42
Дожидаясь жену Зверева в маленьком, но уютном номере, он ломал голову, что же ей надо? Его достаточно бурный опыт говорил, что женщины так просто не влюбляются. Конечно, неожиданное приключение льстило мужскому самолюбию, более того, будь он уверен в искренности ее внезапно возникших чувств, он бы, не задумываясь, им поддался со всей пылкостью, однако, сердце желало любви, но не обмана. Если же это случайная страсть, прихоть богатой дамочки, тоже неплохо, но тут голову терять не стоит, и вполне допустимы варианты, кто кого переиграет или кинет, может быть, разведет, почему нет. Любой каприз за ваши деньги! Вы платите, мы деремся, и по пути решаем ваши проблемы, дело гусарское, но не трогайте сердце и не плюйте в душу, все честно. Наконец, в дверь постучали, и она вошла. Теперь она работала под наивную девочку? Короткая стрижка, чуть не наголо. Конечно, делали в салоне, но какая смелость. Каскад перевоплощений несколько утомил. Разумеется, эта женщина водит его за нос. Она умеет дурить, она привыкла обманывать, она мошенница. Откуда ей знать, что он в этих делах всех собак съел, и держит его за лоха, которого можно запрячь в неведомую повозку, и ехать, куда вздумается. Нашла себе мальчика для битья! Ну-ну, мадам баттерфляй, посмотрим, кто кого прокатит.
Она села на кровать, поправила юбку на плотно сдвинутых коленках. Детский сад. А симпатичные, коленки! Усмехнувшись, он достал из холодильника начатую бутылку водки, порезанный лимон на блюдце, и плавленый сырок. Стаканы были на столе. Она смотрела с интересом, но скорее, приглядывалась, чем удивлялась. Или ожидала, что он начнет пируэты выписывать, сальто крутить? Как бы не так.
- Я уложился в 100 баксов, – он выложил на край стола «лишние» купюры. – Ваша сдача.
Этим жестом он ее «убил», спутал все карты. Она приоткрыла рот, закрыла.
- Боря. Ты кто?
- Тебе лучше не знать. Спать не будешь, – он улыбнулся. – Надо выпить, за знакомство. А потом расскажешь, что там у тебя случилось.
Разговаривая, он плеснул в один стакан чуть-чуть, примерно на палец.
- Хватит?
Она кивнула, и потянулась за лимоном. Хороша! В другой стакан налил на треть. Кажется, ей не понравилась его доза, поморщилась, он добавил еще. Полстакана, сто грамм. Или она дочь алкаша, детские комплексы, отчим изнасиловал? Все известно наперед. Нечего морщиться! Лоха нашла. Они чокнулись, и выпили: он залпом, она только пригубила. И пусть думает, что он пьяница, плевать, перед разговором важно отстоять независимость. Да, денег дала, номер просила, пожалуйста, вот сдача, а сколько пить, каждый решает сам. Он приоткрыл форточку, и поставил пепельницу, типа, теперь можно и поговорить. Он закурил, она отказалась.
- Я тебя слушаю, – он сел в кресло. – Внимательно.
- Боря. Ты какой-то странный. Тебе сколько лет?
- Не имеет значения.
- Ты воевал?
- Без комментариев.
- Боря, – укоризненно протянула она. – Не могу же я вот так, незнакомому человеку, все выложить? Прямо не знаю, что делать. Наверно, мне лучше уйти. Я совершила ошибку, прости. И забудь…
Илона стремительно превращалась обратно, в богатую замужнюю даму. Недоуменно осмотрелась, словно удивляясь, как это ее сюда занесло. Глаза стали холодными, лицо окаменело, хотела встать. Как бы не так! Он встал первым, шагнул навстречу, и толкнул обратно на кровать. Она упала на спину, и сама схватила его за голову. Вот теперь они знакомились по-настоящему.
43
Его всегда удивляла эта сказка наоборот, царевна-лягушка. Вот только что рядом была женщина, о которой ты тщетно мечтал, ослепительно красивая. Боялся к ней даже прикоснуться, готов танцевать, ходить на цырлах, сочинять стихи, осыпать подарками, да чего там! Казалось, готов умереть, и вдруг? Бац. Одно мгновение, один миг, и прекрасная неземная девушка, царица ночи, вдруг исчезает, обращается в пыль. А на кровати сидит, кто? Лягушка. И только дымок изо рта пошел. Какая царица, какая невеста? Да никаких желаний нет, кончились, исчезли. По телеку случайно наткнулся на передачу, там женщины бурно спорили, обсуждали, типа, мужик не тот пошел. Не то что деньги зарабатывать, в постели никуда не годится, полминуты дрыгается, а потом бац, мужику каюк, повернулся и захрапел, никакой романтики, жена в трансе, а где стихи? Это вы! Лягушки холодные. Потому он и засыпает, чтобы вас не видеть, забыться побыстрей, потому что назад не вернуть, жизнь прошла, вы его обманули, затащили в загс, он женился на царевне, а оказалось, шкурка лягушачья цела, как жену ни одевай, всю плешь проела, в меха да шелка, шмотки заграничные, лягушка и есть. Разве что водки выжрать побольше, тогда сойдет на пять минут, а кого винить? Все в русских сказках есть, потому они и народные, что мудрые. Любовь от похоти надо отличать, царевну от лягушки, золушку от богатых дурочек. Наряжаются в чужие туфельки, выйдут за принца, потом доят всю жизнь, дебаты устраивают, эмансипацию подавай. Наверно, потому и подался Борис в аферисты, что сказки народные читал. А кто такой Иван дурак? Он и есть. Чем не герой. Жениться на царской дочери, разве не афера, и пострадать не западло, если надо, то кому-нибудь башку открутить, это мы завсегда рады, попутешествовать, со злом да с нечистой силой бороться, почему нет, это в крови. Ковер-самолет, меч-кладенец, коньки-горбунки, печь сама катается, это же все снаряжение афериста! А для работы и пахоты годятся старшие братья, которые не дураки, пусть они и женятся, живут с лягушками. Илона, завернутая в простыню, полотенце на голове, вышла из душа, положила сумочку на кровать. Наверно, боится, что он доллары украдет? Симулянтка, дурачка нашла, спину царапала, думает, он сейчас на седьмом небе.
- Это было чудесно, – она села на кровать, ногу на ногу. А ноги красивые. – Ты как?
Боже, какая пошлость. Сейчас закурит?
- Великолепно. На седьмом небе, – он взялся за сигареты.
- Я чуть с ума не сошла. Дай сигаретку? – она протянула руку.
Бинго! Они закурили, посмотрели друг на друга. Примерно, как кот Базилио и лиса Алиса, и кто кого дурить будет, сейчас посмотрим. В конце концов, она инициатор, пусть начинает.
- Мой муж, Боря… – она помолчала, как бы пробуя его имя на новый вкус. – Очень опасный человек.
- Да ну, – он вздернул брови. – Известный бизнесмен. Он тебе угрожал?
- Зря смеешься. Это страшный человек.
- Допустим. Ты сказала, тебя могут убить, в любой момент. Почему так решила?
- Если узнает о нашем разговоре, что мы встречались, нам конец. Обоим!
- Тебя хотели убить до нашей встречи, значит, терять нечего, мне тоже. Рассказывай, – он говорил буднично, не собираясь впадать в истерику. – Какие у тебя основания. Он тебе угрожал?
- Нет, конечно, зачем. Он не такой дурак, – она поморщилась, «затоптала» сигарету в пепельнице. – Бросаю, с переменным успехом. Ладно, придется с самого начала! Мы познакомились вскоре после того, как убили Веру. Это его первая жена, точнее, вторая. Первая с ним развелась, когда в тюрьме сидел, сейчас их ничто не связывает, вовремя ушла. А вот с Верой темная история! Витя сказал, что ее убили случайно, оказалась на месте бандитской разборки, прямо в центре города. Это было лет пять назад, выстрелы каждый день.
- Не отвлекайся, знаю. И что с Верой?
- Однажды мы поссорились, он много выпил, проговорился. Она нанимала киллера, чтобы его убить, за что и поплатилась. Понимаешь? Это он мне угрожал, косвенно. Каким-то образом он Веру опередил, подробностей не знаю, – Илона не знала, как его лучше убедить в подозрениях. – Ты сам подумай! Зачем жена будет заказывать мужа? Деньги тут ни при чем, у нее выхода не было. Она что-то про него узнала! Он тогда дружил с бандитами, и сейчас дружит, он по уши в криминале. Там и губернатор замешан. Может, она что-то увидела или услышала!
- Ну и что. Муж и жена, одна сатана. Живут вместе. Зачем убивать?
- Нет, Боря, ты не понимаешь, – она нервничала, снова схватилась за сигарету, сама щелкнула зажигалкой, прикурила. – Конечно, я насчет Веры не знаю, может, и случайность, бандиты сказали, шальная пуля. А со мной-то он точно церемониться не будет! Это я знаю точно.
- Почему?
- Да потому, Боря, потому! Он меня ограбил.
- Да ну, – Борис усмехнулся. – Колготки украл?
- Ага, колготки. Миллионов 17! Не хочешь? Долларов.
- Шутишь.
- Какие шутки!? Он меня обманул, кинул.
А вот это интересно, подумал Борис. Похоже, она вне себя? Вряд ли играет.
- Как это так, кинул? Поподробней.
- Мы поженились, можно сказать, внезапно. У него были крупные неприятности и, чтобы избавиться от них, ему нужна была жена с американским гражданством, тут я и подвернулась.
- Не понял, – он удивился. = Ты иностранка, что ли?
- Здравствуйте, приехали! А ты не знал.
- Откуда мне знать. И зачем ему американка?
- Да все просто, у меня самой было крупное состояние. От первого мужа осталось.
- Во как! – Борис помотал головой, усваивая информацию. – И кто это был? Первый муж.
- Это неважно. Он был депутатом, долго объяснять. Тебе неинтересно.
- Очень даже интересно! И очень даже важно.
- Ну, если в двух словах, депутатство ни при чем, он был сыном крупного мафиози, державшего регион, еще в советское время. Началась Перестройка, рынок, передел сфер влияния, старая и новая мафия сцепились, папашу убили, а потом и сына, то есть, моего мужа. А деньги, точнее, часть денег, хранилась в США, а я понятия не имела, просто уехала от разборок, и вдруг, как наследница, получила доступ.
- Наследница мафии, значит? – Борис докурил сигарету, сразу прикурил другую. Кого же он тут нечаянно в кровать уложил, миллионершу, тетушку Чарли из Бразилии, где много диких обезьян? Обалдеть! За это выпить не мешает, он налил водки. – И что Зверев, откуда взялся?
- Он был одним из многих, валютчик, бывший спекулянт, как раз освободился. Он знал дядю Леву, нашего семейного адвоката, тот нас сосватал. Не все просто, но так вышло.
- Ладно, допустим. И что дальше?
Они выпили, закусили лимоном. Вообще, подумал он, такое дело не грех бы в ресторане отметить. Хотя, рано праздновать. Мадам замужем, ее хотят убить? И если рассказанное правда, то очень может быть.
- А дальше он меня кинул. Знаешь, как. Перевел на мое имя контрольный пакет акций. Компания-прокладка, но я поверила. 17 миллионов долларов, это номинал, как не поверить. Свадебный подарок! И уговорил выкупить у его американских партнеров остальные акции, пусть по завышенному курсу, уверял, что с лихвой окупится, если компания будет в одних руках. А если руки мои, то чего боятся?
- И что, окупилось?
- Еще как! Но не так, как я думала. Делами компании заправлял его поверенный.
- Дядя Лева, надо полагать?
Она кивнула, посмотрела внимательно.
- И знаешь, что они сделали? Кинули Пентагон. Представляешь?
- Нет, – он в очередной раз удивился. – Каким образом?
- Меня не посвящали в тонкости, общая схема такая. Подкупили в штатах какого-то сенатора, там запросто, почти официально. Лобби называется. Получили заказ на поставку дешевой нефти из Ирака, как бы в обмен на вооружение. Там масса ограничений, поэтому делается через частные фирмы третьих стран. Об этом все знают, в том числе и Госдепартамент, но закрывают глаза, бизнес есть бизнес, все делятся. Но скандала боятся! Этим Витя с дядей Левой воспользовались. Получили военную технику на полмиллиарда, продали арабам, нефть получили, продали китайцам, а Пентагон швырнули.
- И дядю Леву убрали.
- А ты откуда знаешь? – она посмотрела с подозрением.
- Сама сказала, это общая схема. Дядя Лева заправлял делами, подписывал бумаги, вел переговоры. Его нет, хлопнули, убрали с доски, и все цепочки оборваны!
- Вот именно, – она усмехнулась. – Я-то здесь была, а там ЦРУ, ФБР, все на ушах стоят, но афишировать дело не могут. Между прочим, из-за этого Буш в Ирак вторгся, война началась. «Буря в пустыне», слышал?
Борис усмехнулся, покачал головой.
- Это ты загнула. Полмиллиарда, не та сумма.
- Много ты понимаешь! Это же международная мафия, у Вити компании по всему миру, нефть качают, откуда куда, никто не знает. Аферист международного уровня! Демократию строят, ага. Приватизируют месторождения, а там такие деньги. И меня уберут, тогда концы в воду. Сижу на этой даче, как в тюрьме, он знает, что никуда не денусь. Гуляет в открытую! – Илона шмыгнула носом, и надула губы, изображая ревнивую монашку.
Ну, это вряд ли. Борис помолчал, осмысливая информацию.
- И что! Из-за этого вы сегодня поругались?
- Мне наплевать на измены, – поняла, что перегнула с ревностью. – У нас с ним деловой контракт, а доверия нет. Но скандалить мне выгодно!
- Почему?
- Чтобы все вокруг видели. Соседи, бандиты, компаньоны, что у нас нелады. Если меня убьют, тогда на кого подумают в первую очередь? Он под подозрением, а начнут копать, то и деловые контакты всплывут. Интерпол, ФБР подключатся. Вот Витюша и бесится. И выдать нельзя, и устранить не может. А мне что делать? Этот человек правосудию не доступен, во всяком случае, официальному.
Размечтался он, губы раскатал! Любовь с первого взгляда, его женщина, в омут с головой.
- Решила его убрать?..
Пусть прямо ответит, подумал он. На какой-то миг она сняла фальшивую маску, личину наивной девочки с короткой стрижкой, попавшей в лапы мафии. Борис увидел настоящее лицо, холодное и безжалостное. Это была обыкновенная хищная тварь. Выражение лица было мимолетным, она лишь на мгновение утратила контроль над собой, и снова превратилась в овечку.
- Ты, это о чем? – осторожно спросила она.
Он пожал плечами, мол, все понятно.
- Мне нужны деньги, аванс. Подготовка займет неделю.
- Сколько? – она взяла свою сумочку с таким видом, словно речь шла о покупке собаки, или о новой стрижке. Хотя, какой стрижке? Стричь там нечего, девушка почти лысая!
- Могу сработать по любви, на общественных началах. Замуж пойдешь?
И она снова посмотрела на него странным взглядом, словно что-то припоминая, но отогнала непрошенную мысль, порылась в сумочке, и достала знакомую пачку долларов.
- 10 тысяч. На мелкие расходы, – Илона положила пачку поверх денег, которые он хотел ей отдать. – Сдачу можешь оставить себе. Если сделаешь, получишь еще 100 тысяч. Долларов. Да, вот еще! Вдруг понадобится, – она достала из сумочки маленький ключик на брелоке в виде шахматной ладьи. – Знаешь, что это?
Он взял брелок в руку, увесистый, перевернул. В донышке круглое отверстие? Да, он знал, что это. Игрушка, обычный сувенир? Как бы не так. Торпеды Парамона с такими игрушками не расставались. Он усмехнулся.
- Ролевые игры! Ключ от наручников?
- Не в этом суть. Наручники тоже имеются, в сумочке. В следующий раз попробуем, если захочешь, – Илона мило улыбнулась. – Это пистолет, Боря.
- Знаю, – он кивнул. – Для самозащиты носишь?
- Типа того. Дарю, – она была разочарована его равнодушием. – Пользоваться умеешь?
- Однозарядное устройство, – он повернул ребристое кольцо на стальном цилиндре. – Типа губной помады. Открутил, патрон вставил, закрутил. Заряжать долго, неудобно.
- Зато стреляет быстро. Кнопку нажал, и все!
- И зачем это мне?
- Как зачем! – она округлила глаза. – Для охоты на зверя. Щелк! И все. Договорились?
Борис не стал комментировать. Пусть думает, что хочет.
44
Как там сказках говорится, точно не помнил, есть варианты. Стоит Иван на перепутье, а на развилке Вещий камень гласит. Налево пойдешь – коня не спасешь; направо идти – себя не спасти. А прямо можешь не смотреть: придется тебе и коню умереть. Прекрасный выбор, товарищи!
Впервые за долгие годы Борис проснулся в прекрасном настроении. Нет, не так. Настроение бывало разным, и сейчас не самое лучшее, а суть, что было предчувствие большого взрыва. Тьфу ты. Было предчувствие большого выбора. Да, он должен решить именно сейчас, сегодня, не вставая с кровати, что он будет делать, и кем станет. На душе и сердце, на мозгах лежала ответственность, потом не исправить, не соскочить, будешь грести, может, и всю жизнь по тюрьмам маяться, или на белом коне с царевной на руках, с чемоданом денег, по миру ездить. Можно и без денег, живым бы остаться, но с деньгами лучше. Подумаешь, 10 тысяч, бывало и больше, а вот выбора такого не было. Он лежал на широкой кровати в полудреме. Татьяна уехала облагать налогами тунеядцев, директоров и разных уклонистов, а в нем томилось предчувствие великих перемен. Такое в детстве было: перед тем, как нагнул директора школы, и все тогда изменилось. Или после школы, когда по стране гулял ветер свободы, гудели съезды, а он копал могилы, а потом связался с ворами. Да, ветер перемен иногда плохо кончается. Союз распался, старого Каку застрелили, но начинается-то всегда весело. Вот так же, внутри, гудит и закипает кровь, бежит по трубам, а что-то будет? И это «что-то» зависит от твоего выбора. Весело и страшно одновременно, ибо ошибка стоит дорого, она опасна, как сама смерть, потому и весело, что хочется жить, в том и выбор. Риск на грани, жизнь на острие, или пустые карманы, похмелье и тошнота, клянчить копейки по бабам и заливать тухлое нутро водкой.
И все же он встал, решил приготовить кофе. Когда руки заняты мелкой моторикой, мозги соображают лучше, как бы сами все раскладывают по полочкам. Какой выбор? Поехали, Иван дурак или Иван царевич.
Итак, ему поступил заказ на убийство бизнесмена Зверева, и фактически он его принял, получил аванс, а что далее? Вначале, еще в гостинице, он хотел эту дамочку кинуть, та еще сучка. В принципе, вариант приемлемый, как бы исходный. В милицию или к бандитам не обратится, 10 штук баксов предъявлять глупо, сама подставится во всех смыслах. Неприятности, конечно, она сумеет доставить, не привыкать, хуже другое, перспектив никаких. Продолжать карьеру афериста? Жениться на Татьяне, устроиться на работу инспектором, или к бандитам, долги из граждан вышибать? Жуть какая. Бориса даже передернуло. кажется, коньяк остался. С кофе будет хорошо.
Он плеснул мартель в чашку с горячим кофе, аромат получился хороший. В гостиную не пошел, сел на кухне. Соскочить с заказа нетрудно, тем более, он нарочно не озвучил тему устного договора, только спросил, дескать, решила его убрать? Она не ответила, и не уточнила, кого убрать, это значит, что предъявить ему нечего, а деньги он мог получить, например, за постельные услуги, или докажи, что хотела убить мужа, а мальчик в гостинице не так понял. Аферист? Ладно, это крайний случай.
Моральная сторона, тут сложнее. Кто такой этот Зверев? Одно название, что бизнесмен, а по сути, спекулянт, за что и сидел, валютчик. Ныне они у власти, страной правят, демократы и либералы, типа, реформы проводят, а на самом деле народ грабят. Такого гада замочить, это не совесть тревожить, это удовольствие на сто миллионов, еще доплатить готов, были бы деньги. Отомстить за старух, дедов павших, святое дело. Тут как раз порядок, но это на первый взгляд. Это информация с чужих слов, будто Зверев сам аферист и подонок, кидает всех подряд, а кто сказал, что это правда? Хотя, похоже! Бандиты вокруг, банки под ним, губернатор в друзьях. Нет, с моральной точки все сходится, мотив Борис добавить может, для успокоения. Пацаны, вроде него, в бандиты идут, а куда же им деваться? Девчонки в проститутки мечтают со школьной скамьи, что это, куда годится? И кто в этом виноват, как не система либералов и ОПГ, где барыги играют ключевую роль, все продают и покупают, западная модель. Советское Государство развалили, и сели на развалинах, мародерствуют, пацанов посылают в разборках гибнуть или на войне умирать. А сами оружием торгуют, нефтью, наркотиками. Да чего там, все известно, не обязательно Зверев, но всегда такие как он. Борис допил кофе, главное решение принял, а техническая сторона не волновала. Купить хороший ствол с глушителем, желательно машину, спланировать место, наблюдение, пути отхода, не боги горшки обжигают! Справится.
И брелок в тему, пригодится. Действительно, можно подойти вплотную, в толпе никто ничего не поймет, и с виду неприметен, висит на цепочке талисман, подарок девушки любимой, ключик от ее сердца, кому какое дело? Если на рамке зазвенит, выложил и прошел. Но и ствол хороший нужен, с глушителем. Это все потом, вначале надо раздать долги. Большое дело с долгами начинать плохая примета. Вначале заехал к Владимиру, много раз выручал: отдал долларами. От него позвонил аранжировщику, тот его ждал, программа готова? Владимир, без устали тискавший молодую жену, на прощание сказал:
- Братишка, песни – это, конечно, здорово! Но семейная жизнь лучше.
- Завидую, – отвечал Борис. Он и в самом деле слегка завидовал, по-доброму, как малым детям, улыбнулся Рите. – Не всем же быть счастливыми! Когда-нибудь и мне повезет.
- Точно, он завидует, – Владимир чмокнул жену в азиатскую щеку. – У тебя много в институте подружек, хоть бы познакомила. Такой парень пропадает! Боря очень стеснительный. Боится вас, как огня.
- Не стоит беспокоиться. Рита, он шутит. Пока-пока! Заеду как-нибудь…
Он попрощался, однако, при взгляде на счастливую семейную жизнь, стало грустно, и тоскливо. А правильно ли он делает, затевая смертельно опасное дело, это вам не песни под гитару. Направляясь к аранжировщику, он закупил водки и продуктов, причем за деньги, однако на этот раз тот не сидел голодным. В гостях у него был тот самый Максим, сам себе продюсер, и они уже вовсю бухали. Мама Алексея опять лежала в больнице, музыканты встретили его радостными возгласами, пьянка была в разгаре. Максима он видел первый раз, наверно, ровесник хозяина, тоже лохматый, тоже с бородой, только рыжий. Невысокая узкоплечая фигура делала его подростком с благостным лицом и слащавой улыбочкой, чем вызвал у Бориса естественное подозрение. Время было вечернее, довольно позднее, однако они полны были решимости квасить до упора. Их отчаянная попойка выдавала общую жизненную неприкаянность, которая, впрочем, была Борису куда ближе и понятней, чем семейное благополучие, например, Владимира. Каждому свое. Богу богово, кесарю кесарево. А ему: что? И опять он поддался сомнению. А может, бросить заказ, пока лавина не покатилась. И вплотную заняться песнями, может, это его призвание? Но и рыжий Максим ему не нравился. Как с ними дело иметь, продюсерами? Голубая кровь.
- Сейчас! – Алексей разливал по стаканам водку. – Выпьем, и я включу минуса. Признаться, Боря, я доволен. Спасибо тебе. Нескромно так говорить, но получились хиты.
Максим недоверчиво улыбался, смотрел с интересом.
- Может, споете?
Еще и на «Вы»! Дворяне, блин, богема, интеллигенция.
- Нет, – обрезал Борис, поднимая стакан. – В другой раз. Ну что, с окончанием программы?
- Боря, – Алексей встал, видимо, хотел сказать тост, но забыл слова, просто чокнулся, выпил, сел. – Я в этом деле малость понимаю, – он обращался к Максиму. – Клевые песни! Макс, прислушайся. Сейчас включу! Честно, если бы не обстоятельства. Ну, ты знаешь. Я бы с него денег не взял. Веришь?
- Заинтриговали, – Максим таинственно улыбался. Он что, Джоконду из себя строит? Он портил настроение, как ложка дегтя. Хотя шоу-бизнес, это не бочка меда, а бочка дерьма. Нет, подумал Борис, видал в гробу он таких продюсеров, зря Алексей перед ним танцует. Аранжировщик пытался подключить синтезатор к проигрывателю с колонками. Провода путались, штекеры оборваны, оголенные концы держались в гнездах на спичках, выпадали, алкоголь точности не добавлял, но Алексей не сдавался, как Штирлиц в застенках Мюллера. Алекс – Юстасу…
- Сейчас! Сейчас, – бормотал он. – Сам-то я в «ушах» работаю, сейчас…
- Когда аппарат купишь, Алекс? Работаешь-работаешь, а денег нет, – это Максим говорил для Бориса. – Его произведения на Западе исполняются, в Америке, в Японии. А он сидит, спичками провода держит, скрипичный концерт сочиняет, никак закончить не может.
Алексей, наконец, справился, защелкал кнопками допотопного проигрывателя, купленного, по ходу, еще до рождения Бориса. В деревне у соседей имелся такой, уже тогда не новый.
- Вот так живут русские композиторы, – сказал Борис, доставая две долларовые купюры по 100, положил на тумбочку. – Это Саныч просил передать. За две песни, ты ему делал. За минусами сам заедет.
Музыканты недоверчиво смотрели на свалившееся с неба богатство. Ничего не сказав, аранжировщик снова защелкал кнопками, явно раздосадованный, зато Максим вполне себе радостно потер руки, взялся за бутылку, и Борис понял, что поспешил. Надо было отдать деньги наедине, а то они работали в доле.
- Ты знаешь Сан-Саныча? – спросил он Максима.
- Да, конечно! Это я его с Алексом познакомил. Надо же, я думал, он забыл!
Рыжий вызывал в Борисе антипатию. Ладно, трезвый, а то бы настучал продюсеру по рыжей морде.
- Сколько тебе причитается?
- Половина. Как договаривались. Да, Алекс?
- Да, – глухо ответил тот и, чертыхнувшись, отбросил выпавший из гнезда провод.
- Вот, Макс. Возьми, – Борис вынул еще одну сотенную купюру. – Это тебе на пиво. Завтра болеть будешь.
Возьмет или нет? Аранжировщик обернулся, возникла немая сцена... Еще бы не взял. Максим, не очень-то понимая, в чем интрига, неуверенно взял сотку из руки Бориса, и покосился на тумбочку, мол, его доля там, а тут что тогда, подарок? Встретив неприязненный взгляд, сообразил, что про тумбочку лучше забыть, а то благостная физиономия может понести неприемлемый для здоровья ущерб.
- Дело ваше, господа. Ну что, выпьем?
Выпили, не чокаясь, и настроение пропало, скоро Максим догадался, что лучше откланяться, манна небесная растаяла, халявы больше нет, и не будет. Проводив его до дверей, аранжировщик вернулся с виноватым видом. Конечно, причиной всему деньги. Борис уже давно пришел к выводу, что причиной всех бед на земле являются деньги. Между мужем и женой, детьми и родителями, между партнерами или самыми лучшими друзьями, пусть они любят и уважают друг друга, но, если между ними встали деньги, конец. Конец уважению, верности, любви и дружбе. А нельзя ли вообще жить без денег? Интересный вопрос.
45
Алексей задумчиво смотрел на тумбочку.
- Что-то не так? – спросил Борис.
- Это, правда, Саша передал?
- Какая разница! Считай, премиальные, деньги твои. За Саныча Максим долю получил. А я с тобой напрямую договаривался. Или что, он и с меня половину хочет? Вот сука, – Борис покачал головой. – Поздно, блин, сразу не догадался. А то бы он отсюда с полными штанами ушел. Дерьмо собачье! Ну, да ладно, проехали. Лучше скажи, песни реально путевые получились?
- Да, конечно. Аранжировки честные, а петь тебе. Как споешь! Выпьем?
- Конечно. И закусим. Ты чего не ешь?..
По приходу Борис выложил нарезки, колбасу, ветчину, сыр, но так все и лежало с краю стола. Он передвинул поближе, вскрыл целлофановые упаковки. Налил водку. Выпили, аранжировщик немного повеселел.
- А ты где работаешь?
Ага, расскажи ему: типа, вор на доверии, аферист. Решил вот в киллеры податься.
- Да так. Вольный стрелок, художник. Как у тебя со студией дела, еще не устроился?
- Пока нет. Неохота Герману кланяться.
- Герман? А, ты говорил. Типа, авторитет в ваших кругах. Тоже продюсер?
- Да нет. Просто он всех знает, его все знают. Он многим помогал, кто сейчас наверху. Я тебе рассказывал, ты забыл. Короче, все через него делается. Я ему аранжировки на халяву обещал, он меня со студией сводит, но как бы неохота мне, не получается. Халтурить не могу. А как просить, без аранжировок? Он так и сказал, когда бухой был. Это моя поляна, без меня не пролезешь!
- Поляна?
- Кормушка. Концерты устраивает, звезд разных приглашает, там деньги серьезные. Если бы не бухал, мог бы хорошо развернуться. И его тоже приглашают, на гастроли, аранжировки нужны, под гитару не катит. Это в совке бардов слушали, а сейчас куда? А вот не могу и все. Песни у него… скучные. Под гитару, он блюзовые вещи делает, звучит органично, естественный звук, а на синтезаторе скучно, не могу. И потом. Даже если и возьмут на студию, там же пахать надо, круглыми сутками, ночами бывает. Да, деньги хорошие, но поток. А у меня творчество. Вещи несовместимые. Да и матушка.
- Как она?
- Плохо. Скоро выпишут. Насовсем.
- Выпишут, чтобы дома умерла?
Алексей молча, едва сдерживая слезы, просто кивнул. Борис взялся за бутылку, налил. Как бы его отвлечь? И везде такие суки, типа, рыжего Максима, или серые кардиналы, типа Германа. Не обойдешь их, не объедешь, это поляна, кормушка. А ты для них негр пахотный, должен пахать и пахать, чтобы они могли бухать. Мама умирает? Это их не касается, все бабки пополам, или вообще кислород перекроют, еще и шпану натравят, чтобы конкурента придушить. Всюду деньги.
- А творчество! Концерт скрипичный. Совсем не кормит?
- Не поверишь. – Алексей махнул рукой. – Помнишь, ты первый раз приходил, ноты лежали. Это я партитуру расписывал, для Бостонского оркестра. Знаменитый оркестр!
- Да я не знаю, не в теме. И что?
- Кинули! Представляешь? Заказали оркестровку, но, чтобы все по нотам было расписано. Мое произведение! Сочинял на синтезаторе, а им надо расписать, и вот я вручную, каждую нотку выводил, а там портянка, рехнуться можно. Расписал, переправил через знакомых. Радовался. Раз они заказали, значит, надо? И тишина, ни ответа, ни привета! Ни спасибо вам, ни до свидания. Может, растащили по кускам на цитаты, или целиком играют, а мне шиш. Гуляй, Вася! Американцы, знают, что мы дураки. Короче, давай выпьем.
- Хочешь сказать, что в шоу-бизнес не протолкнуться?
- Однозначно. Если ты не такой, как они. Твои песни для них приговор, ты враг, и тебя на пушечный выстрел не пустят. Тут дело даже не в кормушке. Высоцкий без них обходился, и деньги зарабатывал, но он был враг, они его ненавидели. А умер, и вот, его песни поют, им же и кормятся до сих пор. Или Тальков, Цой! Это для них враги. Поэтому и не дают жить, доводят до нищеты, а кто пробился, народ полюбил, того загоняют в гроб. Думаешь, это случайно, из окон прыгают? Это почерк продюсеров. В их руках все. Радио, телевидение, все студии, гастроли. А реклама! Ты что, Боря, забудь. Там такие бабки крутятся, что легче киллера зарядить, чем пропустить мимо себя человека достойного. Против лома нет приема.
- Если нет другого лома.
- Что?
- Да это я так, мысли вслух. Как бы на них выйти? На Германа этого.
- Без проблем. Могу дать телефон, домашний. Скажешь, от меня.
- Нет, не годится. Надо, чтобы тебя не касалось. Есть какая-нибудь женщина, желательно не очень страшная, которая с Германом этим связана. Любовница, подруга, поклонница? Все равно. Родственница. Главное, чтобы на контакте с ним была.
- Не знаю, надо подумать, – Алексей пожал плечами. – А зачем тебе?
- Пока не знаю. Там видно будет.
- Есть девушка. Женщина, точнее. Жанна. Это подруга его жены, Люси, общаются. Она поклонница Германа и, кажется, его любовница, точно не знаю.
- Отлично. А где живет?
- Да где-то недалеко от них. В принципе, я могу Люсе позвонить, спрошу.
- Ты ее хорошо знаешь?
- Кого. Люсю? Как сказать, хорошо. Моя бывшая жена с ними вместе училась, на одном курсе в училище, есть такой ювелир, Корнеев. Вот он у них преподавал, до сих пор дружат.
Тесен мир, подумал Борис. Юрий Палыч, папаша, антиквар! И ты где-то тут?
- Звонить не надо. Я найду через справку. Жанна, а имя-отчество, год рождения?
Помявшись, аранжировщик сообщил номинальные сведения, описал внешность. Полная, рыжая, одинокая, детей нет. Этого было достаточно. Борис решил, что завтра познакомится. Алексея уверил, что никоим образом его имя фигурировать не будет. И что? На следующий день он ночевал у Жанны.
46
- Алло! Ты где пропал? – не на шутку встревоженный голос Владимира не оставлял сомнений, что небо упало на землю или, как минимум, проблемы на голову. – Тебя Коржавин ищет!
- Пусть ищет. Чего хочет?
Владимир откашлялся, понизил голос до предела:
- Он ко мне домой приезжал.
- А что такое.
- Ты где деньги взял? – Владимир перешел на шепот. – Ты мне долг отдал! Доллары.
- И что. Фальшивые, что ли?
- Если бы! Боря, тебе лучше появиться.
- Ты говори толком, не понимаю. Что случилось?
- Номера совпали.
- Какие номера?
- На купюрах! Ты где доллары взял??
- В обменном пункте, у любовницы, не помню. Тебе-то какая разница?
- Боря, ты не шути. Коржавин такой кипеж поднял! По всему городу тебя ищет. – Владимир опять понизил голос. – Саныч говорит, ты эти деньги украл. Я не верю, конечно. Номера совпали, она их переписала.
- Кто? – Борис уже понял, похолодел, но поверить не мог.
- Жена Зверева. Она сказала, ты ее обокрал! В машине, когда вы в город ездили, вместе. Она хотела сапоги новые купить, а денег нет. Может, выронила? А ты подобрал. Еще туда-сюда. А мне откуда знать? Они с Санычем приехали, спросили, а мне что скрывать. Так и сказал. Ты был, долг отдал. Коржавин номера сверил. Боря, тебе лучше появиться! Ты где?
- Я перезвоню, – буркнул Борис, и положил трубку…
Он не понимал! Это было выше его понимания. Почему, зачем? Он уже план разработал, хотя до конца еще не решился, и вдруг такое?? Испугалась, решила соскочить, допустим. Но зачем его подставлять? Подло, низко! И безжалостно. Номера сошлись. Да, есть такие люди, переписывают банкноты, или менты на взятке ловят, но она же сама хотела его нанять, чтобы мужа хлопнуть. Ее мотив понятен, наследство, большие деньги, но его-то за что так сливать? Украл, хотя не крал, а взял аванс, и как отбрехаться!? Что сама пришла в гостиницу, к случайному знакомому, и кто поверит, что они трахнулись, потом она приняла душ, и предложила убить мужа?? Хотя нет, она как раз уклонилась, прямо не сказала. Он думал, что ее развел, а на самом деле, наоборот? Какой Иван царевич! Полный дурак. Но зачем?? Этого он понять не мог. Бандиты его закопают, это в лучшем случае. И что бы он при этом ни говорил, получится еще хуже. Капкан, западня. Если сознаться в воровстве, то живым, может, и оставят, но что сделают, лучше не думать: одна дорога, в шоу-бизнес. Борис дико засмеялся.
Накатив стакан водки, он немного успокоился. Через несколько минут забрезжила надежда, что он сумеет из западни выбраться. Ничего лучшего придумать не мог, попытаться стоит, а живым, по любому, он им не дастся. Жанна была на работе, никто не мешал, он приготовил телефон, и набрал номер. Илона сказала при знакомстве, когда он забрал ключи от «Мерседеса» и с ней заигрывал, что трубку, кроме нее, никто не снимет. Очевидно, это домашний номер, иначе бы она его не дала.
- Алло? – услышал он ее безмятежный голос, тварь какая!
- Привет, – сказал он, подчеркнуто мрачно. – Ты что делаешь?
- А! Боренька. Привет, котик! Как жизнь? – она наслаждалась.
- Вашими молитвами, – он взял себя в руки. – Надо встретиться.
- Зачем? – удивилась она искренне.
- Как зачем. По твоей милости у меня проблемы. Бандиты ищут!
- Прекрасно, – она рассмеялась. – Это гарантия, котик. А как ты думал? Ты решаешь мою проблему, я решаю твою. Все легко и просто.
- Ты это: о чем?
- Как о чем! Мы же договорились? Ты просил неделю, взял аванс.
- Какая неделя. Меня бандиты ищут, прятаться негде. Надо встретиться!
- Какой напор, какая страсть! – Пума усмехнулась. – Хорошо. Завтра вечером, автостоянка перед служебным входом, где шлагбаум. Городской Драмтеатр, после спектакля. Там пустырь, темно.
- Ты будешь на машине?
- Кто! Я? Нет, солнышко, я не приеду. Приедет он! Надеюсь, не надо объяснять, кто? У него интрижка с одной актрисой. Бездарность полная! Он встретит ее после спектакля, будет один. Не теряйся!
- Послушай, Илона. Ты не договариваешь. Скажи прямо! Я должен его убрать?
- Котик, ты меня расстраиваешь. Ну, не поцеловать же? Это я и сама умею. Или мальчики поедут в село Ключевское! Куда ты денешься, сопляк, – Пума со стуком бросила трубку.
Тварь! Борис выключил диктофон.
47
На следующий день, вечером, Борис прохаживался вдоль стеклянных дверей служебного входа. Автостоянка, тоже служебная, с красной будкой и поднятым шлагбаумом, находилась рядом. Будка ярко освещена, а дальше, с другой стороны, действительно, простирался пустырь, местность открытая и, конечно, хорошо просматривалась. Машин было много, а людей не было, пока. Спектакль кончится, начнется движение. Центральный вход за углом, там праздничное освещение, приглушенная музыка, сыпал снежок, не за горами Новый Год. Кому праздник, а кому похоронный марш. Мимо изредка проходили люди, на него никто не обращал внимания, кому какое дело, кто кого ожидает. Только пожилой охранник маячил в глубине стеклянных врат, время от времени поглядывая на улицу, наверно, принимал за своего. Оба в камуфляже, у каждого своя служба, дела нет до другого. Да, место и время вполне удобное для покушения, если знать, где и когда появится жертва. А он знал! Эта тварь загнала его в угол. Откуда она знает про село Ключевское? Владимир сказал Сан-Санычу, тот Олегу, и все, капкан защелкнулся. Допустить, чтобы пострадали мать и бабка, он физически не мог, легче убить Зверева, она это точно рассчитала. Он сжимал брелок в кулаке. И действительно. Даже сейчас Борис мог решиться, и выполнить заказ, а там, куда кривая выведет?.. Нет. Илона обманет. Такая тварь! Она его сдаст бандитам, или закажет киллера, ликвидирует. Он вспомнил свое ожидание на деревенском сеновале, так же маялся, перед ограблением магазина, хоть бы часы сломались, что ли?.. Вот он! На площадку перед стоянкой завернул белый «Мерседес», остановился на площадке, не доезжая шлагбаума. Фары мигнули и погасли, габариты остались.
Борис выбросил сигарету, и направился к машине. Зверев был один, сам за рулем, вопросительно посмотрел на Бориса, наверно, принял за охранника, приоткрыл окно. На даче виделись мельком, вряд ли узнал, освещение другое. Борис наклонился.
- Нам надо поговорить!
На лице Зверева отразилось беспокойство.
- В чем дело. О чем? – кажется, он его припомнил. Узнал!
- Это важно. Речь о вашей жене.
Зверев озадаченно посмотрел на служебный вход. Потом глянул на часы, не зная, как поступить. Рядом с ним лежал пышный букет цветов, на соседнем сиденье. Выходить из машины ему не хотелось, но приглашать чужака, в ожидании дамы, в машину на разговор, тоже хлопотно и вообще неуместно. Беспокойство сменилось досадой. Он предпочел выйти из машины, захлопнул дверку.
- Говори. Она тебя послала?
- Будет лучше начать вот с этого, – Борис достал диктофон: достаточно нажать кнопку, и сразу пойдет запись, и станет бизнесмену не до свидания с актрисой. Зверев смотрел без малейшего интереса.
- Мне некогда. Давай суть. В двух словах.
- Ваша жена… – Борис замолчал, заметив черный «Мерседес» Коржика. Тот съезжал с дороги к служебному подъезду, все осложнялось. И как раз, видимо, окончился спектакль! Из театра начали выходить люди.
- Что, моя жена, ну?
Для разговора и объяснений, для прослушивания записи, времени не было, совсем. Отдать ему кассету? Даже дубликата нет, переписать негде было. Это единственная запись, доказательство, что все затеяла Илона, его жена. И как быть?.. Бандитский «Мерседес» остановился, из-за руля вышел Коржик. А рядом? Сидела она, Илона.
- Постой, Витя! – Коржик уже подходил, приветственно подняв руки в перчатках.
- Какого хрена?! – раздраженно сказал Зверев, оглядываясь на выходящую публику.
Он боялся упустить актрису, свою судьбу, но она пришла не из театра. Борис не ожидал прямого нападения, но увидел, как рука в перчатке нырнул за пазуху, чуть-чуть опоздал. В кулаке стальной брелок, он ударил как кастетом. На свежий снег упали сразу трое. Зверев с красной дыркой на груди, вместо ордена. Коржик с выбитой челюстью, и «Макаров». Громкий хлопок разлетелся по округе, завибрировал в ушах, парализовал публику, все обернулись: стояли и смотрели. Они ждали продолжения банкета! Борис оказался в центре публичного внимания, и, конечно, все были уверены, что стрелял именно он. А кто еще? Все лежат, а он стоит. Он увидел злорадную улыбочку жены Зверева. Она хлопала в ладоши? Тварь. Чего ждать! Он бросил прочь.
Часть пятая
РУССКАЯ ВДОВА
1
Они не спали всю ночь, разговаривали. Драма слушал Бориса, и все больше убеждался, что это его сын. Каков подлец, восхищенно думал он, ни капельки совести, детская безмятежность. Ему было грустно: отчасти узнавал себя в юности. Пренебрежение моралью, отрицание всяческих авторитетов, наплевательское отношение к своей и чужой жизни, азартный характер, когда на карту ставится все, или ничего! Во имя достижения цели готов не есть и не спать, пусть не прав, но сделать, а потом разберемся. Ну и женщины, конечно. Это кнопка, слабость, если не порок. Исследователь хренов. Думает, что пережил в детстве стресс, посмеялись над ним, и все, тушите свет? Кто не спрятался, я не виноват! Готов убивать и грабить, ребенка обидели на всю жизнь. Понятно, он рос без отца, тут Драма чувствовал свою вину, так не он один. Миллионы людей так растут, в неполных семьях, только аферистами и ворами не становятся. Война, конечно, покалечила его тело и душу, он же не дурак, видит, кто правит и предает страну. Кому умирать охота, руки и ноги терять, за кого? За Родину, да, готов. А Гайдары, Березовские, Чубайсы? Бориса прямо трясло от ненависти к либералам и демократам, которые дедов и прадедов предали, когда объяснял свои поступки, почему с ворами связался. Драма помнил свое детское отношение к коммунистам. Дети чувствуют ложь. Кожей чувствуют, их не обманешь, они только делают вид, и притворяются, что верят, а потом привыкают, сами становятся лицемерами, потому что выгодно, все так живут, все карьеру делают. Кто комсомолом и партией, народом руководил, тот страну и приватизировал. А пацаны правильные, нелживые, вступают в противоречие с обществом, всем миром, предпочитая воровать, чем кривить душой, преступниками становятся, в тюрьму садятся. А кто их садит, разве честные? Взяточники и воры наверху сидят, войны от них. А детей спасать надо, и в первую очередь от самих себя. А как спасешь, если взрослые. Делом! Примером. Умным советом. А если не услышит, или не послушает, то ничего не поделаешь, только Господь поможет, или время вылечит. Но прежде, чем действовать, надо разобраться с ситуацией: кто что делал, и кто в чем виноват.
Они сидели на кухне вдвоем. Гоша спал на двуспальной кровати, заняв ее практически целиком. Вызвали, он приехал, войну отложили, он уснул. Карина ушла в другую комнату, наверно, тоже спала, а им надо поговорить. Закуска имелась, каждый ел и пил, сколько хотел, но они не злоупотребляли: беседа интереснее, важнее. Драма не думал отвлекаться на мелочи, но важным вопросам Борис молчит, понятно, не доверяет. И в самом главном не верит, будто они отец и сын. Откуда ему знать, что Драма в нем узнает самого себя, не внешне, а по мелочам, по характеру. Как говорила одна его случайная знакомая, от осины не родятся апельсины, а свинья не родит бобра. Надо зайти с интересного, что Бориса волнует.
- Твои песни. Хочется послушать. Гитара Германа цела?
- Зачем гитара, она в госпитале, – Борис несколько оживился. – Аранжировки готовы, репетировать надо. Все равно без толку. Мафия шоу-бизнеса не пустит! Они ненавидят таких как я, честных.
Драма только дух перевел, от такой честности. Каков наглец?
- А Герман. Обещал помочь?
- Нет, не обещал.
- И вы его убили, вместе с Жанной. Пожар устроили, подожгли?
Борис скривился, всю рожу перекосил, шрамов не надо. Честный головорез.
- Ты, папа, совсем уже! Откуда я знал? С Жанной я договорился, мне деньги нужны, со счетчика соскочить. А потом бы я раскрутился, и долг отдал.
- Рассказывай, ага. Женился, раскрутился, денег заработал, отдал!
- Ну. Жениться не обязательно, а долг бы отдал.
- Зачем отдавать, если можно сжечь, – Драма откровенно вглядывался в собеседника, пытаясь понять, где он лжет, а где правда. – Послушай, сынок. Я тебе помогу, реально, деньги есть. С бандитами все решим, но я должен знать правду. Ты в дерьме по уши, поэтому не криви, выкладывай. Это черные риелторы?
- Типа того.
- И вот так, на Скорой на вызовы ездят, а потом людей мочат?
- Нет, ты что. Все поставлено нормально, медицинские услуги, – Борис соображал, как ему вывернуться. – Да я просто не в теме, честно. Со мной исключительный случай. Володя, который врач, отличный парень, он просто мне помогает, ему разборки тоже ни к чему, женился недавно. Ну вот, я придумал. Карину встретил, мы решили тебе развести, типа, похищение. 25 кусков, если есть, почему не помочь? Бандиты счетчик включили, мне реально край. Ты меня вот испугался, стрелять начал, а там реально люди серьезные. Один раз так отметелили, все ребра переломали.
- А кто, за что? Говори конкретно, не тяни кота за хвост.
- Ладно. – Борис кашлянул. – Только учти, контора серьезная. Меня закопают, и тебя тоже, всех. Это связано с убийством Зверева, известный бизнесмен. Слышал про такого?.. Ну вот. Жена его хотела нанять киллера. Аферы там крупные, миллионы долларов, газ-нефть, вооружение, не в этом суть. Обратилась ко мне.
- Во как. И что?
- Что! Ничего. Мне деньги были нужны, я взял аванс.
- Ни хрена себе! Сынок, ты в своем уме? Пороть тебя некому.
- Да ладно, батя, пустой базар. Короче, устроила подлянку! Сказала, что я ее обнес, типа, 10 рублей баксов, на сапоги, в сумочке лежали, спер, пока в одной машине ехали.
- Не понял, Боря. Она кому, мужу тебя сдала?
- Нет, в том-то и дело! Коржик, это как бы компаньон мужа, а на самом деле бандит, поставлен за бизнесом следить, контролировать, а сам на Глушакова работает. Точнее, работал. Он убил Зверева, меня крайним сделал, поскольку на месте преступления оказался. Жмура на меня повесили! Представляешь, сука какая? Она и Коржика подставила. Менты думают на меня, я в розыске, а бандиты разобрались. Коржика замочили, он мимо Глушакова работал, воду мутил. Вот! А на меня аванс повесили, плюс штраф, там еще по мелочи накинули, а поскольку бабла нет, счетчик включили, короче, нащелкало 25 рублей, зеленых.
- А Герман тут при чем?
- Да ни при чем! Это я так, хотел их развести, богему эту. Продюсеров разных, ненавижу.
- Ты, сынок, вроде не дурак. Герман! Какой продюсер? Обычный бард, совковой закваски, время его прошло. Ну, знаком по старой дружбе с кем-то из нынешних. Иногда выступал на городском уровне, мелочь зашибал. Но человек-то был хороший, многим помогал. А ты его угробил! Ошибся малость?
- Да говорю же, я ни при чем. Это Олег.
- Какой Олег?
- Ну, я так думаю. Подозреваю.
- Подробней. Клещами тянуть?
- Долго объяснять, если коротко. Сан-Саныч, директор, имеет информацию, через секретаршу, какие заявки на родственников поступают, на обслуживание, одиноких берут на особый учет, ну и деньги выжимают, понятно, там разные методы, как уговорить на завещание, или дарственную оформить.
- А говоришь, не в курсах.
- Это я случайно, через Володю узнал, что мутят. Он как раз против, но куда дернешься. Коржик заправляет. Олег, кличка Кабан, типа, его шестерка, уголовник. Юридически чисто, не подкопаешься, нотариусы, договоры, лицензии. В офисе на стенке развешаны, постоянно проверяют. Мне до этого дела нет. А с Жанной, согласен, стремно получилось, накладка вышла. Да, я был там в гостях, но уехал, они пьяные были с Германом в лоскуты, чего сидеть, дурью маяться. Короче, я к пацанам в госпиталь ушел, лечился там от контузии, ну и гитару взял. Им по кайфу… – Борис умолк, взялся за бутылку, там осталось чуть-чуть.
- А деньги за квартиру?
- Я тебе объяснил, мы с Жанной договорились.
- Ее не спросишь. Боря, где деньги?
- Так это! На фирму ушли, – Борис опять начал врать. – Выпьем?..
Похоже, больше из него не вытряхнуть. Ладно! И этого пока хватит.
- Хорош бухать, нам сегодня с людьми встречаться. Это допьешь, и все, – Драма встал. – Прими душ, а то не поверят, что мы родственники, воняешь как бомж. В теплоцентрали ночуешь? Допрыгался. В шкафчике наверху одноразовый станок, зубная щетка, приводи себя в порядок, как следует. В шифоньере шмотки мои, старые, твоей комплекции, подберем что-нибудь. Вставай!
- Батя, мне хреново.
- Ты мне комедию не ломай. Я в дурке бывал, артистов насмотрелся. А Гоша старшим санитаром работал, позвать? Он тебя на раз вылечит, новее нового станешь. Короче! Опохмелишься, когда потребуется. Как ее зовут, говоришь? Жену Зверева.
- А, – Борис вылил остатки коньяка в стакан. – Эту тварь. Ее зовут Илона.
- Во как? Иди в ванную. Базар окончен…
Ситуация прояснилась. Самое главное: Пума.
2
Пума, известная полиции нескольких штатов и ФБР как «русская вдова», работала редко, но метко. Уехав из России, тогда еще СССР, накануне политических потрясений, она имела на счетах в швейцарских банках около 7 миллионов долларов. Деньги ей достались в результате кровавой комбинации, погубившей многие жизни, в том числе и ее первого мужа. За 5 лет, прожитых в благословленной Америке, о которой тогда грезили миллионы ей подобных, она кратно увеличила свои капиталы, специализируясь на знакомом ремесле. Она успешно выходила замуж, а вскоре муж благополучно умирал, оставляя ей свое состояние по завещанию, или по брачному договору. Нет, она не стреляла из пистолета, не травила мужей ядами, и не нанимала киллеров в черных очках. Она всегда оставалась вне подозрений. Она убивала любовью, орудием не менее смертоносным, чем яд или винтовка, если управлять им с помощью интриги. В этом Пуме не было равных! Мужчины думали, что действуют по-своему, а на самом деле все решала она, просчитывая и комбинируя на много ходов вперед. Пуме ничего не стоило влюбить в себя будущую жертву, опутать сетями интриг окружение, где обязательно находились завистники, соперники и конкуренты, таковых всегда хватает, а когда накал страстей доходил до предела, провоцировала столкновение, заблаговременно удаляясь на безопасное расстояние и обеспечив себе твердое алиби. Желающих убить богатого мужа находилось всегда немало, сыщики погружались в работу, находили злоумышленника, садили в тюрьму, а ей доставались накопленные покойным капиталы. И неважно, молодой супруг или старый, умудренный опытом или дурак, хотел развлечься или случайно мимо проходил, если Пума бралась, можно не сомневаться, песенка его спета, заказывайте мессу и некролог.
Бульварная пресса окрестила ее «русской вдовой», пожалуй, так оно и было, и она гордилась, не чураясь даже мрачной славы. В мире всегда хватает любителей острых ощущений, готовых пощекотать себе нервы. Вы богаты? Мы вас ждем, всегда рады! Не забудьте пригласить нотариуса, и заказать заупокойную по вашему обряду. Увы, все кончается, репутация перешла все границы. Одно дело, щекотать нервы, флиртуя с «черной вдовой», а другое, когда ужас идет впереди вас, и даже в Европе про нее слышали, даже в королевских кругах. Безопасней провести ночь с Аттилой или Тамерланом, но зачем это лондонским денди или пожилым профессорам? Мистика хороша для прыщавых подростков, обожающих Дракулу, а что с них взять. Пума решила вернуться в Россию, о которой хранила теплые воспоминания, и где даже в нищете, работая проституткой, была счастлива. А сейчас тут расцвет новых русских героев, мультимиллионеров, которые разъехались во все концы света, поражая мир неслыханной щедростью и богатством. Да как же тут без нее?! И она приехала, роняя слезы умиления, и с ходу познакомилась со Зверевым, нашлись общие знакомые: адвокат дядя Лева. И закрутилось.
На родину она возвращалась, имея кое-какие связи в Конгрессе, и готовый план аферы с мошенничеством примерно на полмиллиарда. Юридические тонкости и детали ее мало интересовали, работала крупно. Есть лобби, выход на военную технику, которая востребована на Ближнем Востоке, в обмен на нефть. Да, есть эмбарго, которое препятствует взаимному удовольствию сторон. За хороший процент обойти нетрудно, так все и работают, но зачем процент? Глупо. Пуме надо сразу. Полмиллиарда. Молодость проходит, красота увянет, а это ее главное оружие, плюс талант интриганки, этого не отнять. Все пока есть, кроме одного, ей нужен официальный муж, типа, нового русского, на которого можно все повесить, и потом хлопнуть по схеме, наработанной в штатах. Любовник, ревность, измена, месть. Для этого надо найти крупного дельца с подмоченной репутацией, выйти за него замуж, чтобы поиметь наследство, он все провернет, и в нужный момент – хлоп! Пишите письма, вдова рыдает. Кто, за что, почему?? Сидел, бедняга, с бандитами дружил, да мало ли завистников, такое горе. Все сделала, получилось, как надо. Зверев не влюбился, нет, у них был деловой союз, она принесла ему полмиллиарда! Умная баба, только дура, влюбилась, детей захотела, а ему-то зачем? На то и расчет, чтобы все так думали, а Пума все сделала тоньше, завела интригу с бандитом Коржиком, а тот попроще Зверева, влюбился, и поехала телега, закрутилось колесо. Сеня был рисковым парнем, любил эффекты, ума не занял. Он находился рядом, поскольку курировал Зверева, опекал его бизнес, и на даче ошивался, как не воспользоваться его уязвленным самолюбием: кто он в ее глазах? Халдей. Зверев умеет деньги делать, миллионами ворочает, а он за его женой сумки носит. Милая мелочь, услуга. Или в магазин съездить надо, в парикмахерскую, а Вити нет, своя машина сломана, в ремонте. Сеня, солнышко, выручи? Какой мужик откажет, если женщина нравится, и глазки строит? Никому в голову прийти не могло, что она нарочно «Порше» покалечила, на бордюр наскочила, чтобы без машины остаться, быть почаще с Коржиком, почти в интимной обстановке, в его машине, чтобы коснуться лишний раз, пообщаться, пожаловаться на хозяина. Это как бензина в огонь плеснуть! Все шло как по маслу. Что «Порше»? Да наплевать. Коржик ее мужа завалит, сам присядет, а ей все сливки, которые в Швейцарском банке, осядут на счет. Надо вывести дурачка на «умную» мысль, что она и сделала.
Начала издалека, рассказывала про Америку, шикарные отели, Голливуд, походя упоминала разных актеров, она так скучает по Ричарду Гиру, прочую чепуху несла, а этот лопух уши развесил, кто он такой вообще! Но этого она, конечно, не говорила, тот сам за нее домысливал. Вот уедет она в Америку, надоела грязь, бандиты, вечные разборки, тем более, Витя ее верности не ценит, интрижки с актрисами заводит. Коржику вдвойне неприятно, что его даже в расчет не берут, он типа собаки, верный пес, а что он может? Вот Витя, тот хитер, умеет жить.
- Я бы его убила, сволочь, замучил меня. Сил нет! – и она зарыдала на дружеском плече Коржика.
- А если я это сделаю?
Ну, наконец-то! Родила баба. Пума изумленно посмотрела.
- Что? – она прикрыла рот от благоговейного ужаса. – Что ты сказал? Повтори, пожалуйста.
- Если он умрет. Выйдешь за меня?
Измученная женщина, бывшая любовница Ричарда Гира, упала в страстные объятия Сени Коржавина! Они стали любовниками, и узел этот могла развязать только смерть, как иначе. Но не так гладко и просто оказалось на деле, как было на бумаге. Пума давно отстала от русских представлений и понятий. Коржик в преступном мире значил мало, а Зверев много. Нанять киллера непросто, деньги были, но кого попало не попросишь, слишком опасно. Зверев умел зарабатывать, его ценили. Коржик для того и приставлен, чтобы опекать «золотую» курочку, с него спросят, даже если наймет киллера со стороны. Даже если кирпич на голову упадет, спросят. Как быть? И Пума придумала. Надо найти подставного киллера, чтобы на него списать, а Сеня будет рядом. Якобы узнал, что Зверева могут убить во время свидания, ну и помчался, приехал вместе с женой, и Пума подтвердит. Ревновала, наняла частного сыщика, тот сообщил про измены, фото прилагается, а про покушение, дура, придумала, чтобы застукать мужа с любовницей, отомстить. Они помчались, оказалось, так и есть! Коржик бросился под пули, и она своими глазами видела, как парень в камуфляже застрелил ее мужа. Для ментов сгодится, за милую душу съедят. А как? Пистолет на месте преступления найден, и отпечатки имеются. Угадайте, чьи? Пальчики Бориса Ломова. Пума умеет вязать случайные вещи в одну картину. Пистолет, который Борис отобрал у Федика осенью, во время ремонта, ранил водителя. Потом Коржик забрал пистолет в Доме Контор, запечатал в пакет, улика ждала своего часа. И час настал! Борю Ломова еще с осени повели на убой, заманили. А как вы думали? Она все подстроила, оставался последний штрих, ликвидировать афериста, чтобы не успел дать показания, тут Коржику карты в руки, заинтересован. Возможно, были случайные люди, которые разглядели издалека в неверном свете, кто стрелял в Зверева? Возможно, были, да. Но кому охота связываться с бандитами, милицией? Все и так очевидно. Как было? Люди выхолят из театра, вдруг хлоп, выстрел! Все обернулись, парень в камуфляже столбом стоит возле машины, недалеко от шлагбаума, потом убегает, мертвые лежат. Пистолет он сбросил, чтобы не взяли с «мокрым» стволом на руках. Коржик умничал, хотел использовать глушитель, но Пума разубедила. Тогда никто ничего не увидит и не услышит, то есть, не будет очевидности, искать и просчитывать будут по-настоящему и бандиты, и менты. Как будто все получилось идеально! Так она думала, но вышло иначе.
3
На похоронах Пума разыгрывала привычную для себя роль вдовы и, принимая бесконечные соболезнования, уже строила планы, как проще отделаться от ненужного Сени Коржика. Найти Ломова по горячим следам он не успел, а теперь сам находился под пристальным вниманием органов и бандитов. Все решилось само собой, когда после поминок к ней приехал Костя Глушаков, преступный авторитет и приятель Зверева. Это был матерый бандит, видно сразу. Невысокий, поджарый, скулы острые, где рот, косая прорезь, будто щель в заборе. Словом, череп да кости, а взгляд такой, что мурашки в панике бегут по затылку вниз, а потом дохнут на бегу, и падают замертво, чтоб не мучиться. Пума сразу присмирела. Этому лапша не пройдет, он и спрашивать не будет, верю не верю. Как говорится в старых фильмах, на ремешки порежет, не удовольствия ради, а спокойствия для, чтоб не беспокоили суетой. Пума и сейчас, по прошествии 3 месяцев, с дрожью вспоминала этот разговор, предпочла бы забыть, как страшный сон, но это чересчур легкомысленно, лучше помнить. Глушаков не менее минуты смотрел на нее тяжелым неотрывным взглядом, словно смотрела сама смерть, ответственно решая, может ли она жить, или пора, зажилась девушка.
- Ну. Добилась своего?
- А я здесь при чем, – зло сказала она, подумав, что слезы и обмороки тут не помогут. Эти люди уважают только силу.
- Слышал про тебя, великая специалистка. Пума, – он помолчал. – Здесь тебе ничего не обломится.
Она поняла, угадала сразу, до начала разговора. Этому монстру, пришельцу с того света, доказательства не нужны. Спрашивать милицию, ждать расследование он не будет, милиция его не интересует, как и улики, пустой звук. Если он решил, что она виновата, значит, виновата. Этот человек чувствует суть, нутро, на всякие там алиби и отпечатки плевать ему с высокой колокольни. По какому-то своему праву, не юридическому и тем более не международному, он приговорил ее к смерти. Уже приговорил, и, похоже, допрашивал для порядка, давая крошечный шанс. Но шанс! Инстинкт самосохранения подсказал Пуме: надо говорить правду. Так срабатывает чутье висельника, на шее которого висит веревка и уже царапает кожу.
- Это Сеня его убил. Коржик. На моих глазах, – Пума не выказывала ужас, который ею владел, только агрессию. – Он домогался меня. Козел.
И снова наступила, потекла минута молчания. Она была преступницей, суд состоялся, ее приговорили, привели, обрили, посадили на электрический стул. Палач, судьи, прокуроры, все в одном лице, стоят перед ней, адвокатов тут нет. Глушаков уже поднял руку, взялся за рубильник, и теперь медлил, давая ей крохи жизни, мгновения, еще миг, насладиться не жизнью даже, а последним взглядом на мир, попрощаться! Это тоже важно, насладиться. Глушаков придавил ее взглядом, но она держалась.
- А что за Борис там был! Ломов. Все на него указывают?
- Он деньги украл у меня. 10 тысяч долларов! Я сказала Сене. Коржику, то есть. Он наехал на Ломова, счетчик включил, а тот решил с Витей встретиться, пожаловаться на беспредел. Вот и встретились… Костя, прости! Да, я знала, что Коржик влюбился. Убить Витю хочет. Каюсь! Он меня достал, но я же баба, пойми, поддалась чувствам.
Это был ее шанс, говорить правду. Женскую неверность мужчины охотно прощают, если не касается их лично. Пусть Глушаков поверит, что она похотливая сучка, слабая на передок, все мозги там, где ей убийство задумать?!. И Пума, понимая, что сейчас решается ее участь, горестно сказала:
- Костя, я виновата. У Зверева деньги по всему миру лежат. Что смогу, я вам переведу, что знаю или где скажете. Как только в права вступлю! Полгода ждать надо. Костя?.. Не убивай.
Не ответив, он вышел. Через пару дней застрелили Коржика. Точнее, пристрелили, как пса бродячего, на помойке. Фирмой стал заправлять Сан-Саныч, приподнялся, Олег при нем, черными делами заведовал. Борису объявили штраф, включили счетчик, он ударился в бега, и правильно. С ним тоже могли запросто расправиться. Пума выполнила свое обещание, оформив отказ от всех Зверевых капиталов и активов. Даже дачу, где проживала, пришлось освободить, место удобное и экологически чистое. Бандиты про здоровье беспокоятся, смех, да и только. Но лучше не спорить, и скоро туда въехал Костя Глушаков со своей братвой. Пума сняла обычную городскую квартиру, чтобы по истечению определенного срока свалить в штаты. Кое-что она утаила! Время шло, наступил март. Пума ждала, пока все уляжется.
4
Гоша остановил машину перед наглухо закрытыми воротами. Бывшая дача Зверева, особняк с башенками, возвышалась над всей округой. Наверно, архитектор страдал клаустрофобией, маленьких домов боялся, или гигантоманией, что, по сути одно и то же, безвкусица. По советским представлениям, дача – это когда курятник на пяти сотках, вагончик, сарай на ножках, а кто возводил нечто подобное, тех расстреливали без суда и следствия. Англичане, в своих каменных замках, если увидят, зарыдают от зависти. Здесь не дача, не замок или дворец, а крепость, можно закрыть ворота, и объявить войну Турции, разграбить Порт-Артур, нащелкать по ушам Клинтону. Где их ядерный флот? Пусть янки сунутся в гости к Косте Глушакову, тут как раз Гоша подъехал с друзьями, пипец Америке. Бессонная ночь и утро на коньяке давали себя знать излишне приподнятым настроением.
Драма радовался жизни, все-таки сынок нашелся, остальное притрется. Он придавил могучую кнопку звонка, похожую на торт с вишенкой, улыбнулся. Борис стоял в его кожаной куртке, в ботинках на вырост, шмыгал носом. Снег лежит, не месяц май, ветер гонит стаи туч, как волк стадо барашков. Исхудал сынок, всю зиму по подземельям. Совсем мамаша за ребенком не смотрит, некогда ей, в клубный бильярд играет с начальством. Надо поговорить с Лариской, замуж позвать, что ли, пора остепениться.
- Чего хмурый, – Драма пытался подбодрить сына. – Все путем. Только гранатами не кидайся!
- Пап! Зачем сразу к Глушакову.
- А к кому? Олегу вашему бока мять, не мой уровень. Любую проблему надо решать с головы. Перетрем с Костей, он парень нормальный. А мелочь никуда не денется. За жабры возьмем, пернуть не успеют.
Драма не успел договорить, открылось окошко, похожее на бойницу, показалась мрачная физиономия в каске, словно горилла из зоопарка сбежала, и устроилась на коттедж работать охранником, гостей пугать. Пулемет Максим выглядит приветливей. Здороваться, наверно, не принято, тут не Эрмитаж с вежливыми старушками. Угрюмая «старушка» прорычала в окно:
- Чего хотели?
Драма не стал пугаться, а приступил сразу к делу.
- Передай Косте Глушакову. Драма прибыл с дружеским визитом, – кивнул на Бориса. – Это мой сын. Он со мной. Все! Мы ждем.
Морда скрылся, бойница захлопнулась. Некоторое время, пару минут, пришлось ждать. Охраннику бегать не положено, он ходит с достоинством, а рацию включать, наверно, не умеет. Наконец, щелкнул замок, откатился запор, тяжело лязгнул. Потом медленно отворилась дверь, похожая на банковский сейф. Судя по озадаченному взору сыночка, запоры и устройства появились недавно. Зверев жил беспечно, баловался по ночам с актрисами, за что и поплатился. Воруешь миллионами? Живи как мышь в консервной банке. Глушаков, впрочем, не из тех, кто боится. Возможно, придерживается правила: живи так, будто завтра война, и тогда война не страшна. А может, привык к тюремным запорам, чувствует себя уютнее.
- Заезжать будете? – охранник глянул на «Москвич».
Гоша из-за руля смотрел сонно. Они были чем-то похожи, как две бойцовые собаки. Страж на воротах, наверно, получил указания от хозяина, стал предельно вежлив, если гости потребуют, готов был станцевать лезгинку, что угодно, хоть Лебединое озеро. Драма представил себе охранника с Гошей, которые взявшись за руки крест-накрест, исполняют «Танец маленьких лебедей», коротко рассмеялся. Борис не понимал причины столь хорошего настроения.
- Ты чего?
- Анекдот вспомнил, – отмахнулся Драма. – Мы ненадолго! Куда идти?
Охранник, экипированный как боец СОБРа, в бронежилете, с автоматом на плече и рацией на груди, запустил их во двор, и спешно закрыл бронированную дверь-калитку. Наверно, радовался, что Гоша остался снаружи, теперь безопасно. И только потом сказал:
- Идите в дом! – показал на высокое крыльцо. – Вас встретят.
Они поднялись, зашли. В уютном вестибюле их встретил еще один охранник, далее маячили еще двое, и еще. Было чувство, что их встретила группа захвата, сейчас начнут винтить, катать по полу, выдавливать глаза, ломать уши, но обошлось.
- Оружие есть? – только и спросили, вежливо. Никаких пыток.
- Что вы, господа. Только зажигалка.
Предложили пройти через рамку. Драма прошел, а на Бориса контур среагировал мгновенно, яростно взвыл, как мартовский кот, которому пьяная хозяйка отдавила ногу. Сыночек без просьб и уговоров выложил на стол карманный мусор, одноразовую зажигалку, торцовый ключ, каким запирают амбары и гаражи, металлический брелок. Охранники переглянулись, брелок сразу отмели, предмет знакомый, и уронили в ящик. Драма только крякнул, покачал головой. У него было чувство, словно ребенок стырил в магазине шоколадку, а на выходе она «запищала». Ведь спрашивал, а Борис еще предлагал со стволами в гости пойти. Ага, с игрушечными. Хорошо еще, в машине оставили. Какой позор! Драма развел руками, мол, не доглядел, дети. Охранник понимающе кивнул.
- Получите на выходе. Проходите.
Они прошли. Глушаков вышел навстречу, тоже особый знак внимания, и ждал, пока они разденутся в гардеробе. Сам он был одет по-домашнему, как мирный гражданин, спортивные брюки, вязаный свитер и тапки, но в манере держаться, в каждом жесте, угадывалась натура жесткая, хотя он это не выпячивал, поскольку таким был всегда. Безусловно, это человек, привыкший принимать самые ответственные решения, кого казнить и миловать, неотъемлемое свойство царственных особ. Свинцовые глаза не двигались сами по себе, а поворачивались вместе с головой, так ходит заряженная двустволка, выбирая цель, вызывая почти физическое ощущение опасности.
- Какие люди! – сказал Глушаков, протягивая руку Драме. – Здравствуй. Как сам?
- На вид почти здоров. Здравствуй, Костя, – Драма ответил на рукопожатие. Они были знакомы давно, лет двадцать, вместе начинали, но редко пересекались, дороги слишком разные. – Познакомься. Это мой сын, Борис. Признаться, про него сам не знал, только вчера встретились. Проблемы у него!
- Наслышан, – Глушаков повернулся, но не спешил протягивать руку, посмотрел внимательно, и Борис стоял прямо, взгляд не прятал. Хозяин как будто знал про него много больше, чем Драма, и даже больше, чем сам Борис, наконец, жесткое лицо смягчилось.
- Привет тебе от Парамона, – Глушаков протянул руку. – Он помнит тебя.
Борис ответил на сухое рукопожатие, словно пожал «козью ногу», в смысле, нагайку. Нет, сам в руках не держал, но представлял, какая наощупь плетеная сухая кожа.
Драма подумал, что Глушаков знает, кто перед ним? Если привет передал, значит, наводил справки. От Парамона привет! Это было выше его понимания. Борис что-то рассказывал про воров, но он воспринял это как браваду, не более. Привет от авторитетного вора значил больше, чем просьба старого знакомого, с которым не виделся сто лет, но палка о двух концах. Воры с бандитами враждуют. За одно знакомство, за одно только упоминание, некоторые бандиты прикончить могут. Преступный мир разделился, где воевали суки и воры, то время давно прошло, ныне делятся по принципу, кто признает коммерцию, кто нет. Воры живут промыслом, стоят вне закона, а кто банки крышует, или долю с торгашей имеет, это купленный вор. Время идет, все меняется. Настоящих воров отстреливают. Потому война и бардак в стране, что барыги во власти, все продается и покупается, даже воровские «короны», что говорить о понятиях? Хорошо, есть правильные авторитеты, такие как Костя Глушаков. Он бандит, но с понятиями, решает сам, кто чего стоит. Драма обо всем этом думал, потому что предстоял важный разговор.
5
Они расположились в каминном зале. Неужели Зверев был заядлым охотником? Хотя ныне все купить можно, в том числе, и охотничьи трофеи. Вряд ли покойник лично ходил на кабана, тем более, на медведя. Повсюду были расставлены чучела диких зверей, расстелены шкуры, висели лосиные рога, на стенах ружья, кинжалы и сабли. Все это хозяйство, конечно, осталось от предыдущего хозяина, как и помпезный трон с высокой спинкой, на который взобрался по ступеням, и воссел Костя Глушаков, нынешний владелец замка. Смешно не было. Он выглядел на своем месте, совершенно естественно, словно только вернулся с охоты, и намерен пообщаться со своими приятелями, которые по случаю заехали в гости, пусть, не верхом и даже не в карете, а на стареньком «Москвиче», но тоже антиквариат, как и его кучер Гоша. Драма чувствовал, что впечатление этот зал произвел не только на него: Борис вовсе присмирел. Они сели в глубокие кресла, покрытые пледами, и точно погрузились в атмосферу средневековья. Горел камин, пылали свечи! Старинные шахматы на столе, судя по расставленным фигурам, граф Глушаков играл сам с собой, коротает время перед вечерней трапезой. Крестьяне бунтуют, костры жгут, барон козни строит, войну затевает, завтра ведьму на костре сжигать, а пока так, вечерок выдался свободный, можно и покурить, о бренности земного бытия поразмыслить. Дворецкого еще не хватает, мажордома, вина бы принес сюда, бургундского. А лучше водки, русской! Цыган не надо, в следующий раз. И, словно угадав мысли, возник «дворецкий» в бронежилете, с подносом в руках. Такие почести? Драма растрогался, чуть не зарыдал, начисто позабыв, зачем они сюда приехали. На подносе стоял пузатый графин в плетеной корзине, три стакана. Фужеры по пьянке побили. Глушаков отослал тренированного слугу мановением руки, словно старик Хоттабыч за бороду дернул, и тот испарился, как джинн, которого отправили в пустыню Сахару копать урановые рудники. Груженый поднос остался на высокой подставке, типа, музыкального пюпитра, вроде декорации, как чучела глухаря, кабана и медведя. Они как бы есть, но никому не нужны. Драма не растерялся, его с толку не сбить.
- Кто будет наливать? – и, не дожидаясь ответа, выбрался из кресла, взял процедуру на себя…
Глушаков только вздохнул. Драма предугадал его ход, избавил Бориса от неприятного положения. Они втроем, слуг нет, а кто должен наливать? Хозяин угощает, но он сидит высоко, глядит далеко. Ясно, сынок самый молодой, ему и наливать, ухаживать. Так не халдей, тем более, они приехали с просьбой, ему станет, мягко говоря, не комфортно. Зачем Глушаков ставит парня в такое положение? Можно было игнорировать поднос, стоит и ладно, пусть себе, но угощение, честь предложена. Когда «Граф» озвучит просьбу вслух, отказать ему будет невозможно: либо обида, либо унижение. Драма опередил. Ритуал соблюден, волки целы, овцы сыты, пора к делу. Глушаков отсалютовал стаканом, пригубил, глянул на часы.
- Ладно, парни. Какие проблемы?
Все по-домашнему, но все серьезно. Драма поставил стакан.
- Хорошо, Костя, я коротко. Без предисловий. На Борю наехали, поставили на счетчик. Твои люди.
- Допустим. В чем суть?
- Он взял аванс! 10 тысяч долларов, заказ был от Пумы, на ее мужа, Зверева.
- И что дальше, – Глушаков, не проявляя эмоций, смотрел на Драму. – Он у тебя киллер, что ли?
- Нет, конечно. Боря признает, что не прав. Но он не убивал. Хотел кинуть Пуму, его подставили. Вот деньги. 25 косарей, сумма с процентами, – Драма выложил на охотничий столик пухлый конверт. Глушаков посмотрел свысока.
- Убери, не пачкай стол. Что еще?
Драма взял конверт, держал в руках, пока вопрос не разрешится.
- Костя. Мне надо, чтобы с него сняли все претензии. Он приносит свои извинения, тебе лично. Парень молодой, раскладов не знает, Пуму первый раз видел, попал под раздачу. С ментами я все решу, а без тебя его будут грузить и грузить, сам знаешь.
Глушаков выслушал, перевел «двустволку» на Бориса.
- Папа за тебя хлопочет. Мазу тянет! Что молчишь? Говори.
- Согласен, виноват, исправлюсь. Вот деньги, – пробормотал Борис, умолк, и смотрел куда-то вверх, как двоечник, который выучил первую строчку, а дальше забыл. Глушаков тяжело вздохнул.
- Ладно, понял. Деньги мне ваши не нужны, уберите! – он подождал, пока Драма спрячет свой конверт. – А расклад такой, папаша. Чтоб ты знал, и не делал глупостей. – Это мне известно, кто Зверева замочил, Бориса подставил, тут можешь не париться. С моей стороны никаких претензий нет. И не было! На счетчик его поставил не я. В смысле, не мои люди. Такой херней не занимаемся. Пусть сам скажет.
Оба повернулись, и смотрели на Бориса, а тот тупо молчал.
- Неразговорчивый, – Глушаков говорил Драме. – Сын твой должен миллион долларов. Был миллион, сейчас больше, не мне. Если поручишься, будем говорить, а так? Благодарю, что заехали, рад был увидеть, – он развел руками, словно хотел объять весь мир, собираясь встать с трона и спуститься на грешную землю, разговора больше не будет. Драма еще не пришел в себя от изумления, но обременять радушного хозяина мелочными заботами и уверениями, что он ничего не знал, было поздно и неуместно.
- Костя, постой! – Драма за компанию развел руками. – Я реально не знал. Хорошо, ручаюсь! Лимон на мне. Ты только объясни толком, что и как. Откуда ветер?
- Он должен Козырю. Знаешь, такого? Отморозок. Валит всех подряд.
- Интересные новости. – Драма был в шоке, глянул на Бориса, мол, когда успел?!
- Не в курсе, значит. Лет 5 назад, сынок твой развел Козыря, кинул на бабки, афера с «красной ртутью». Парамона приземлили, Каку застрелили, двух посредников закопали, а Боря в армию ушел. Козырь присел, недавно вышел, должников на уши ставит. Если есть миллион, лучше отдайте. Если поручился, проценты отобьешь авторитетом. Это мой совет, дружеский. Сын есть сын, понимаю. Все?
Драма только головой покрутил. Ничего себе, приехал долг отдать!
- Кака, – громко сказал Борис, сделав ударение на второй слог. – Это не кличка, фамилия. Испанская или португальская. Аркадий Иванович Кака! Мы с ним работали, уважаемый.
- В авторитете, – согласился Глушаков. – Был. Таких людей, как Козырь, швырять не следует. За ним система, и очень серьезная. Думаете, зря тут сижу? Война у нас, помочь не могу.
- Я слышал, воры его гадом объявили. – сказал Драма, покосившись в сторону Бориса. – В городе ему хана. Под больших ментов лег?
- Если бы. Тех купить можно. Он с губернатором дружит, а там ГРУ, ФСБ. Сам понимаешь. – Глушаков развел руками, что означало при его обычной сдержанности крайнюю степень возмущения. – Сейчас он в монастыре гасится, синод греет. Производство наладил, водку гонит, строителей прибрал, подряды раздает, рудники, доходягам работа, с азерами дружит. Ну и ментов кормит, по области. Короче, трудно его достать, даже мне. Не обессудьте. Что-то еще?
- Благодарю за информацию. Но мы не за этим приехали. Есть предложение, серьезное.
- Да, – Глушаков улыбнулся. – Опять «двадцать пять»! Насколько серьезное?
Драма помолчал, показывая, что зря трепаться не намерен.
- 75 лимонов. Зеленых. Интересует?..
- Знакомая цифра, – Глушаков озабоченно кивнул на Бориса. – Твой пацан в теме?
- Я же сказал Костя, он со мной.
- Тогда излагай!
- Зверев нефтью торговал, танкеры в Турцию гонял?
- Это я в курсе! Ты по делу давай.
- Арабская нефть, сделка с Пентагоном, на полмиллиарда. В обмен на вооружение. Тоже в курсе?
- Сорвалась сделка, – Глушаков развел руками. – Форс-мажор! Гофман крякнул.
- Лев Ильич, – Драма с сожалением улыбнулся, посмотрел на Бориса, пояснил. – Мы работали с дядей Левой, в советское время, – он помолчал. – Ему помогли, Костя! Царство небесное, хороший был адвокат. Сделка не сорвалась, ее сорвали. И снова провели! Где он умер?
- В Ницце, – Глушаков смотрел недоверчиво. – Зверев не мог меня кинуть. Ты что. Я его с нар поднял, на самый верх.
- Зверев не мог. Пума! Ее рук дело.
- Это серьезная предъява.
- Кому, Пуме? Да ей по хрену мороз. И пока не предъява, это предположение, Костя. Ее нахрапом не возьмешь, обведет вокруг пальца, выкрутится. Что-нибудь, да придумает. Слиняет, в конце концов.
- Прямо Сонька золотая ручка, – Глушаков усмехнулся. – У меня не слиняет!
- Хвастать не буду, но так уж вышло. Пуму я натаскивал. Соня давно отдыхает, времена другие. А Пума, это зверь сегодняшний. Ей что Пентагон, что ФСБ, что азбука Морзе. – Драма сделал паузу. – Вот про это и речь. Боря нам поможет тряхнуть Пуму, а мы поможем Боре. Договорились?
Глушаков развел руками, и поднялся с трона.
6
Сан-Саныч и Олег, распаренные после сауны, где приятно провели время в обществе девиц по вызову, довольные жизнью и собой, вышли на улицу. Было уже поздно, свежий мартовский ветерок приятно холодил лица удачливых коммерсантов. Традиционная сауна, с картами, пивом и девочками, вселяла в их души уверенность, что они схватили если не самого Бога, то черта за бороду. Жить хорошо! Пятничное мероприятие, как правило, затягивалось далеко за полночь, а иногда, если минувшая неделя была удачной, и до утра, поэтому, будучи изрядно навеселе, они не пользовались личными машинами, а поступали проще, вызывали подшефную «Скорую», которая без проблем везла их до дома. Так же поступили на этот раз, позвонили на фирму, и вышли чуть раньше, чтобы остыть на свежем воздухе, но оказалось, что машина уже подъехала. Приятно удивленные столько оперативной работой собственной службы, коммерсанты откатили боковую дверь, гуськом залезли в полутемный салон, по-хозяйски поздоровались, но расположиться не успели. Их скрутили так лихо, что охнуть не успели, машина сразу тронулась.
Сан-Саныч, получивший тычок кулаком под ложечку, задохнулся от боли. В тесном полумраке салона он безропотно подчинился такому обращению, и оказался лежащим на брезентовых носилках лицом вниз, ногами вперед по ходу движения, что само по себе показалось ему дурной приметой, мало того, ему заломили руки назад, и сковали наручниками. Очень неприятная поза для уважаемого директора, да еще после сауны и пива с раками, а тут еще чья-то могучая срака села ему на плечи! Сан-Саныч потерял не только ориентацию в пространстве, но утратил всякую способность двигаться и дышать, а значит, не мог высказать свое возмущение, его чувствительный нос так плотно вжался в грубую ткань носилок, что казалось, он мог просунуть голову на тот свет. Сан-Саныч замычал, и отчаянно засучил ногами, давая понять, что умирает.
- Тихо! Башку сверну, – мучитель приподнялся.
Сан-Саныч судорожно вздохнул, хватая сладкий воздух отечественной медицины, но насладиться не успел, изувер всей тушей рухнул на его тощие ягодицы, и поелозил, устраиваясь поудобней.
- Будешь рыпаться, я твои яйца поджарю, и жрать заставлю.
Сан-Саныч благоразумно простонал, давая понять, что рыпаться не будет, а на сегодня он сыт и пьян, и вообще доволен жизнью, все хорошо, господа, отлично, устраивайтесь поудобней! Он с радостью потерпит. Тем временем впереди салона что-то происходило, послышалась судорожная возня, сдавленное мычание, и надо сказать, звуки настолько непривычные, что внушали ужас своей непонятностью. Буйное воображение рисовало нечто вроде хладобойни, где мясник разделывает очередного бычка. Треск разрываемой материи вверг Сан-Саныча в паническое состояние, он готовился побыстрее умереть, сердце мечтало остановиться, чтобы не знать и не видеть, что будет с ними дальше. Раздались глухие шлепки по голому телу, кого-то били наотмашь, от души. Пора умирать! Но смерть не приходила.
- Лучше сам раздевайся, сука, – голос показался знакомым, но от ужаса Сан-Саныч не мог сообразить, не мог вспомнить, узнать. Да и зачем? – Этого поверни! – скомандовал голос.
Тяжесть ослабла, освободив вспотевшую от ужаса задницу, сильные руки схватили его, одна за плечо, другая за ногу, рывком подбросили и перевернули. Так ловко хозяйки переворачивают блины на сковороде, одним движением; мир мелькнул перед глазами, вся жизнь пролетела, наверно, так переворачивают черти грешников в аду, и те крутятся на раскаленных углях в поисках вечного успокоения. И тут он увидел Олега, узнал, чуть не заплакал от радости, что не один мучается, хотя радоваться было рано. Его друг и соратник по криминальному бизнесу сидел голый на боковом сиденье, колени дрожали, а изо рта торчал кляп, руки связаны полотенцем. Паника дергала, хватала за пятки, как дядя Кондратий. Матовые стекла «Скорой» озарялись проблесковым светом синего маячка. Куда, куда их везут? А куда возят клиентов! На кладбище. И тут заблеяла, взвыла над головой сирена. «Скорая» летела на красный свет, презирая светофоры, обычные люди, мирные пешеходы, наверно, шли по улицам, и не подозревали, что мимо проносится страх и ужас, и помощи ждать неоткуда. И только тут Сан-Саныч, видимо, алкоголь выветрился, завертел головой. Рядом с ним, на откидном кресле, сидел угрюмый бугай в белом халате, лицо до неприличия невыразительное, в такой голове мыслей быть не может, глаза животного. Рядом с кабиной, полусогнувшись, стоял парень, в пятнистом камуфляже, что-то говорил водителю. Борис? А синий свет мигал, машина летела в ночь, сирена пиликала и выла, рвала грешную душу Сан-Саныча на клочки и обрывки. Неожиданно стало тихо. Борис отпихнул ногой груду одежды, чтоб не запинаться. Повернулся и сел.
- Доигрались? Каталы, блин. Гоша! Посмотри у него документы, этого я проверил. В сумке!
- Парни, вы что, куда? Куда нас везете, а? – Сан-Саныч искал взглядом глаза громилы, который обещал сделать яичницу, а сейчас рылся в банной сумке, он казался надежнее, как-то теплее, человечнее, чем этот контуженный, которого они обманули, в угоду Сене Коржику. И где Коржик? Ошибка! Жуткая ошибка, вся жизнь обман, прошла зря, глупо, безнадежно. Да что это! Разве нельзя отменить, простить, исправить? Они же не со зла, как бы в шутку. – Боря! Это Коржик! Он заставил…
- Суки. Мы вас под лед спустим, на месяц, скоро весна. Оттаете! Но вначале отыграюсь. Едем на озеро, где каменные палатки, в карьер! Гоша, давай сюда, – Борис забрал паспорта. – Я на них кредитов наберу. Это потом! Сейчас отвечать будете, гады. За Германа. За Жанну. Козырю меня сдали. Да я вас зубами рвать буду, – Борис потрепал Олега за щеку, словно проверял его упитанность. – Дерьмо. Шашлык приготовлю. Для бродячих собак! Кабан первый пойдет на фарш. Стая там большая. Вот им праздник будет! Выдумали суки, больных людей, старушек обманывать. Как я вас ненавижу!
Сан-Саныч, теряя от ужаса сознание, вдруг подумал, что одна надежда, на врача! Кто там сидит, рядом с водителем? Только он решает, кому жить, а кому умереть. И тот как услышал, мужчина лет сорока, явно за в машине за главного, повернулся назад. Это был Драма. Лицо у него было добрым, очень добрым. Таким добрым, что раки в желудке Сан-Саныча зашевелились, и полезли в салон.
- Будем говорить? – спросил Драма. – Или на шашлыки поедем!
Сан-Саныча начало рвать.
7
Пума поселилась, и проживала на частной квартире, а не в отеле, где найти ее будет нетрудно. Хозяйка, пожилая женщина, интересовалась только деньгами. Получив крупную сумму в американской валюте вперед за полгода, про документы даже не вспомнила, и обещала постоялицу не тревожить. Вообще-то Пума с великой радостью сбежала бы из этого города, но понимала, что до окончания следствия – это невозможно. Во-первых, она нарушит подписку о невыезде, ссориться с властями никак не хотелось, а во-вторых, и это гораздо страшнее, бегство может насторожить Глушакова. Тот специально просил, если она вдруг надумает уезжать, его предупредить, и такая просьба равносильна приказу, нарушить который невозможно. Он отыщет ее не то что за границей, но даже на том свете, зачем усложнять положение, которое можно исправить только деньгами, большими деньгами, а до них еще надо добраться. А как доберешься, если выехать нельзя! Круг замкнулся. Но ничего, надо набраться терпения. ФБР, Интерпол – ерунда, доказательств против нее не имеют: муж виноват, а он уже неподсуден. Посредником был адвокат Гофман, то же самое, его на свете нет. Убрали по заказу Зверева, сделка крупная, все концы в воду. Европейцам дело не раскрутить, информации мало. В России мафия, вот это гораздо опаснее! Пума прошла по лезвию, но есть еще Коломбо. Косоглазый полковник Артемьев, тот еще фрукт. Нарочно косит, притворяется, и один плащ носит зимой и летом, тоже декорация. Он умен, как сто китайцев, и беден как церковная мышь? Ха-ха. Это полковник ФСБ беден? Но ей все равно, она играла в его игру, прикинулась дурочкой, а чего выдумывать. Как было, так оно и есть. Ревновала мужа, частный сыщик добыл фото, ну и по списку, что Глушакову говорила. Если тот поверил, что выгреб счета и заначки Зверева, с которым работал много лет, то куда полковнику Артемьеву? Коломбо для кино хорош, а в жизни проще. Отработает версии, исполнит все формальности, а потом содействие ей окажет, всяческое, даже защиту предоставит. Если потребуется, конечно! И Пума поверила в его простоту и доверчивость. Про частную квартиру, где проживала, знал только он, поэтому, когда зазвонил телефон, она без сомнений сняла трубку, справедливо полагая, что услышит, наконец, долгожданную весть об окончании следствия. На днях полковник так и сказал, что осталось совсем немного.
- Алло? Я слушаю, – нежным голоском прощебетала она. И услышала:
- Пропала сучка. Окрас темный, кличка Пума! Кобель для вязки не требуется? Качество гарантирую. Здравствуй, ненаглядная!
Она его сразу узнала, по интонациям. Единственный на свете человек, которого она когда-то любила, если можно назвать любовью отношения между проституткой и сутенером. Конечно, то были извращенные чувства, и Драма с Пумой не вписывались в общий ряд: они были мошенниками, артистами, виртуозами, но как было у них, больше никогда, и ни с кем не было, и он многому ее научил. От любви ничего не осталось, разве что уважение? Или признание мастерства.
- Здравствуй… котик.
Пума сказала это без вызова и сарказма, как бы признавая его превосходство, но это была всего лишь дань, дань прошлому, и в то же время. Как он ее нашел, и что от него ждать? Его вокруг пальца не обведешь. А если нашел, значит, чует наживу; если чует, то не отвяжется; не отвяжется, пока не оставит с носом. Если Глушаков опасен, а полковник хитер, то Драма опасен трижды, и трижды хитер! Все вместе, и все сразу.
- Или ты не рада, моя ласковая! – он говорил насмешливо. – А я-то думал, а я мечтал! Что соскучилась, ночи не спал, чуть не повесился. Как насчет ресторана?
- Я не хожу по ресторанам.
Пума никак не могла сориентироваться, как себя вести. Что он там пронюхал?
- Ах, да. Мои соболезнования, – весело сказал Драма. – Вдова глаза проплакала, состарилась. А как же ретивое, не играет? Скучно живете, девушка! Вас любят, рушатся замки и дворцы, небо падает, фавориты сбились с ног, где красота? А она, бедняжка, обрилась наголо, и в монастырь, или на эшафот, на плаху? Ах, красавица, не спешите умирать, не сопротивляйтесь, а то изнасилую вас прямо на эшафоте, на гильотине. Где деньги, девушка: в Женеве, или в Цюрихе? Бедный дядя Лева нас когда-то свата, его убили на курорте, и не стыдно! Отдых насмарку. А он старался, ироды. Ничего святого.
- Валера, что ты несешь? Ничуть не меняешься, все такой же, безалаберный… Как у тебя дела?
Боже! Пума понимала, что фальшивит, не справляется. Надо было острить, поддержать, взять такой же беззаботный тон, но нет. Не могла. Что за слово, безалаберный? Да она этого слова в жизни не произнесла, а тут вдруг всплыло, хотела иронизировать, а получилось, словно пенсионерка, в погоне за молодежью, употребляет жаргон позапрошлого века. Этим она выдала себя с головой. Ей хотелось бросить трубку, и бежать отсюда сломя голову, искать убежище понадежней. Возможно, Драма знает мало, но достаточно, чтобы ее в этом городе оставили навечно.
- Мои дела отлично! Собираюсь вот жениться. На одинокой вдове, симпатичной, богатой. Но грустной. Хочу утешить. Построим аппарат, самогонный. И к чертовой матери! В созвездие Ориона. Как думаешь?
- Это предложение? – она еще пыталась шутить. Не получалось. Господи, она думала о себе, что любого мужика, тьфу, не задумываясь и не затрудняясь, как два пальца, сделает. А ее как мордой об забор. Может, лучше матом его обложить, что толку.
- А что! Они были счастливы, и умерли в один день. Мечта дистрофика о загробной жизни!
- Котик. Ты, наверно, не в курсе? У меня дурная репутация. Не боишься?
- Боюсь, – неожиданно серьезно сказал он. – Боюсь за тебя. Глушакова можно обмануть, и то не факт, он собирает сведения, документы. Любое преступление оставляет следы. Он даже искать не будет, купит все готовое. Итальянцы тебя сдадут. Банковские карты, цифровые следы…
- Какие следы!? – Пума прикусила язык.
Опять она прокололась! Выдала себя. Наличка цифровых следов не оставляет, и ее интонация, всплеск эмоций, что она не дура, тут же и показали, что дура полная. Мелочи, детали, интонации говорят больше, и выдают раньше, чем чистосердечное признание. И Драма это подтвердил.
- В общем, радость моя, надо встретиться. Поговорить. Будешь артачиться, позвоню Коломбо. И он сам доставит тебя. Или вышлет группу спецназа. Тебе как удобней, его сваты, или мои?
Упоминанием полковника он ее добил. И все же Пума не сдавалась.
- Коломбо… А! Полковник Артемьев, да? Похож. Допрашивал меня три раза! Нашел убийцу?
- Если ты про Бориса, то он ни при чем. Но предоставил запись, один телефонный разговор. Эта запись у меня, пока у меня. Там заказчик… Заказчица. Вербует киллера, заряжает на мужа. Разве можно по телефону заказы делать? Опять по пятницам пойдут свидания, – пропел Драма, не попадая в ноты, но попал в яблочко. – На экспертизу уйдет время, максимум полчаса. До Канады далеко. Дорогая! Успеешь добежать до монгольской границы?
- Куда ехать?
И все равно! Пума надеялась выиграть время.
- Льет ли теплый дождь, падает ли снег! Под твоим окном я с утра стою. Выходи!
Пума отодвинула штору, и увидела внизу «Москвич», а рядом Драму. С мобильным телефоном в руке. И вот как с ним бороться?! Дьявол. Она пообещала, что скоро выйдет.
8
А все было просто. С утра Драма позвонил Артемьеву, прямо на службу, и предложил встретиться в городском парке, неподалеку от Управления. Подобным образом они встречались впервые, поскольку Драма сохранял старомодные понятия о «не дружбе» с правоохранительными органами, но время диктует новые условия. Полковник не раз его допрашивал, бывало, в качестве подозреваемого, свидетеля, по-разному, но до обвинения дело не дошло. Однажды, не касаемо Артемьева, Драма посидел в изоляторе, и в психушке его испытывали, обошлось, вышел сухим. В общем, помотав себе нервы и время, они сохранили взаимное уважение и, не находись по разные стороны закона, вполне могли стать друзьями, обоим было свойственно циничное чувство юмора, но доброе отношение к неприглядным сторонам жизни. Такое бывает с умными людьми, которым знакомы не понаслышке такие пословицы, как от тюрьмы и сумы не зарекайся, а также: не судите, да не судимы будете. И такие люди вынуждены друг с другом бороться, но их внутренний мир богат пониманием и разумением, и тем легче они проникают в тайные механизмы человеческого бытия. Предлагая встречу, Драма был убежден в заинтересованности Артемьева, так как бизнесмен Зверев был его «пунктиком». Полковник занимался тяжкими преступлениями, связанными с международным бизнесом и криминалом. Убийство Зверева, разумеется, принадлежало к такой категории и должно было проходить по его ведомству.
Драма поджидал полковника на пустынной аллее центрального парка, где случайных свидетелей в это время года много не бывает, и узнал его издалека по нескладной фигуре и кособокой походке. Если такой человек стал полковником, нет сомнений, что он профессионал. Крепкий характер воспитывается вопреки, а не благодаря условиям, и, надо полагать, Артемьев не остановится, станет генералом, и будет настоящий генерал, а не кабинетный работник. Как всегда, в штатском, Артемьев выглядел не как офицер, а скорее, как инженер-неудачник, если не потерявший работу, то не получающий зарплату примерно год, или два. Так оно и было, многие так жили, неизвестно как, ибо пенсию, и зарплату не платили месяцами, а как-то жили, не удивляясь, что так бывает, и даже в порядке вещей. Асимметричное лицо, взлохмаченные волосы, глаза в разбег, походка пьяницы-забулдыги, помятый плащ. Настоящий полковник? Да. Статные полковники разбежались, уволились, перевелись, возглавили службы безопасности, тому подобное, а такие неказистые трудяги, невидимые и честные, тянули лямку, и достигали вершин, ибо служили не за деньги, не за карьеру или ордена, а потому что интересно, это как дышать. Разве мы за деньги дышим? Так вот и они служат не за деньги. А понадобится, не отступят, а придется, и умрут. Этого, неказистого на вид, человека уважали все, и враги, и друзья, начальники и подчиненные, просто случайные или посторонние люди, уважали за светлый ум и душевную простоту, корысть таким людям несвойственна. К своему стыду, Драма вдруг забыл отчество Артемьева. И вспомнил! Василий… Михайлович, да. Он сделал шаг навстречу, скромный знак уважения. Тот остановился, как будто внезапно встретил знакомого, а шел якобы мимо.
- Валерий… Петрович? – полковник смотрел куда-то поверх уха, и тоже отчество не сразу вспомнил, первым протянул руку, едва не запутавшись в кармане своего плаща-палатки, наверно, выпуска годов 70-х, когда он был студентом, или курсантом. А глаза синие, озорные! Такие люди Драме импонировали, терпеть не мог чиновников, якобы озабоченных делами государственной важности.
- Здравия желаю! – созорничал он, но брать под козырек не стал, поскольку был без головного убора, и по рангу не положено. Он человек штатский, хотя в своем деле считал себя генералом.
Они обменялись символическим рукопожатием, пальцы друг другу ломать не стали, но обозначили как бы взаимное расположение. Такие мелочи важны, особенно при редких встречах. Не бандитская стрелка, не встреча сослуживцев, не свидание оперативника со стукачом-сексотом, а вполне себе деловое рандеву, где стороны обмениваются полезной информацией, и решают попутные вопросы. Не закадычные друзья, но и не заклятые враги, это как передышка на поле боя, пересечение на бегу. Присели на корточках, перекурили, и дальше побежали, а если потом в прицеле окажешься, не обессудь. Посадит, за милую душу, еще как! Или не посадит? Кто знает, этих полковников.
- Присядем? – весело предложил Артемьев.
Вот, и прекрасно. Значит, они на одной волне, примета хорошая, важно оправдать, но не перестараться, а то и уважение потерять можно. Полковник, хрустя подтаявшим накануне, и замерзшим за ночь снегом, обошел весеннюю лужу, подобрал полы своего великолепного плаща, которым в окопе можно прикрыться от шальной пули, сел на лавку, и вытащил сигареты. Раньше вроде не курил? Драма устроился по соседству. Закуришь тут. Контору, в смысле, КГБ демократы развалили первым делом, разбили на ведомства, а какая силища была?! До сих пор мороз по коже. Закурили, и сразу к делу.
- Могу предложить чистосердечное признание, – начал Драма.
- Чье признание?
- Двух мерзавцев. Они имеют отношение к черным риелторам. Они подробно описывают, с деталями и подробностями, фамилиями, где и когда, кого. Мошенничество, убийства.
- Почему ко мне?
- Василий Михайлович, вас я знаю. Помню. А куда еще? Это даже не уголовники, хуже. В духе времени, типа, пирамида МММ, банки разные? Это ваше ведомство. Этих двоих я мог бы и сам наказать, но за ними сеть, система. Юридические договоры, соглашения, нотариусы? Мала кольчужка, сами понимаете. Меня не заметят, снесут. Министерский уровень.
Драма замолчал, давая время осмыслить информацию, зачем наседать. Типа, нет и нет, поищем другие варианты, если вы сами мелко плаваете.
- Допустим. Что взамен?
И тут Драма решил зайти с козырей.
- Дело Зверева. Вы ведете?
Возникла и повисла пауза, словно Драма неожиданно испортил воздух.
- Скажем, курирую, – глаза Артемьева перестали косить, перестали хитрить, перестали быть синими, а как бы заледенели, покрылись мутной корочкой, как утренняя лужа. – Что вы можете сообщить?
- Пока ничего, – Драма заскучал. Кто их знает? Вызовет наряд, или махнет платочком, налетят опера, ласты скрутят, и доказывай потом 72 часа, что нечаянно мимо проходил.
- Так. Еще раз, – Артемьев морально отступил, посмотрел. – Валерий Петрович? Что вы хотите.
- Совсем немного. Освободить невинного человека…
- Что?! – полковник изумился, как юная девушка, которая услышала непристойное предложение.
- Простите, Василий Михайлович! Я не закончил фразу. Освободить человека: от подозрений. А лучше, вообще исключить из дела, даже как свидетеля.
Полковник еле-еле дух перевел, от такой наглости, но сдерживал себя.
- И кто этот человек? – спросил он тепло, словно поинтересовался прогнозом погоды. Ему по фигу, но знать не мешает. Это, своего рода, был пинг-понг. Они друг друга прощупывали, не более того, все эмоции были показными, но игра есть игра, правила такие.
- Некто Борис Ломов! Молодой парень, в камуфляже. По делу проходит.
- Да, – Артемьев мысленно завис, якобы припоминая. – Есть такой парень. Фигурирует, и не в только в этом деле. Розыск, поимка дело времени. Валерий Петрович, вам-то он зачем?
А вот это как раз важно: зачем. Чем дороже товар, тем больше взамен получить можно.
- Речь не обо мне. Это сын, моей знакомой. Лет двадцать не виделись, и вдруг. Василий Михайлович? Оказалось, и мой сын. Дело личное, вам не интересно. А вот это почитайте, – Драма развернул несколько листов писчей бумаги. – Это фрагменты, часть показаний, злодеи написали собственноручно. Почитайте? Я не спешу. Если интересно, продолжим предметный разговор, – Драма протянул листы, и полковник взял. Лед тронулся?.. Артемьев вначале глянул, оценил исписанные листы, качнул головой, выбросил сигарету, вынул очки из кармана, вздохнул, типа, весна на улице, пацаны футбол гоняют, а ему работать и работать, когда уже на пенсию, надоело, и стал читать.
Сан-Саныч и Олег подробным образом описывали махинации с квартирами, показывая, какую роль играла частная служба «Скорой помощи», собирая конфиденциальную информацию о своих клиентах. Последующие убийства и хищения документов совершались бригадой вовсе даже не врачей, а отморозками, которые по освобождению на свободу не имели ни работы, ни перспектив, ни возможности как-то наладить свою жизнь. То были разовые исполнители, руководил ими Олег Кабанов, больничную крышу обеспечивал Сан-Саныч, а придумал легенду со «Скорой», и воплотил ее Сеня Коржик. На этом показания обрывались, и Артемьев не мог остаться равнодушным к развитию сюжета. Кто убил Зверева, и кто замочил Коржика, вопросов много, да пожалуйста, за ради бога. Только оставьте людей невиновных, и флаг в руки, полный вперед, показания есть, а далее, все зависит от вас. Драма не может заменить целую контору специально обученных сотрудников. А если бы мог, чем они будут заниматься? Нельзя уважаемую контору без работы оставить. Это думал Драма, пока полковник знакомился с мемуарами, написанными кровью и потом. Гоше и Борису пришлось потрудиться, чтобы исповедь получилась документальной, с фамилиями и датами, а это дорогого стоит! Органы не имеют таких возможностей, зато имеют другие, полезный обмен.
- Согласен. Давайте остальное! – Артемьев протянул руку решительно, как тот купец, который покупает все оптом, и Драма отдал отложенные бумаги, доверяя такому жесту, и все же уточнил:
- Значит, за Бориса я могу быть спокоен?
- Да, Валерий Петрович, можете не беспокоиться. С розыска я его сниму, но показания он должен дать непременно. Мы знаем, что он ни при чем. Убийство Зверева совершил Коржавин, для нас это не новость, но доказательств было мало, косвенные улики. Следы пороха на перчатках не факт, может, он по мишеням стрелял? Пока отработали свидетелей, его застрелили. Это Ломов ему челюсть сломал? Хороший мальчик, пусть все расскажет под протокол, и свободен. Честно говоря, это между нами, я подозревал жену Зверева, – косоглазый полковник снял очки, и весело, опять в своем репертуаре, поместил Драму в прицел своих глаз. Один смотрел в землю, другой в небо, будто на вилку собеседника нацепил, раздумывая, сразу сожрать, или повременить, к Новому году замариновать. – Придется отпустить вдову, пусть катится в свою Америку, как думаете? Ваша подопечная, Пума. Интересная особа, раньше у нас промышляла, а теперь по всему миру слава идет. Запросами иностранцы замучили! Выдать ее?
Драма безучастно пожал плечами, дескать, дело прошлое, кто старое помянет, а ныне ему дела нет, что хотите, то и делайте, его не касается. Артемьев понял, что тут не уцепиться, собрался уже встать, покинуть гостеприимную лавочку, но спохватился, тряхнул бумагами.
- Да, кстати. А как найти этих… Двоих. Подскажете?
- Легко. – Драма поднялся. – А вы подскажете, где Пума? Соскучился, знаете. Ошибки юности, первые грехи, все проходит, но бывает грустно. Уедет, когда еще увидимся! Буду признателен.
- Ну, это не проблема, – Артемьев вскочил, словно второгодник, который еле дождался звонка с урока, видимо, опасаясь, что Драма сейчас сбежит, и оставит его с самодельными протоколами. – Душегубы эти… еще живы? А то кровь тут, листы испачканы?
Вместо ответа Драма повернулся, указал на дальнюю лавочку, где сидели люди, и призывно взмахнул рукой. Сан-Саныч и Олег поспешно встали, и засеменили по мерзлому тротуару в ледяных наростах, падать не хотелось, больно. Длинная ночь, начавшись накануне с пятничной сауны, уже близилась к завершению. Полковник Артемьев казался им, наверно, добрым волшебником, несущим освобождение от страшного зла. Гоша и Борис с сожалением смотрели вслед. А вдруг побегут? Нет, лучше не рисковать, инициатива бывает наказуема. Полковник сообщил, как найти Пуму, закадычные соперники попрощались.
Артемьев оказался не один, как же. Прямо в парк залетел микроавтобус, и пленных передали из одних заботливых лап сразу в другие, не менее ласковые. И хорошо, подумал Драма, на том свете зачтется. Они сели в «Москвич», и поехали по адресу, полученному от Артемьева. Драма позвонил Пуме по мобильному телефону, новинка ширпотреба, редкость. Она удивилась, пообещала выйти, ждали долго. Небось, уходила чердаками? Глупая женщина, вздохнул Драма. Ничто в жизни не меняется.
9
Когда они изрядно заскучали, из унылого подъезда вышла беременная баба с дорожным чемоданом на колесиках и, переваливаясь уточкой, направилась со двора. Она была исполнена важностью своей миссии, а именно размножение рода человеческого, и даже не взглянула на мужчин возле старого «Москвича», такие персонажи ее просто не интересовали. Раздувая щеки и шумно выдыхая воздух, как ее обучили на курсах рожениц, она удалялась вразвалку, как матрос по чужому берегу, и тут Драма уловил несоответствие. Поздняя беременность, завтра рожать, а чемодан фирменный, для дальних странствий и путешествий, в магазин с такими не ходят. И куда это мы намылилась?
- Пума, – сказал он, выходя из машины. – Это она! Шаланда, полная кефали…
Где Пума? Гоша и Борис, переглянувшись, вышли за ним. Драма догнал заядлую путешественницу по Мальдивам, Сейшелам и прочим злачным островам. Конечно, беременным клушам из спального района в русской глубинке, только там и отовариваться, утром туда, вечером обратно. Драма зашел сбоку, перехватил длинную ручку чемодана, и развернул в обратном направлении.
- Позвольте, я вас провожу! До машины.
Роженица от испуга замычала, не иначе, схватки начались, не вовремя. Мимо проходил полувоенный гражданин с носом попугая какаду, наверно, охранник из супермаркета. Там ребята не промах! Руку откусят за бутерброд, если голодная старушка, доведенная до отчаяния, стырит его с прилавка.
- Как вам не стыдно? – грубо спросил охранник.
- Это моя жена, бывшая. Правда, дорогая? – Драма выкручивал роженице руку, отнимая чемодан, она отчаянно цеплялась, как утопающий хватается за соломинку, мол, утонем все, не отдадим ни пяди, мычала и пускала пузыри.
- Она что, глухонемая? – охранник начал соображать, что впутался в грязную историю.
- Нет, я нормальная, – прошипела «дорогая». – Сутенер! Продать меня хочет, помогите!
- Как не стыдно? –растерянно бубнил охранник. – Отпустите ее! А то я вам уши оборву, – добавил он упавшим голосом, и умолк, подоспели Гоша с Борисом. Наверно, бежали вокруг дома, наперерез.
- Э! – вдруг с кавказским акцентом произнес охранник. – Да у вас семья, да!? Дети большие. Так бы и сказали, девушка! А то голову морочите. Счастливой жизни, мир вам да любовь! А? Какие хорошие люди.
Но откланяться не успел. Разъяренная роженица начала выплевывать изо рта ватные тампоны, лицо ее худело на глазах, становилось страшно. Охранник начал креститься, наверно, перешел в православие. Щеки беременной ввалились, как у Павки Корчагина, вязаная шапочка, без которой никак на Мальдивах нельзя, таможня не пропустит, сползла на затылок, но самое ужасное, из-под широкого пальто выпала подушка. Охранник сам чуть не родил.
- Что уставился?! – сердито сказала Пума. – Выкидыш у меня. Дурак.
- Извините, – охранник выполнил команду кругом, запнулся, чуть не упал, сконфуженно зашагал себе прочь. С ума сойти можно. Одна женщина, а сколько хлопот.
Пума, завернув вокруг себя на два раза хозяйкино пальто, позаимствованное в безвыходной ситуации, направилась к машине. Она понимала, что долгие уговоры иногда кончаются внезапно, дадут по башке, и закинут мешком в салон, как кавказскую пленницу. Клоуны! Похитители невест, стадо баранов, внутри у нее все кипело. Оставив на грязном асфальте дамские тампоны и белоснежную подушку, бьющую по глазам своей чистотой и непорочностью, все сели в машину. Гоша закинул чемодан с наклейками в багажник, сел за руль, и поехали. Пума, расположившись сзади на-пару с Борисом, никак не могла угомониться.
- Охранник, блин, называется! Стоит и смотрит, как беременную женщину насилуют. Она глухонемая?! – передразнила она охранника. – Мужики пошли, а? Зла не хватает. Вчетвером на одну!
- Угомонись, коза, всю ночь не спали, – Драма протянул назад сигарету. – По твоей милости, между прочим. Стараешься тут, стараешься! Не ценят женщины заботу. Зажигалка есть?
- Есть, у Бори. – Пума повернулась к Борису. – Дай прикурить, малыш. А ты-то как с ними связался? Поехали со мной. Богатым человеком сделаю, а?
Борис щелкнул зажигалкой, давая прикурить.
- Да так. Общие знакомые.
Пума прикурила, хлопнула ладонью по его руке.
- Это плохие дяди. Тебя Глушаков разыскивает. Ты ему задолжал, тысяч 25. Ты в курсе?
- Мы с ним в расчете, – сказал Борис, и отвернулся к окну.
- Какой мальчик! Злой. И Артемьеву, полковнику. Чем не угодил? Проходу мне не дает! Интересуется, грозит арестовать. Ты мужа моего убил?
- Уймись, – Драма на секунду повернулся. – Это мой сын. Врубилась? Отстань от парня, а то я тебя на цепь посажу, и намордник одену. Будешь в собачьей будке тявкать.
- Ну, дела, –Пума от удивления присмирела, стряхнула пепел на пол, отвернулась в другую сторону. – Ну надо же! Яблочко от яблони. Кто мог подумать? Семейка аферистов.
- Стареешь, мать, стареешь, – Драма, наоборот, повеселел. – Гоша. Будь добр! Включи кассету, компромат на красавицу.
- Какую еще кассету?! – огрызнулась Пума. – Нет у вас ничего.
Гоша встал на перекрестке, нажал кнопку на панели. Пума услышала свой голос:
- Какой напор, какая страсть! – Пума на записи усмехнулась. – Хорошо. Завтра вечером, автостоянка перед служебным входом, где шлагбаум. Городской Драмтеатр, после спектакля. Там пустырь, темно.
- Ты будешь на машине? – голос Бориса.
- Кто! Я? Нет, солнышко, я не приеду. Приедет он! Надеюсь, не надо объяснять, кто? У него интрижка с одной актрисой. Бездарность полная! Он встретит ее после спектакля, будет один. Не теряйся!
- Послушай, Илона. Ты не договариваешь. Скажи прямо! Я должен его убрать?
- Котик, ты меня расстраиваешь. Ну, не поцеловать же? Это я и сама умею. Или мальчики поедут в село Ключевское! Куда ты денешься, сопляк, – Пума на записи со стуком бросила трубку.
Гоша выключил магнитолу.
Продолжение следует.