-Ты, товарищ Тольятти, наверно, не мог и представить,
Что в степи, где когда-то калмычки тянули за вымя
Кобылиц, возведут Автоград из бетона и стали,
И подарят ему не особенно местное имя.
Не за то, что ты был на лицо и фигуру прекрасен,
Просто смена названий — одна из советских привычек
(Удручённо тогда промолчали Татищев и Разин.
И, понятное дело, никто не спросил у калмычек).
Но попробуй узнать у девицы лет, скажем, под сорок,
Что в мужьях и кредитах запуталась как в паутине,
Как фамилия у итальянца, что истинно дорог —
И услышишь известное имя: «Конечно, Мартини!».
Докопайся до дядьки, который на «стрелках» в суровых
Девяностых вопросы разруливал чисто конкретно —
Он припомнит из славных времён незабвенное слово
И ответит, лучась ностальгией: «В натуре, Беретта!»
(А один бородатый художник признался по пьяни,
Что, мол, будь его воля — и творческим людям в угоду
Он бы город на Волге назвал, например, Модильяни
Эти руку по локоть откусят, лишь дай им свободу…).
В общем, сколько людей, столько мнений. Но что характерно:
У простых горожан в наше время другие кумиры.
Сам-то думаешь как? Может, город был назван неверно?
И настырным потомкам ответил товарищ Пальмиро:
-В детстве снился мне сон, как в пыли под свирепые крики
По горячей степи остроскулое воинство едет.
Я скачу впереди. И суровые братья-калмыки
Восклицают: «Великий Джангар, приведи нас к победе!».
Я, взмахнув своей саблей, кричу им: «Va bene, ragazzi!».
Под девизом: «Хальмгуд, уралан!» вдаль лечу на коне я…
Сны такие ребёнку, конечно, зазря не приснятся.
Так что, братцы, ещё неизвестно, чьё имя роднее.