На бумаге только ноты. Музыка звучит
над листом, за поворотом. Что сладит, а что горчит
понимает лишь жующий, надкусивший – этот звук –
а потом «а может лучше было б…» навсегда и вдруг.
Только тот и понимает, появляясь на пути
ветра что и сам не знает – что сквозит, а что почти,
что прошло, а что упорно повторяется в ночи,
что похоже на иголку, там, где тонко – прострочи.
Правда, что это такое – где-то нет, а где-то вот.
То – задёрнутое, мутное, прозрачное – стекло
или зеркало, в котором все, которые «о ком».
Гладь ошпаренное нёбо непослушным языком.
Понимает вдруг живущий, но не сразу (почему?!),
что пока он «может лучше б», он не-сущий и ему
и не сладко, и не горько, и не больно, а никак –
это всё-таки иголка, но не с первого глотка.
И откуда эти си-до, эта музыка везде.
Мясорубка или сито? Над бумагой новый день
сам исчезнет, остаётся нечленораздельный гул
и ворочаться кощеям «надо было в том стогу».