,
И стол всю жизнь ломился от тортов и чая».
И следом так рутинно – в разговор про жизнь,
Облизывая пальцы в мармеладе:
– Ну что ты все грустишь, молчишь, давай уж, расскажи,
Как жили вы тогда в блокадном Ленинграде.
– Я расскажу, хотя сама смогла понять,
Не как ребёнок, нет – там детства не бывало –
Не так давно, тому лет эдак сорок пять,
Что значит много, а что значит мало.
Ведь жили не годами мы, а каждым новым днём.
А хлебушек делили мы на граммы, не на фунты.
И тикали часы в ночи как гулкий метроном,
Отсчитывая жизням нашим не часы – секунды.
Из жмыха и лузги, со льном, сосной и пихтой
Со шротом, с лебедой, с обойною мукой
Мы запивали хлеб-эрзац водой Невы с молитвой,
И этот хлеб крестили так, как будто он святой.
Мой путь был каждый вечер через мамин магазин.
Шутила: «Я с утра уже с тобою не встречалась!»
Сама ж смотрела искоса повдлоль пустых корзин:
Хоть крошечка бы хлеба как-то где-то затеялась.
Сегодня это выглядит, как блажь, как детский вздор –
Тот диалог из Ленинграда, так нелепо:
– Мам, дай, пожалуйста, мне облизать топор …
– Ты что? Зачем?
– …там мог остаться запах хлеба.
И матушка от слёз солёною рукой,
Нет, не от жалости, скорее по привычке,
Трепала, выдыхая слабо: «ахтыбожемой»,
Мои смешные шаловливые косички.
– Сегодня за окном я видела синичку.
Подумала, что знак: «Вдруг внучка навестит».
Давай, тебе вплету на память ленточку в косичку.
А то синичка просто нам другого не простит!
Нет, я, поверь, не жалуюсь на прожитый мной век.
Жаль только, я тогда не всё сказала маме,
И, может быть, поэтому мне снится черный снег,
И весь в порезах стол с заиндевевшими весами.
И как-то мимо праздника такой пустой тоской
Стелился чуть живой сосновый запах хлеба
По ленте ленинградской, чуть дрожащую рукой
Вплетенной в шаловливую косичку так нелепо.
И, возвращаясь затемно от бабушки домой
В последней, в приговоре расписания, электричке,
Невольно внучка гладила соленою рукой
Теперь свою – свою родную ленточку в косичке.
В прогнозе завтра дождь, местами проливной.
Оттаяв, упадут на землю слёзы с неба.
И этот новый день, в век первый за войной,
Бесстрастно заберёт тот сладкий запах хлеба.