Глава 13
ВИЗИТ
Мальбрук в поход собрался.
Из песни.
(Тетрадь Драмы)
Утро!? Все тело налито свинцом. С трудом двигая конечностями, включил лампу. 6 часов. Кряхтя и охая, как столетняя старуха, поднялся и сел на кровати. Голова гудела как колокол, по которому какие-то сволочи бьют кувалдами. Что же вчера произошло, почему так празднично на душе?.. Вспомнил! И похолодел. Медленно, оттягивая кошмарное зрелище, повернулся и закричал. Кровать пуста, трупа нет. Никаких следов присутствия, смылся труп. Что тебе снится, крейсер Аврора? Допился до чертиков. Надо бы опохмелиться. Кое-как перебрался в кресло, дрожащими руками вылил остатки коньяка в фужер, и содрогнулся. Только не это! Но выпил. С минуту сидел каменным изваянием, почувствовал боль в желудке, поплелся в ванную. Вывернуло наизнанку, зато полегчало.
Что лучше похмельной головы под краном?.. Она прояснялась. Холодная вода привела в чувство. Ноги подгибались, сердце скакало, но становилось легко и празднично, хотелось петь и плакать. Стоп, вчерашнее не сон. Неужели? И тут я чуть концы не отдал. Деньги! Он спрашивал про деньги. Как раненый слон, я побежал в комнату, натыкаясь плечами на стены. Так и есть! Сейф только прикрыт. 100 тысяч долларов, как корова языком! Все подчистую вымел Народный артист, герой Советского Союза.
Хорошенькое дело! Я упал в кровать, как Александр Матросов на фашистскую амбразуру. Отмочил номер артист. Жену задушил, сейф взял, труп сунул в прорубь и пошел себе на премьерный фуршет, автографы раздавать. Стоп. А где ключ от сейфа? Я свалился с кровати, отогнул край паласа, вынул плитку паркета. А ключ на месте. И как же он сейф открыл? Взлома не видно. Не артист, фокусник какой-то, грабитель с большой дороги. Вспомнилась черная рожа. Брр. Теперь я оперу уважал, рисковые ребята там работают. Идиот. Надо проявить пленку. С похмелюги я совсем забыл про «Никон»! Пока пленка проявлялась, потом закреплялась, я сильно нервничал, ожидая увидеть нечто вроде фильма ужасов. Наконец, когда пленка была готова, я взял ее в дрожащие руки и слезящимися от волнения глазами просмотрел на свет. То, что я увидел, меня доконало. Не доверяя негативам и своему ослабевшему зрению, я решил напечатать фотографии, поскольку все было наготове.
Сомнения рассеялись. Я бегал по квартире. Меня прокрутили как лоха, убийства не было, потому и трупа нет. Фотоснимки все рассказали. Во-первых, когда я ушел на кухню готовить кофе, эта ведьма Марина всыпала мне в рюмку какую-то гадость. Рюмка маленькая, она боялась просыпать, тут ее «Никон» и запечатлел. Сестрица Аленушка травит братца Иванушку. Это с моим-то здоровьем, так и угробить можно. Дальше. Как муженек душит верную супругу, никогда не забуду, но следующие кадры. Вы когда-нибудь видели, как покойницы одеваются? А я видел. Они одеваются по-солдатски. Раз, два и готово. А муж ее в это время у сейфа стоит. С ключом! Следующий кадр: покойница салфеткой рюмки протирает. И чего это покойнице вздумалось? Ах, да. Отпечатки пальцев. Опытная попалась покойница, рецидивистка, следы заметает. И последний кадр: Волошин склонился над пультом, догадался систему выключить. Шутите, товарищи артисты? Не на того напали.
Я стал готовиться к походу. Вообще-то мне редко приходится участвовать в ковбойских переделках, для этого есть специальные люди, но здесь дело особое. С такими шутниками надо держать ухо востро, мало ли. Начал с обмундирования. Вдернул в джинсы узкий кожаный ремень необыкновенной прочности, по виду и смыслу напоминающий гарроту, испанскую удавку. Надел немодные лакированные штиблеты, в которых наверняка замерзну, но они имели неоспоримое преимущество перед всей остальной обувью, бронированные носы. Однажды, запугивая несговорчивого клиента, я пнул по ножке письменного стола. Дубовая ножка подломилась, стол упал, а клиент отдал все, что имел. На всякий случай напялил белую рубашку с жестким, но легко отрывающимся воротничком. Очень эффектно действует на дам. Представляете, мужчина в темпе раздевается, но в самый неподходящий момент заедает пуговку, в порыве страсти воротничок отрывается напрочь, с треском. После такого внушительного жеста женщины сопротивляться забывают, и часто оказываются раздетыми раньше партнера, опасаясь, что участи воротничка подвергнется их нижнее белье. Достал с антресолей наплечную кобуру и фирменный стартовый пистолет, очень похожий на американский кольт 45-го калибра, копия. Стрелять не надо, достаточно показать и в ухо сунуть. А главное, статьи никакой. Грабить я не собираюсь, но и себя обманывать не дам. Если же дело дойдет до исключительной меры, для этого есть дорогуша Макс. Перед зеркалом примерил сбрую, а ничего видуха. Держись, Отелло. Скоро сам себя душить будешь. Облачился в свободный кожаный пиджак, чтобы ствол не выпирал, а худеть некогда. Сунул в карман пачку свеженьких фотографий, улики должны быть под рукой, накинул дубленку, шапку енотовую и, чувствуя себя коварным басмачом, вышел из дома навстречу приключениям. В восьмом часу утра я прибыл в гостиницу, хорошо бы, Лидка дежурила. Тогда все будет проще, как два пальца, размажу артиста по асфальту.
Лидия Аристарховна моя старинная знакомая. Сейчас ей уже далеко за сорок, старая вешалка, а когда-то, лет пятнадцать назад была очень даже соблазнительна. Будучи совсем сопливым пацаном, я познакомился с ней, когда она работала администратором в одной захудалой гостинице, вроде дома свиданий, где парочки могут снять жилплощадь на пару часов, не в парке же мужьям да женам рога наставлять. Узнав, что Лида замужем, проделал с ней ту самую фотосессию, сдуру, конечно, ну и влип. Она вначале расплакалась, не ожидала подлости от юноши, который галантен на людях и неутомим в постели, муж узнает – убьет. И согласилась на предложенные условия, рублей 200, точно не помню. На следующий день Лида принесла деньги прямо ко мне домой, забрала фотографии и негативы, и нежно так поцеловала на прощание, я открыл ей дверь, дерзко улыбаясь, и чуть на пол не сел. Передо мной, как лист перед травой, стоял милиционер в форме и двое в штатском. Мой муж, представила его Лида. Короче, я отдал 4 тысячи, еще хорошо отделался, зато подружился с очень интересной женщиной, и наше последующее знакомство принесло выгоду нам обоим. Я подошел к стойке администратора, по счастью, дежурила именно Лида, она сразу провела меня в свою бытовку.
- Лидия Аристарховна, как всегда, очаровательна! – не скрывая лести, молвил я, и поцеловал старой бандерше ручку. Мое поведение и визит в столь ранний час означали, что мне срочно требуется ее помощь.
- Что случилось, Валера? – спросила чуткая душа. Люди смежных профессий понимают друг друга без лишних слов.
- Лидочка! Меня ограбили самым хамским образом, – пожаловался я.
Перед кем другим я бы такого тона не допустил, а с Лидой наоборот. Ей льстила сама лесть. Монстр и чудовище, каким я казался со стороны людям случайным, ведет себя с ней доверчиво, даже жалуется, такое поведение вызывает у женщин материнские чувства, желание заслонить грудью, поддержать морально. А участие такой львицы, как Лидия Аристарховна, с ее генеральскими и номенклатурными связями, стоит вооруженных полков НАТО, и то обстоятельство, что она работает в гостинице простым администратором, означает всего лишь, что она не хочет уходить на покой, предпочитая оставаться в среде своей юности, а то и поучаствовать в низовой работе. Адреналин нужен не только парашютистам и взломщикам сейфов. Такой вот я подлец, что играю на тонких чувствах, и она это прекрасно знала. Я достал из кармана пакет с фотографиями и положил на стол. Она опустилась на стул, одела очки и долго рассматривала снимки.
- Чем я могу быть полезна? – Лидия Аристарховна смотрела на меня поверх очков, как учительница на нерадивого ученика.
- Если возможно, дай мне ключ от номера артиста Волошина. У вас есть дубликаты?
- Есть, – она кивнула, явно чего-то не понимая.
- Мне важно застать его врасплох. Он в гостинице?
- Артист Волошин должен быть у себя. Я видела его с женой, когда они вечером возвращались со спектакля. Почтенная парочка.
- Они возвращались не со спектакля! – трагически воскликнул я. – Они вернулись со скачка, почти с мокрухи. Представляешь? 100 тысяч зелени взяли, как с куста, сейф подломили.
Когда я озвучил свое обвинение, сам удивился, как нелепо оно звучит.
- Так много? – удивилась Лидия Аристарховна и снова взялась за снимки. – Я должна тебя огорчить, дружочек…
Она вздохнула и сняла очки. Собственно, она могла не продолжать.
- Ты не можешь дать мне ключ? – с надеждой спросил я, отгоняя от себя нехорошие мысли. Она сочувственно молчала, прочитав в моих глазах именно то, что я отказывался понимать.
- Это не Волошин и это не его жена, – наконец сказала Лидия Аристарховна, разбивая вдребезги мои последние иллюзии.
- Он в гриме! – не сдавался я. – Присмотрись. Может, все-таки Волошин?
Безжалостная бандерша отрицательно покачала головой. С обреченным видом прямо в дубленке я плюхнулся на диван. Этот негодяй Волошин такой же народный артист, как я член Ку-клукс-клана. И самое смешное, он поймал меня моим же приемом, представился именем, взятым с афиши. Портсигар с дарственной надписью, самая убедительная деталь, легко делается в любой граверной мастерской, изобразят надпись, какую угодно, хоть «Отче наш» или молитву за упокой. Золотой портсигар по сравнению с содержимым сейфа стоит копейки. Но в таком случае получается, что к ограблению готовились тщательно, а с учетом якобы случайной встречи в ресторане, заключенного пари и ключа от сейфа, охота велась именно и конкретно на меня. Выходит, он со своей Мариной работает, как я когда-то с Пумой. Ловко, ничего не скажешь. Этого не может быть, но факт, это случилось. Асы, профессора Голливуда. И это в нашем городе?.. Гастролеры какие-то. Фантастика.
- Лидочка, дорогая, у тебя не найдется выпить?
- Найдется, – она встала и совсем еще не грузной походкой подошла к серванту. – «Наполеон» тебя устроит?
- Вполне, – жалобно сказал я. – В самый раз! Пора на портвейн переходить.
Мне стало душно. Я скинул дурацкую шапку басмача, попытался расстегнуть воротничок, пуговку заело, псих ударил в голову, и – воротничок с треском полетел в дальний угол.
- Ты неотразим, – старая львица улыбнулась и налила мне почти полный фужер. – Это варварство, пить французский коньяк такими дозами, но меньшее тебе не поможет.
Покачивая пышными бедрами, она поднесла фужер через всю комнату весьма выразительной походкой. Я кивнул и вылил содержимое внутрь, даже не поморщившись. Если хотите покорить женщину, не будьте французами, пейте по-русски. Дамам пижоны не нужны. Где негритянка, я пожму ей лапу? Вспомнился старый анекдот. Русскому мужику предложили бутылку водки с похмелья и доказать, что он в порядке: удовлетворить негритянку, зайти в клетку и пожать лапу медведице. Он выпил и все напутал. Ввалился в клетку, трахнул ошалевшую медведицу, а потом негритянку искал, чтобы лапу пожать. В таком вот я был состоянии.
- Ты бы снял свою шубу, да прилег, – она взглянула на часы. – Время еще есть.
Я послушно отдал дубленку. Пока она устраивала ее на вешалке, стащил порядком надоевшие штиблеты. Со страшным стуком они упали на пол, напугав жителей подвала. С хрустом потянувшись, коньяк уже снимал головную боль, я улыбнулся верной подруге и беспечно лег. Лидия Аристарховна присела рядом и положила ласковую руку мне на грудь.
- Ты бы рассказал, дружочек, как все получилось, с самого начала, – она смотрела на меня, грустно улыбаясь. – Я только внешне сдала, может, что и посоветую.
- Скажешь тоже, сдала, – запротестовал я. – Фигурка у тебя, дай бог, любая девочка позавидует, а портрет, что делать, я тоже уже не мальчик.
Услышав такие речи, Лидия Аристарховна решительно встала и закрыла двери на ключ. Я тоже не терял времени и скинул пиджак. При виде кобуры и кольта, она слабо вскрикнула и чуть не упала в обморок. Успела ухватиться за мой кожаный ремень-удавку, опустилась на диван и притянула меня к себе. Любовники-профессионалы разыгрывали любительский спектакль. После того, как я доказал свою дееспособность, счастливая партнерша сняла с меня рубашку и начала на скорую руку приметывать оторванный воротничок. Я лежал на диване и, почесывая голую грудь, рассказывал ей историю своего пари с мнимым артистом Волошиным.
Вдруг в дверь кабинета негромко постучали.
- Лидия Аристарховна! – послышался взволнованный женский голос. – Тут из милиции пришли, вас просят.
Лида спешно перекусила нитку, бросила мне рубаху и сверкнула очками, дескать, одевайся быстрей.
- Света! – откликнулась она. – Проводи товарищей в кабинет директора, я сейчас.
Рубашку-то я быстро одел, а вот в кобуре с портупеей запутался.
- Сейчас, Лидочка, сейчас! – я справился с ремнями, всунул ноги в скрипнувшие штиблеты, накинул пиджак, нахлобучил шапку, подбежал к вешалке, схватил дубленку и, махнув на прощание ручкой, уже хотел выскочить за дверь. Лида с любопытством наблюдала.
- Куда! – она поднялась, огладила юбку. – Совсем очумел. Сиди здесь, я тебя закрою. Узнаю, в чем дело, вернусь. Если есть желание, выпей еще, только не увлекайся, а то расклеишься, смена скоро. – Она подошла к трюмо, поправила прическу, помаду из сумочки достала, губы обвела, языком лизнула. Вот выдержка?.. Пусть мир валится в тартарары, бомбы падают, милиция окружает, ничего страшного, подождут, пока женщина порядок на лице наводит.
Она вышла, щелкнула снаружи ключом, я сделал несколько лунатических шагов, и обнаружил, что меня, как магнитом, притянуло к серванту. Пожалуй, выпить и в самом деле не мешает. Голова уже на месте, а вот желудок сосет. Отравили меня, повод уважительный, дезинфекция души и тела, лучше бы чистый спирт, но что есть, и на том спасибо. Я налил полфужера, жадничать не стал, некрасиво, если пустая бутылка останется, а так вполне прилично, поставил на место, а сам с фужером сел за стол. Вот теперь можно не спешить. Еще бы занюхать чем-нибудь? Я в сомнении снял шапку, понюхал мех и швырнул на диван, выдвинул ящик стола. Вдруг там бутерброды или сухарик завалялся. Ба! Да тут Лидкины фотографии. Я вытащил толстый фотоальбом, положил перед собой и в сомнении размышлял. Это не письма чужие? Женщина всегда рада, когда ее рассматривают. Некоторые в модели метят, чтобы в журналах себя показывать. Разрешение спрашивать? Вот еще. В конце-то концов, мы не чужие. Когда Лидия Аристарховна вернулась, я встретил ее недружелюбным взглядом. Разумеется, фотоальбом она увидела, но удивилась не этому. Она решила, что я ревную, иначе почему взгляд такой суровый, требующий объяснений.
- Что случилось? – спросила она мягко, подходя ко мне и прилегла высокой грудью на плечо. Она видела раскрытый альбом и перевернутую фотографию, на задней стороне которой было написано: «Ялта 1968. Царице моего сердца стихи на память…» Вирши приводить не буду.
Я угрюмо молчал.
- Тебе стихи не нравятся? Вот чем занимаюсь на старости лет, – Лидия Аристарховна выпрямилась и положила ладонь на мое плечо, словно мы позировали в ателье. – Собираю в альбом и подшиваю свое прошлое. Когда-нибудь и у тебя от жизни останется такой вот альбомчик. И все.
Меня было не разжалобить:
- Говно стихи.
Я перевернул снимок лицевой стороной. Там была пальма, море на горизонте и загорелая парочка в плавательных костюмах. Вот мода? Смотреть страшно. Но вовсе не костюмы меня расстроили. Я ткнул пальцем в сияющего соперника, который выглядел раза в два меня стройнее и моложе.
- Кто он?
- Как тебе не стыдно, Валера. Ты был еще совсем маленький, – Лидия Аристарховна засмущалась, она еще и кокетничала. Фужер был пуст. Я поднял пьяные глаза и вперил в ее бесстыжие очи.
- Это он!
- Кто?
- Народный артист Волошин.
Лидия Аристарховна покачнулась, как бригантина на волнах, и начала оседать, рука превратилась в чугунный утюг, я спешно вскочил, уступая место, и бережно усадил подругу, придерживая локотки. Она опустилась, словно Титаник сел на риф. Сердечных приступов не хватало. Я-то решил, что она причастна, вот и нагрубил в запале, уже раскаивался.
- Ты не ошибся? – она дернулась, словно стул под ней был электрический. – Слушай меня, дружочек, плохи твои дела, – от ее похоронного голоса у меня оледенели внутренности, кожа покрылась инеем, а сам я превратился в импортный холодильник. Или она разыгрывает меня?
- Лида, не шути.
- Я не шучу. Негра, который тебя ограбил…
- Это грим! Откуда тут негры?
- Сам подумай. Если артист фальшивый, зачем ему гримироваться.
- Чтобы в заблуждение меня ввести, – неуверенно ответил я.
- Зачем заблуждение тому, кто должен умереть.
Это было логично, если бы не множество возникающих вопросов. Зачем тогда маскарад, шлепнули бы где угодно, хоть в подъезде, ключи вытащили и зашли в квартиру. Зачем конспирация, и все такое, это сколько хлопот. Все это я не высказывал, поскольку причина была, и Лида ее знала.
- Сдается, что порошок на тебя не подействовал. Или подействовал слабо. Возможно, это лекарство, которое должно убить медленно, чтобы время смерти сдвинуть на пару часов. Нужна экспертиза, кровь сдать на анализ, если, конечно, ты будешь писать заявление.
- Лида, о чем ты! – я махнул рукой. – Ты знаешь мои правила. Какие заявления?
- Сейчас в гостинице находится следственная группа, работают в 308 номере. Мне показывали фото негра, который там проживал, иностранец. Так вот, дружочек. Сегодня ночью его зверски зарезали. Но дело еще хуже. Скажи честно. Или я тебя сдам. Ты ко мне откуда приехал?
- Пешком пришел. Из дома. Очнулся, фотографии сделал, и сразу к тебе.
- Решил алиби подготовить. На меня не рассчитывай! Как есть, так и скажу, тебя видели, когда ты пришел, не впутывай меня.
- Лида! В чем дело?
- Спрашивали, знаю ли я, кто такой Драма. Если бы не это фото, – она положила руку на альбом. – Я бы тебе ничего не сказала, разбирайтесь сами.
- Чего? Опять шутишь.
- Это не я шучу, это негр написал кровью на стене, – она устала от моей тупости. – Убитый негр у тебя на фото возле сейфа стоит. С ключом в руке. Мотив понятен? Он тебя ограбил, ты его убил. Если не понял, в милиции тебе объяснят, – она взяла в руки Ялтинскую фотографию. – А ты уверен, что не ошибся? Он сильно изменился.
- Обижаешь. Я же фотограф, профессиональная память на лица.
- Чем ты ему насолил?
- Ничем! Я видел-то его один раз, – я начал сердиться. – Лида! Лопухнулся, с кем не бывает. Что ты мне мозги паришь? Скажи, кто это, и кончим с этим, сам разберусь.
- Хочешь знать, кто это, – она взяла меня за лацкан пиджака, и притянула к себе неожиданно, я чуть равновесие не потерял. Обнять пришлось старушку, а что она шепнула, я даже не услышал.
- Что?
- Барин, – повторила она в самое ухо. – Понял?
- И что, – я не мог взять в толк, чего она так взволнована. – Где его найти?
- Дружочек, – она отпустила пиджак и смотрела на меня, как на потерянное поколение. – Тебе не его искать, тебе самому скрываться надо. На время, пока не утихнет вся эта история. Все бросай, и даже мне не говори, куда поедешь.
- А деньги, – тупо спросил я. – Мои деньги?
- Не до денег. Если хочешь жить, садись на любой поезд и уезжай в любом направлении. Поверь на слово, не раздумывай.
- Смеешься! Да у меня ни копейки при себе. И с какой стати я должен дарить 100 тысяч какому-то Барину. Если потребуется, заплачу еще столько же, но то что он взял, артист принесет в зубах, еще и хвостом вилять будет, пока не прощу. Или подохнет.
Лидия Аристарховна покачала головой, расстегнула сумочку и вынула два зеленых полтинника.
- Уезжай, Валера. Потом позвонишь, я тебе еще вышлю. Когда уляжется, сообщу.
- Лидочка, я тебя очень ценю и уважаю, – я спрятал руки, и отодвинулся от стола, чтобы не вздумала деньги в карман сунуть. – Не надо денег, только намекни, где его искать?
Громко зазвонил телефон. Лида оторвала листок календаря и что-то на нем черкнула.
- Все, Валера. Тебе пора. Вот телефон, думай сам. Больше ничем помочь не могу, – она взглянула на часы, взялась за трубку. – Это смена, мне работать надо. Храни тебя Господь!
Бандерша в Бога верить начала? Когда гонят, надо уходить.
- Мадам! Спасибо за коньяк, – я забрал бумажку, поцеловал увядающую руку. Щелкнул каблуками, прихватил шапку и быстрыми шагами удалился прочь. Из рабочего коридора, минуя все официальные залы и помещения, сразу на улицу. И чуть не попался. Так вот оно и бывает.
Заехав колесами на тротуар, возле служебного входа стоял желто-голубой «уазик». Будь я трезвым, меня бы парализовало, или того хуже, мог кинуться наутек, но выпитый коньяк подсказывал, что вряд ли ориентировки разосланы по всем округам и постам. На вид я пока приличный гражданин. Был бы в телогрейке и кирзовых сапогах, с номером на груди, тогда бы несдобровать. За рулем сидел сержант, который поймал меня в прицел милицейских глаз, другой курил с другой стороны машины. Чего уставились? Я похлопал себя по карманам, испугался, что клапан на кобуре может быть не застегнут. То-то будет потеха, если кольт вывалится, объясняйся потом, что ствол стартовый и угрозы обществу не представляет. Я приблизился к водительской дверке «уазика», по пути рассеянно пнул по колесу, проверяя надежность, а носы-то у ботинок? Забыл! Стальные. Машина вздрогнула, однако покрышка выдержала, не лопнула. Хорошо еще, не в диск угодил, а то погнул бы, ремонт оплачивай, вместо тюремного ларька.
- Слышь, водила! Огоньку не найдется? – спросил я голосом заправского шофера, и опять прокол. В дубленках и шапках енотовых водители бывают, но только у высокого начальства. А может, я генерала вожу в свободное от отдыха время. Я вытащил пачку американских сигарет. – Угощайся, братишка. Кого ловим?
- Мафию, – сержант сострил, не подозревая, что близок к истине. Глянув на мое лицо, он вытащил сразу две сигареты, одну сунул за ухо, достал спички, прикурил, протянул коробок. – Оставь себе, у меня еще есть. Проходите, гражданин! Не положено.
- Благодарю, – прикурив, я автоматически направился в сторону дома. На душе было пакостно, но тут по крышам брызнуло солнце, и сразу потеплело. А ведь сегодня первый день весны, подумал я и невольно улыбнулся. Две встречные девушки, наверно, десятиклассницы, расцвели в ответ. Я остановился, пораженный их юностью, безмятежностью и красотой, проводил взглядом. Девушки, шушукаясь между собой, медленно удалялись и пару раз оглянулись.
Боже, как они похожи. Нет, между собой они, конечно, разные, это для меня одинаковые. Обе смеются, и обе счастливые, тем и похожи, и знать не знают, что с ними будет через пару лет, сколько неразрешимых вопросов поставит жизнь. И любить будут, и страдать, и одна из них, возможно, станет балериной, а другая шлюхой, одна выйдет замуж и проживет порядочную жизнь, родит детей и будет ругать единственного мужа, который на всю жизнь, а другая будет болтаться по кабакам, менять своих ухажеров, и смеяться над супружеской верностью. И встретившись вот здесь же, на этой улице, они не будут здороваться, обливая одна другую презрением, грязью и сплетнями. Но так или иначе пройдет время, они состарятся, и снова сделаются похожими, как две капли воды. И опять начнут здороваться, встречаться в парке и сидеть на лавочках, вспоминать юность и первых кавалеров, которых тогда не поделили, вздыхать над пожелтевшими фотографиями и души друг в друге не чаять. Стоит ли биться над неразрешимыми вопросами, как жить и кого любить, что делать в эту минуту или следующую? Все это неважно. Важна сама жизнь: вот эта беспечная юность, эта неотвратимая старость. То и другое прекрасно. А середина только кажется бурной и бесконечной, как море. Нет, жизнь не море. А всего-навсего ручеек, тонкий, чистый и очень прозрачный. Какая разница, шлюха или балерина, если они одинаковые? Какая разница между мной и Серегой? Да никакой, хотя он бывший комитетчик, а я бывший сутенер, мы же братья. Мы похожи меж собой как эти две девочки, которые прошли мимо, не зная, что они счастливы. Смешно, когда люди ненавидят друг друга, и грустно, когда убивают. Все равно что палец на одной руке ненавидит и мечтает убить палец на другой, или соседний. Мы одно целое, мы родные.
Как странно действует солнце. Я неожиданно полюбил жизнь, стал испытывать мысли и чувства, которые были не доступны ранее, даже в голову не приходили. Вдруг захотелось повидать мир, поехать в Европу или Америку, да хоть к черту на рога. Только бы слинять из родного города. Да, это было малодушие, длилось оно недолго. Вопросы надо решать, какими бы неразрешимыми они ни казались. Я зашел в телефонную будку и набрал свой домашний номер, не вставляя монетку, у меня ее просто не было. На четвертом или пятом гудке трубку сняли. Лида была права, путь домой заказан. Милиция или мафия? Какая разница, усмехнулся я, и повесил трубку. Они одинаковые, как эти две девочки. Ай да Барин! Меня ограбил, чуть не убил, и на меня же всех собак повесит. Достойный противник. Я уже чувствовал, что к делу причастна Пума. Она знала мои повадки, и слепок ключа могла сделать без проблем, и не так давно было, когда доверял ей целиком и полностью. Потому что любил. Научил на свою голову. На кого пенять? В руке оказался клочок бумаги, который на прощание дала сердобольная Лида. Номер телефона без опознавательных знаков. Чей? Надо полагать, это телефон Барина. Ах ты, дьявол. Это шанс.
- Молодой человек! – окликнул я проходящего парня. – Двух копеек не найдется?
Мир прекрасен. Парень без разговоров пошарил в карманах и подал монетку.
- Спасибо.
- Пожалуйста, – он улыбнулся и пошел своей дорогой.
Вот так должны жить люди. Спасибо – пожалуйста. Никаких тебе пистолетов, удавок, ботинок с бронированными носами. Да, жить без 100 тысяч долларов, а нужны ли они в морге?.. Я вставил монетку. Спросить ничего не успел. Женский голос равнодушно произнес:
- Приемная начальника Управления МВД, здравствуйте. Представьтесь, пожалуйста...
Трубка сама упала на рычаг. Лидка! Что ты подсунула? Знакомого генерала, который по блату или за процент поможет взять Барина за грудки и вытрясти 100 кусков зелени? Знает ведь, что с ментами дел не имею. Баба есть баба. Прогулочным шагом я двинулся по проспекту, тупо соображая, что делать, и кто виноват? Вечный вопрос русской интеллигенции. Еще есть дураки и дороги, и один ответ на все проблемы – воруют, ничего тут не поделаешь. Кто виноват, я уже догадался, Лидка помогла, а вот что делать? Тут сложнее. А что скажет драматургия. Что делать? – взывал я к небесам, пугая трамваи влюбленным взглядом. Воительницы трамваев, амазонки на красных конях, жали на свои педали, улыбались сверху и грозили пальчиками с небес. И драматургия ответила парадоксом.
- Делай то, что делать нельзя, и сделаешь то, что нельзя не делать.
Это я сказал вслух, просто повторил. Гениально. Лидка говорила то же самое, но я не поверил, а вот если драматургия, тут я готов нарушить все правила и запреты. Через полчаса я зашел в неприветливое здание ГУВД. И чего бродил? Вышел бы из гостиницы, карета подана, с ветерком бы довезли.
Дежурный на входе потребовал пропуск.
- Нет у меня пропуска, – я опечалился.
- Повестку предъявите.
- И повестки нет! По телефону вызвали.
- Кто вызывал?
- Начальник Управления, генерал.
- Минуту, – дежурный нажал кнопку на рации. – Товарищ капитан, тут гражданин на пропуске. К начальнику Управления. Говорит, по телефону вызвали.
Рация что-то хрюкнула, он ее тут же отключил. Зато из боковой двери явился щеголеватый капитан кавказской национальности. Ему бы на рынке торговать арбузами, а он тут судьбы вершит людские, я не за себя расстроился, за народ. Мне-то что? Закон не писан, могу повернуться и уйти.
Капитан махнул рукой дежурному, одновременно подзывая меня к себе.
- Документы, – затребовал он.
- Неожиданно вызвали, дело срочное. Документы забыл.
Он смотрел недоумевая.
- По какому делу?
- Убийство, ограбление.
- Вот как. Идите за мной.
Ага, заведет сейчас в подвал, наручники наденет, и на дыбу. И повесит все глухари. Однако я был не настолько пьян, чтобы вслух сомневаться. Мы зашли в дежурку. Капитан по-хозяйски расположился за столом, мне жестом предложил присаживаться, но я не спешил. Неподчинение его удивило.
- Садитесь, гражданин.
Сесть я всегда успею! Шутка старая, озвучивать не стал.
- Меня вызвал начальник управления, – напомнил я. – От вас требуется выписать пропуск.
- Генерал вызвал? – капитан рассмеялся. – Выкладывай! Фамилия, адрес, место работы.
Говорить правду не хотелось. Я же сам пришел, зачем такие строгости. Если нет документов, на слово поверит? Хотя паспорт есть. Может, пистолет ему показать? Нельзя. В штаны наложит.
- Фамилия, – строго спросил я.
- Чего?
- Ваша фамилия, капитан. Пока еще капитан, – со значением добавил я.
- Капитан Каримов, – выдавил он, и даже привстал, поправил китель.
Осталось вытянуться и отдать честь, я не стал давить.
- Вот с этого, товарищ капитан, и следовало начинать. Не забывайте, что вы офицер и находитесь на службе у трудового народа. Представляете, так сказать, лицо и честь мундира. Или вы зять министра, – намек был на министра МВД, которого посадили, а тон у меня был аппаратного работника, выпившего, но знающего себе цену. Запах-то учуял, иначе бы не дерзил, а тут кто меня знает, перемены в стране.
- Фамилия моя Константинов, Валерий Петрович. Паспорт в кармане. Предъявить? Садитесь.
- Понимаете, Валерий Петрович, – капитан не спешил садиться. – Генерал сейчас в Москве, вызвать по телефону вас не мог. В Москве еще 7 часов утра.
- Генералы встают рано, а дело срочное, если из Москвы звонил! – Жаль, забыл, как зовут генерала, а назвать по имени-отчеству было бы сейчас уместно. – Он так и сказал: Петрович! Дуй в Управление, обратишься к моему заму. Еще он сказал: привет капитану Каримову! Вернусь, я его на овощном рынке поставлю, арбузами торговать.
Такие шутки людям в погонах недоступны. Каримов побледнел, схватился за телефон.
- Марина Сергеевна? Капитан Каримов. Федор Ильич на месте?.. Тут товарищ Константинов. По срочному делу. Говорит, убийство и ограбление. Начальник Управления из Москвы звонил, лично. Сам генерал, да… – капитан поднял голову в недолгом ожидании. – Пропустить? Так точно.
Бедняга выдохнул воздух и только тут сел, заполнил бланк пропуска.
- Второй этаж, налево. 210 кабинет. Пожалуйста.
Кивнув отзывчивому капитану, я взял пропуск и отправился пешком по лестнице. Кто знает, чем эта история закончится, может, вывезут на воронке, в наручниках, пистолет еще за пазухой… Но я верил в драматургию, никогда не подводила. В Приемной никого не было, но я был тверд и решителен, спасибо Лиде за коньяк, чего ждать милости от погоды? Без секретарши обойдусь. Я распахнул дерматиновую дверь, и шагнул как в прорубь. Спиной ко мне, под открытой форточкой, стоял настоящий полковник. Он отчаянно дымил сигаретой, повернулся на шум.
- Здравствуйте! – бодро начал я, и заткнулся.
Пронизывая клубы дыма, на меня смотрели раскосые глаза артиста Волошина.
Глава 14
ПОРТРЕТ
Не в моде
Теперь такие песни! Но все ж есть
Еще простые души: рады таять
От женских слез и слепо верить им.
«Пир во время чумы». Пушкин.
Забрезжил рассвет, Ежов не спал. Он лежал на спине, прислушиваясь к ровному дыханию Пумы, и разглядывал постепенно светлеющий потолок. Кисть обожженной руки ныла. Хотя боль притупилась, события, произошедшие накануне, не давали покоя. После того, как выбрались из леса и посетили травматологический пункт, где Ежову обработали руку и наложили повязку, ехать в гостиницу не решились, слишком опасно. Пума предложила переночевать на квартире ее знакомой.
- А она не будет возражать? – усомнился Ежов.
- Ее нет в городе. Наоборот, она оставила ключ и просила присмотреть за квартирой, а я там даже не появлялась, заодно и проверим. Поехали?
Ежов согласился, почему нет. Чемодан, набитый пакетами с белым порошком, оставить в машине не решились, взяли с собой. В квартире ничего съестного не оказалось, среди ночи не купишь. Легли спать голодными, но не рука и не голод мучили Ежова. Широкая кровать сулила близость, которой он ждал с нетерпением, и спутница высказала горячее желание, увы. Видимо, в результате физических и нервных перегрузок, он оказался не способен. После нескольких попыток Пума разочарованно вздохнула, отвернулась, и скоро уснула, а Ежов, ненадолго провалившись в черную яму, очнулся и встретил рассвет с открытыми глазами и неприятными мыслями.
Пума вдруг судорожно задышала, заелозила ногами, что-то пробормотала, но не проснулась, затихла. Ежов догадывался, что ей снится дурной сон, тронул ее за плечо, она вздрогнула от прикосновения, но так и не проснулась, только застонала.
- Илона, проснись, – негромко позвал Ежов, держа руку на ее плече.
- Не надо! – вскрикнула Пума и, оттолкнув руку, заметалась в лабиринтах сна. Прерывистое дыхание вырывалось из груди вперемежку со стонами.
- Илона, – Ежов приподнялся на локте. – Это сон. Слышишь? Проснись.
Пума открыла, наконец-то, свои темные глаза, непонимающе уставилась на него, явно не узнавая, но вот облегченно вздохнула и медленно выдохнула, расслабилась.
- Кошмар, ужас.
- Страшный сон? Расскажи, – Ежов возвращал ее в реальность.
- Маньяк приснился, – Пума доверчиво повернулась, приподнялась, на мгновение прильнула к нему всем телом, тут же отодвинулась, посмотрела требовательно. – Серж. А у тебя много было женщин?.. Ты избалован? Так и знала.
- Обвинила, – он усмехнулся. – Меньше, чем у тебя мужчин.
- Еще бы! Я красивая, – она зевнула. – Ну правда, Серж. Мне же интересно! Много?
Ежов завороженно смотрел на ее губы в упор. Ее красивое лицо так близко, вот совсем рядом, он отвернулся. Чтобы сдержать искушение заключить ее в объятия, откинулся на спину, здоровую руку засунул под голову, и уставился в надоевший потолок, с разводами. Соседи затопили.
- Ты лучше о себе расскажи, – он помолчал... – Как проституткой стала.
Прозвучало грубо. Пума фыркнула.
- Импотент!
- Шлюх не люблю.
- Посмотрите на него, – Пума язвила. – Много вас таких, честных! В постель пустишь, они в душу лезут. В душу пустишь, они в сердце норовят! Похоть справят, перышки почистят, мораль прочитают, все, гуд-бай, девочка! И поминай, как звали. Хочешь трахнуться на халяву, изволь, а не хочешь или не можешь, твои проблемы. Кто ты такой, чтобы судить! Партсобрание устроил, проститутку нашел? Фу.
- Можно подумать, я у тебя прошу что-то. Я чисто по-человечески.
- Ага. По-человечески, это когда предложение делают, в Загс идут, свадьбу играют, а потом уже в постель ложатся. Понял? Мне порядочной быть нетрудно, тебе же боком выйдет! Обломишься.
- Ничего, я потерплю, – Ежов хмыкнул. – В загс она захотела, подумаешь, какая цаца.
- Вот и терпи, ловлю на слове! – она ущипнула его за бок, он дернулся. – Больно?
- Щекотно. Плоскогубцы в машине. Принести?
- Вот за это люблю, – она сложила руки у него на груди, и легла головой, как на парту. – Хорошо с тобой. Ты извини, Серж, за импотента. Я же понимаю, стресс. Мир?
- Мир, – он положил руку сверху ей на спину, как кошке на загривок, не решаясь погладить. – А все же. Расскажи о себе? Пожалуйста. – Ежов помолчал. – Ты тоже извини, я не хотел обидеть. Полковник столько наговорил, обидно. Ты такая красивая, а спуталась. С ним ладно! Разберемся. Мне интересно, как ты жила, училась, в школу ходила. Маленькая была, не верится. Как такие девочки получаются?
- Зачем тебе это знать, – Пума перевернулась, легла боком, положив голову ему на плечо. – Много обид, много грехов. Думаешь, я плохая? Время плохое.
- Не так плохо, – Ежов боялся пошевелиться, чтоб не спугнуть диковинного зверя, примостившегося на его плече. – Обидчиков твоих выведу, и заодно свои дела сделаю. Только мне надо кое-что понять, а главное, хочу в тебе разобраться. Очень хочу. В тебе разобраться. Понимаешь? Чувствую, ты хорошая, просто запуталась. Вместе и разберемся, а для этого надо знать и доверять. Не бойся. Ничего плохого я тебе не сделаю, наоборот. Защищать буду. Веришь?
- Верю, – Пума вздохнула, погладила его пальцы на левой руке, сжала, отпустила. – Больно? Я очень в детстве мечтала, чтобы у меня старший брат был, и защищал. Только, Серж, договоримся! Ты меня просто так не перебивай, хорошо? А вот если спрошу, так и скажи, только честно. Где я была не права, где ошиблась. Ты умный, а я же девочка. Мы слабые, поэтому и подлые бываем, это правда. Так мне и скажешь, вот здесь ты поступила неправильно. Хорошо?..
- Хорошо. Договорились.
- И сразу, Серж! Заруби себе на носу и запомни. Я не проститутка. На свете нет таких денег, чтобы меня купить. Еще чего! Да мне легче убить себя и всех вокруг. Понял? Я храбрая.
- Понял. И даже приятно слышать. Но полковник этот говорил…
- Полковник, – Пума фыркнула. – Мало ли, кто что говорит? Сволочь он вообще. Ты мне веришь или полковнику своему? Да. Я могу выглядеть как проститутка, одеваться и разговаривать, маска защитная, так удобней, и безопасней. А кто что думает или говорит, плевать я хотела.
- По-моему, выглядеть порядочной женщиной лучше и безопасней.
- Ха! Много ты знаешь про порядочных женщин. Выходят замуж по расчету и живут не по любви, разве это не проституция? Вот где гадость. Притворяться каждый день и каждую ночь, целовать того, кто противен, обманывать и лгать годами? Да ты что, Сережа. А потом говорят, почему мужиков нет? Суки потому что, жены их. Пилят и пилят, денег он мало зарабатывает, и все такое. Вот и пьют, или бегут от них, а кто терпит, тот их достоин. Ты же не такой?
- Речь не про меня. И вообще мне другие женщины не интересны, ты про себя рассказывай, почему тебе безопасней и удобней, – Ежов помедлил, – выглядеть проституткой? Извини.
- Ничего, прощаю. Допустим, актриса играет роль падшей женщины, выглядит и одевается так, но она не такая? Нет, сложнее. Или разведчик в тылу врага. Штирлиц, он хороший? Говорит по-немецки, форму носит, и руку вскидывает вверх, а как? Так удобней и безопасней.
- Ты разведчица. – Ежов улыбнулся. – В тылу врага. И кто враг?
Пума кивнула.
- Не смейся, Серж. Все очень серьезно! Да, я авантюристка. А за проституток я тебе так скажу. Они лучше и честнее тех, кто их осуждает. И потом, ты пойми. Это вам хорошо, вы сильные! Голова и руки есть, взяли и заработали, а нам что делать, у станка стоять? То не женщины, лошади рабочие. Реальная жизнь проста, надо пить и кушать, одеваться красиво, чтобы вам нравиться, полюбить, замуж выйти, а где деньги взять? Вот и приходится, кто как умеет. Я не оправдываю, объясняю. Как удержаться, если вот оно, тело красивое. Проститутка за час зарабатывает, как инженер за месяц! А за ночь, при умении, как тот инженер за год. Противно, а куда деваться? Пять минут ада, и деньги твои. И чем мы виноваты, что такая жизнь? Вы платите, ваше дело мужское, а наше дело – зарабатывать телом. Или за него муж платит через загс, и всю жизнь, либо клиент за час, и свободен, либо гуляйте лесом! А вот осуждать не смейте. – Пума приподняла голову и посмотрела в упор. – Понял?
- Да я не осуждаю, – Ежов осторожно, чувствуя сопротивление, притянул ее голову к себе, ткнулся мимо губ, символически. – Больше не буду! Извини. Расскажи про себя.
Пума отстранилась, изучила его лицо, осталась довольна.
- Извиняю, – она легла, уставилась в потолок. – Что рассказывать? Детство как у всех. В небольшом городе тоска. Училась легко, отличница. Комсомолка, спортсменка. Мальчишки за мной бегали, парни постарше, но нет. Даже не целовалась. Веришь? И я верила. В любовь, как же, чтобы один раз и на всю жизнь. Серж, пожалуйста! Сигареты принеси. Они в сумочке! Раздраконил ты меня.
Ежов послушно сел на кровати, прикрываясь одеялом, дотянулся до брюк, лежавших на стуле. Пума хихикнула, вспомнив, что мокрые трусы Ежова достались полковнику Краснову в качестве трофея.
- И зажигалку. Сумочка в коридоре.
Ежов отправился выполнять поручение, она прислонила подушку к стене, села поудобней, взглянула на настенные часы, внимательно осмотрела комнату, словно была здесь в первый раз. Вернулся Ежов с сигаретами и пепельницей, щелкнул зажигалкой, давая прикурить, устроился рядом.
- Рассказывай.
- Приехала в институт поступать, поступила без проблем. Все шло неплохо, до первой сессии, пока один сморчок, преподаватель по истории КПСС, не намекнул, что учиться я буду в его постели, иначе никак. Меня это потрясло, я же девочкой была, а выглядела на все сто. Наверно, решил, что я путана, а иняз мне нужен для профессии. Да, Сережа, да. Кто-то из вас, может, хороший, но в основном, мужики – это сволочи. Предложения делают каждый день, красивая ты или нет, большой роли не играет, всегда найдется тварь, которая что-нибудь да выскажет, вслед или прямо в глаза. Это вы так самооценку свою поднимаете. Поэтому, чем оправдываться и объяснять, предпочитаю выглядеть хуже, чем есть на самом деле, чтобы не связывались.
- Это я понял. Бросила институт?
- Бросила, не то слово. Влюбилась я, Сережа. Виновата? Хоккеист. Игорем звали, красавчик. Мечта любой девчонки, кто в жизни не понимает. Мечты виноваты, а реальность? Если бы вы знали, мужики, что творите с нами, чего лишаетесь. В каждой девочке, любой из нас, заложена любовь и преданность своему избраннику, это же клад! Как свиньи залезаете в сердце, как в корыто с копытами, хрюкаете от удовольствия, пожирая нежное блюдо, жрете как пойло, как отбросы помойные. Вам дела нет, что это блюдо изысканное, и готовилось с раннего детства, когда мама читала сказки про любовь и принцев с алыми парусами. Девочки мечтали, а вы жрете, хрюкаете, и мордой к стене потом, спите довольные, время хорошо провели. – Пума сверкнула глазами. – Ненавижу красавчиков.
- Чего ты разошлась. Люди разные, мужчины и женщины, я не красавчик.
- В том и беда, что ты лучше. Хорошо, что не такой. И не моя вина, что этот Игорь оказался вовсе никаким не хоккеистом, а бандитом, грабителем, отсюда и деньги, швырялся ими. Откуда мне знать? Можешь ли упрекнуть, что не донесла? Их целая шайка была, меня бы убили. В общем, не предала. Жила с ним, какой тут институт, мальчики-девочки, преподаватели. Другой мир! Но я любила, вот и все, что тут скажешь.
- А дальше?
- Вначале скажи, ты обещал. Правильно сделала, что не донесла?
- Правильно.
- Вот. Я тоже так думала. И оказалась сообщницей. А дальше в действие вступает Краснов, тогда он еще майором был. Вот кого ненавижу. Жизнь бы отдала! От него зависело, кем пойду, свидетелем или членом бандитской шайки. Если бы изнасиловал, хуже, он меня унизил, душу сломал. Либо тюрьма, и тогда все, жизнь кончена. Либо его покровительство за остренькие ласки. И не каторги я испугалась, а женской тюрьмы. Знаешь, что это такое?
- Нет.
- Вот именно, лучше не знать Скажи, что я должна была выбрать, тюрьму или майора Краснова? Только честно. Это же по цепочке идет: преподаватель, там я устояла. Хоккеист, там любила, а вот майор, с ним что делать?
Ежов молчал.
- Вот и ответ. Пакостить вы умеете, а честно сказать не можете. Я пошла на компромисс. Сделаю, что просит, потом покончу с собой. Показания ничего не решали, подписала. А вот умереть не смогла, не так просто оказалось. Решила, всегда успею. Виновата?
- Нет, – Ежов на нее не смотрел, на скулах играли желваки.
- Спасибо, Серж. Правда, твое мнение очень важно, не поверишь, каждую ночь мучаюсь, а тогда я просто жила. Жила как мертвая. В душе пустота, на сердце мрак. Краснов слово сдержал, от тюрьмы спас, банду посадили. Из института, конечно, исключили, да и наплевать, все равно бы бросила. Очень тяжело было. С кем-то спала, с кем-то жила, что-то ела. Мужики, как кобели за сучкой, со всех сторон сбегаются. Выбирала, кто получше, или кто менее противен. Попадались и неплохие мальчики, замуж звали, боготворили, только не до них. Там поспишь, тут поешь, везде отдашься.
- Вот как, – Ежов хмыкнул.
- А как! Как ты думал? – Пума взвилась. – Вы смотрите: девушка по улице идет, молодая, красивая, на каблучках. Почему не подойти, не познакомиться? И начинается канитель. А где вас видел, как зовут, а что вечером делаете? Ее тошнит от комплиментов, ей ночевать негде! Какая любовь!? Она ищет безопасности, ей нужно сочувствие. Это как минимум! В такой момент, конечно, многие попадают в истории, одной никак. Нужен сутенер.
- А на работу устроиться? Или замуж выйти?
- На приличную работу нужна прописка, а замуж без любви? Того хуже. Квартиру снять, и то деньги требуются, и как быть, на вокзале ночевать?
- В родной город уехать!
- А там что делать? Да и совестно. Перед судом адвокат характеристики собирал. Город маленький, все знают. Матери позор, она бы приняла, я сама не захотела. Больница еще, ей сообщили.
- Больница?
- Ну да, больница. Вендиспансер. – Пума увидела, как у Ежова дернулась бровь, поспешила заверить. – Нет, у меня ничего не было! Это у Игоря обнаружили. Как я умоляла, чтоб матери не сообщали, чуть на коленях не ползала. Господи, за что? Полюбила, первый мужчина, единственный. Не изменяла ему, верна была, как собака предана. Откуда знать, что у него скрытая форма сифилиса?
- Что?? – Ежов даже подпрыгнул.
- Ага, ты еще отодвинься от меня! Вещички собери, и беги бегом. Защитник, братик старший. Могла не рассказывать! А ты прилип, как репей, расскажи да расскажи…
- Продолжай.
- А чего продолжать, – голос Пумы стал бесцветный. – Моя это квартира. Вот Драма, брат твой, это человек. Сутенер, но он человек. Вернул меня к жизни. А вы, хорошие да порядочные, только в трусы норовите залезть, а как до дела, сразу в кусты! Это я дура, не понимала. Предала его, он даже квартиру вернул, и не попрекнул ни разу, только работать не захотел. Он лучше в тысячу раз.
Она умолкла и загасила сигарету. Ежов наоборот, оживился.
- И что дальше?
- Ничего, рассказ окончен.
- В чем дело, Илона. Опять обидел?
- Нет, не обидел. Просто я забыла, кто ты есть.
- Кто?
- Комитетчик бывший, майор. Мне Краснов сказал. Как дура, распинаюсь тут, а он сидит, на ус себе мотает. Ты домой уедешь, а мне тут жить, между прочим. Ты перед бывшим начальством выслужиться хочешь, откуда мне знать? А мне перо в бок.
- Так, значит?
- Значит, так, – отрезала Пума. Ежов только крякнул с досады.
- Скажи хотя бы, кто меня в это дело впутал. Драма или Краснов. Может, еще кто-то?
- Откуда мне знать. Я выполняла указания Краснова. С ним ты ничего не сделаешь.
- А что за иностранец, из 308 номера?
- Мой жених бывший, уговаривал во Францию ехать. Хотела, но передумала. Тебя встретила, а ты такой же как все. Да ну вас всех! Спать хочу.
- Почему передумала?
- С наркотиками он связался. Не здесь, так там сгорит.
- Понятно. – Ежов глянул на часы, поднялся с кровати. – А ты, случайно, не в курсе, кто заявление печатал?
- Какое заявление.
- Краснов просил подписать. Якобы чемодан с героином я от Драмы получил.
- А. Какая разница? Ты сжег его, и правильно. Я печатала.
- Кто?? – изумился Ежов.
- Краснов текст дал, я напечатала. А что?
- Ничего, – Ежов осторожно застегивал рубашку. – А на какой машинке?
- Машинка. Здесь она, под кроватью.
Ежов стремительно наклонился, вытащил машинку. Наспех оглядев, удовлетворенно хмыкнул.
- Она самая. Откуда она у тебя?
- У хозяйки спрашивай.
- Ты же хозяйка?
- Квартиру я сдавала внаем, машинка не моя, хозяйка уехала. Что ты пристал, как банный лист! – Пума поставила пепельницу на пол и демонстративно отвернулась к стене. – Уходи, я спать хочу.
- А кому сдавала?
- Отвали.
Ежов прошелся по комнате. Остановился перед зеркалом, висящим на стене, тронул шрам, провел пальцем по подбородку. В отражении увидел картину на противоположной стене. Изображение было закинуто серой тряпкой, только рама торчала.
- Эта твоя знакомая, которая уехала. Она кто?
Пума сердито сопела, ничего не отвечая.
- Мне надо знать, ты просто скажи. Она проститутка?
Пума молчала. Ежов снова потрогал щетину.
- Если такой сервис, станок не найдется? Бритвенный.
- В ванной на полочке, – пробубнила Пума. – Лезвия и крем в шкафчике.
Ежов загнул несвежие манжеты и отправился в ванную приводить себя в порядок, а когда вернулся, Пума лежала в прежней позе, лицом к стене. Он повязал галстук, надел пиджак, пригладил влажные волосы.
- Вставать не собираешься? Вставай, ты же голодная. Вместе позавтракаем, отвезу тебя в надежное место. Здесь оставаться опасно. Слышишь? – Ежов подошел к зеркалу, снова взгляд упал на картину, повернулся.
- Оставь меня в покое. Спать хочу.
- Квартира твоя, Краснов в два счета найдет, в покое не оставит. – Ежов подошел к картине, двумя пальцами приподнял край мешковины, ожидая увидеть репродукцию или низкопробную мазню.
Услышав сильный грохот, Пума подскочила на кровати. Ежов в своем черном костюме с галстуком лежал, вытянувшись на полу. Она накинула халатик, приблизилась.
- Серж! – позвала она. – Что с тобой? Серж! Не пугай меня.
Он лежал на спине, откинув забинтованную руку в сторону, с лицом белым как мел. Рот приоткрыт, губы посинели, кажется, он и не дышал. Она присела на корточки, боязливо притронулась, похлопала ладошкой по каменной, только что выбритой щеке.
- Серж, – она чуть не плакала. – Что с тобой. Скорую надо, да? Серж!
Веки Ежова затрепетали, последовал глубокий вдох, лицо ожило, кожа принимала нормальный цвет. Он открыл глаза и посмотрел на склонившуюся над ним Пуму осмысленным взором.
- Серж, миленький, – она сама почти не дышала. – Что с тобой?
- Ничего… Сердце. Бывает иногда, клапан заедает, – он пару раз осторожно вздохнул. – Не волнуйся, уже проходит.
Отвергнув ее помощь, он самостоятельно поднялся. Она все еще с испугом за ним наблюдала. Делая вид, что ничего особенного не произошло, Ежов подошел к картине, и освободил от тряпки. Пума тоже выпрямилась, они стояли и смотрели.
Это был портрет женщины, и портрет весьма странный. На высоком троне, парящем над бездной, на фоне сине-черной пустоты сияла роскошная дама. Края пышного подола кусал адский ветер, в атласных складках играли багровые отблески пожара, скрытого внизу, за рамой. Там происходило нечто ужасное, на лице ее застыл высокомерный интерес. По растрепанным волосам скользил холодный лунный свет, и вся она светилась в преломлении божественных лучей и огней ада.
- Кто это? – наконец, спросил Ежов.
- Где.
- На портрете. Кто?
- А, это. – Пума вернулась на кровать и улеглась. – Это Багира. Последняя жертва маньяка.
- Интересно. Значит, она не уехала, она умерла. – Ежов подошел и сел рядом. – Ты пойми, Илона. Я не просто так спрашиваю. Это важно. Кто автор?
- Понятия не имею, – Пума широко зевнула и демонстративно закрыла глаза. – Все, Серж! Я спать.
Ежов посмотрел на ее искусственно безмятежное лицо, молча поднялся, вышел в прихожую, там на тумбочке стоял телефон. Набрал номер.
- Отец? Доброе утро.
- Наконец-то, – проворчал мэр. – Что-нибудь случилось? Я всю ночь не спал. Не мог позвонить? Мы пельмени приготовили, тебя ждали.
- Извини. Действительно не мог. За городом был. Есть новости?
- Есть, – мэр понизил голос. – Ночью мне звонили. Сказали, что срок вышел. Представляешь? Якобы скоро явится Фауст. Надо телефон поставить на прослушивание, в милицию обратиться, а ты запретил.
- Ни в коем случае. Расскажу при встрече. Кстати, сюрприз. «Волга» твоя нашлась.
- Где?
- Не по телефону. Просьба будет. Ты можешь без машины обойтись? Временно. И в ГАИ сообщить, чтобы не арестовали. Мне колеса нужны.
- Конечно, Сережа, конечно. Сейчас же позвоню. Обязательно.
- Еще вопрос. Требуется убежище. Не мне. Девушку надо спрятать, пока все не прояснится.
- А ты времени зря не терял, – мэр хихикнул. – Ничего нет проще. Вези ее домой. Дарью Семеновну предупрежу, комнату приготовит. Что-то еще?
Ежов понизил голос.
- Папа, я машинку нашел, пишущую. Очень много всего интересного, сказать не могу, только при встрече, еще раз. В милицию не обращайся, там… засада. Ты понял? Около дома желательно охрану выставить.
- Уже сделано. Сережа, прошу. Ты там не гарцуй, знаю тебя. Будь осторожен, пожалуйста. – Мэр кашлянул. – Я человек пожилой, ты о себе думай.
- Все, папа. Вечером увидимся.
Они попрощались. Ежов тут же набрал номер Драмы. Один за другим раздавались длинные гудки, вот трубку сняли, мембрана щелкнула. Тишина. Он молчал, на том конце провода тоже молчали. Ежов положил трубку, вернулся в комнату. Пума по-прежнему лежала в постели.
- Вот что, дорогая. Быстренько одевайся! Некогда разлеживаться. Я тебя отвезу к отцу домой, тебе комнату выделят, там выспишься.
- Никуда я не поеду.
- Разговорчики. Подъем!
- Отвали.
Ежов с досадой посмотрел на часы.
- Хорошо. Даю тебе ровно два часа, не больше. К моему приходу, чтобы как штык. Ясно?
Ежов вышел в прихожую, одел пальто, нащупал в кармане пистолет, заглянул в комнату.
- Я поехал. Слышишь? Закройся за мной. Когда вернусь, постучу вот так! – он побарабанил по косяку пальцами. – Если начнут открывать, сразу звони 02, вызывай милицию. Это бандиты. Поняла? Илона! Слышишь меня?
- Серж, – сонно сказала она и, не открывая глаз, поднялась. – Поцелуй меня.
Он поцеловал ее в лоб, и вышел.
Она закрыла дверь, легла и сразу уснула, организм требовал покоя. Ей показалось, что уснуть не успела, как раздался условный стук. Она очнулась, посмотрела на часы. Прошло всего полчаса, а он сказал, вернется через два. Она встала, завернулась в халат, на цыпочках подошла к двери, посмотрела в глазок. Там стоял незнакомый мужчина в пальто и шляпе, мрачное лицо в оспинах. Бандит бандитом.
- Кто?
- Я от Сергея Петровича. Вы Илона?
Она открыла дверь. Длинное пальто не скрывало квадратной фигуры, неприятный тип.
- А где Серж?
- Сергей Петрович сам не мог, обстоятельства. Очень беспокоится. Просил отвезти вас к отцу. Надо взять чемодан и пишущую машинку. Я ничего не напутал?
Пума впустила незнакомца, указала на чемодан, вынесла машинку.
- Мне одеться надо.
- Буду ждать в машине! Постарайтесь недолго.
Неприятный тип забрал машинку и чемодан, вышел. Пума начала одеваться… Выйдя на улицу, она увидела оранжевый «Москвич» недалеко от подъезда, и знакомого незнакомца в пальто и шляпе, который предупредительно открыл заднюю дверку. Пума села, поздоровалась с водителем, который повернулся, показав заросшее щетиной лицо, глаза прятались под темными очками. Она заметила шрам на щеке и обмерла. Дверка за ней захлопнулась. Мужчина в шляпе сел впереди, «Москвич» тут же тронулся.
- Остановите, – попросила Пума, стиснув сумочку. – Я косметичку забыла.
Машина набирала скорость.
- Остановите! – выкрикнула она, собираясь выпрыгнуть. Она искала ручку, которой открывают дверь, но тщетно, ручки не оказалось. Макс понял, что она его узнала.
- Колтун! Заткни ей пасть, – приказал он.
Глава 15
РАХИТ
Галантерейное, черт возьми, обхождение!
«Ревизор». Гоголь.
Рахит вместе с двумя подручными находился на квартире у Драмы более двух часов. В душе его копилось раздражение. Он покосился на Бандеру, который сидел в кресле, свесив голову на грудь. Изо рта громилы повисла тягучая слюна, он дремал. Это был рыжеватый мужчина, лет сорока, фигурой и повадками напоминающий медведя. Несмотря на кажущуюся неповоротливость, Бандера обладал стремительной реакцией и страшной физической силой. Если, скажем, требовалось высадить дверь, он просто налегал плечом, и дверь вылетала вместе с косяками. На этот раз в квартиру зашли с помощью отмычки. Малой открыл оба замка за пять минут, это был чернобровый парень с орлиным носом и блатными манерами. Вначале он заинтересовался сейфом, но, поскольку тот был не заперт и совершенно пуст, перерыл всю квартиру, не поленившись вспороть матрац и разворошить в ванной тюк с грязным бельем. Убедившись, что поживиться особо нечем, Малой потерял к жизни интерес, валялся на кровати прямо в сапогах и, зевая от скуки, скоблил пилкой ухоженные ногти.
Рахит состоял на службе у Графа немало лет и, как ни ценил своего босса, чувствовал: тому конец. И дело не в том, что босс обрюзг, погряз в разврате и обленился, это полбеды. Гораздо хуже, что из-за своего завышенного самомнения, основанного на былых заслугах, Граф не может допустить самой мысли, что ему может прийти конец, а значит не будет драться по-настоящему. То, что его обокрали как деревенскую бабу на вокзале, Графа скорее удивило и раззадорило, чем всерьез обеспокоило. А тот, кто это сделал, знал, на что идет. Графу объявлена война не на жизнь, а на смерть. Это как революция. Либо пан, либо пропал, а Граф об этом не подозревает, точнее, не хочет подозревать. На месте босса Рахит не стал бы тратить на Драму времени. Это подстава. Реально свалить Графа мог только Хозяин, либо человек, заручившийся его поддержкой. Зачем? Одному Богу известно, но Граф и думать запретил на эту тему, даже накричал. Вместо того, чтобы опередить события и брать Хозяина за горло, босс клюнул на приманку и приказал доставить Драму. Тренькнул дверной звонок.
Бандера моментально поднял голову и обвел комнату мутным взором, смахнул слюну, вытер ладонь о штаны. Рахит жестом указал ему на кухню. Малой, как и было условлено, скрылся в лаборатории. Китаец вышел в коридор, прикрыл поплотнее стенной шкаф, куда они сложили верхнюю одежду, и широко распахнул входную дверь. Мужчина в клетчатом пальто смерил фигуру Рахита взглядом.
- Здравствуйте, – сказал Ежов. – Валера дома?
- Здравствуйте. Проходите, он скоро будет.
Ежов, не вынимая руку из кармана, зашел в прихожую, повернулся.
- А вы, собственно, кто будете? – спросил он, не вынимая руки.
- Его друг, хороший знакомый. Проходите, раздевайтесь, – Рахит запер входную дверь, никак не проявляя настороженности, приглашающе поднял руку. – Пожалуйста.
Ежов заглянул в комнату, не заметив ничего подозрительного, снял пальто. Посмотрев на ноги Рахита в кроссовках, разуваться тоже не стал. Кажется, он вполне расслабился, и вел себя естественно. Когда уселись в кресла, Ежов, поправляя повязку на руке, поинтересовался:
- У него неприятности?
- У кого.
- У Драмы. – Ежов кивнул на кровать, небрежно закинутую пледом, из-под которого торчал угол вспоротого матраца. Рахит вздохнул, не доглядел за Малым.
- Бандера! – позвал он. – Иди сюда, у нас гости.
Пол на кухне угрожающе заскрипел, в комнату заплыла бочкообразная туша, запечатанная в тесный костюм. Гангстер остановился перед Ежовым, ощупывая последнего бледными глазками, похожими на бельма, и чуть наклонился, вроде как поздоровался. Его толстые пальцы шевелились где-то на уровне колен, он примеривался к пришельцу, и ждал только команды, чтобы вытащить того из кресла и взять в оборот. За спиной Бандеры показалась физиономия Малого. Покачивая в воздухе шипастым кастетом, надетым на руку, он прислонился к дверному косяку, с гаденькой ухмылкой дожидаясь развития событий. Он был уверен, что его вмешательство не потребуется. В принципе, он свое дело сделал, когда открыл замки, а сейчас исполнял роль декорации, ну и благодарного зрителя заодно. Рахит посмотрел на Ежова.
- Ты кто?
Криво усмехнувшись, Ежов снял трубку с телефона, стоящего на столике. Рахит кивнул, Бандера взмахнул кулаком. Хруст. Брызнули телефонные осколки, столик переломился надвое. Ежов сидел с телефонной трубкой, соединенной проводом с пластмассовой лепешкой, валявшейся на полу среди обломков столика. Равнозначный эффект произвел бы удар кувалдой.
- Не слабо, – признал Ежов, настроение которого заметно испортилось. – Документы в пальто.
Он хотел встать, но Рахит остановил.
- Отвечай. Ты кто?
Ежов молчал, краем глаза наблюдая за нависшим громилой. Рахит снова кивнул, «кувалда» снова вспорхнула, на этот раз, очевидно, собираясь сломать кресло, на котором сидел Ежов.
- Я брат Драмы, – поспешил сказать он. – Хозяина квартиры. А вы его друзья?
- Нас интересует чемодан, – Рахит следил за лицом Ежова.
- Какой чемодан?
- Ты знаешь, какой, – китаец был психологом, и мгновенное замешательство в глазах, не заметное кому-либо другому, от него не укрылось. – С героином.
- Понятия не имею, – сказал Ежов. Фальшь в его голосе также не укрылась.
- Лучше сказать, – посоветовал Рахит. – Ты нам не нужен. Нам нужен чемодан. Будешь упираться, переломаем кости. Я не пугаю, информирую.
- Попробуйте! – огрызнулся Ежов.
Он уловил агрессивное движение Бандеры, сразу откинулся назад, сгруппировавшись, поджал колени к груди, и выстрелил ногами вверх. Получив удар в лицо, который для другого человека оказался бы калечащим, Бандера отпрянул, ошалев на мгновение. Воспользовавшись его замешательством, Ежов вскочил; забыв про забинтованную руку, отработал серию в корпус, и отпрыгнул на середину комнаты. Бандера засмеялся, как будто его пощекотали. Ежов выкинул ногу с разворотом. Бандит пригнулся, нога прошла мимо головы. Ежова по инерции развернуло, и тут же мощный удар кулаком по хребту свалил его на пол. Громила шагнул следом и занес ногу, собираясь обрушить ее на поясницу соперника, Ежов успел откатиться вбок и, кувырком назад через спину, оказался на ногах. Он был ошарашен могучим натиском, и отскочил к окну, чтобы перевести дух.
Рахит и Малой наблюдали за схваткой, не сомневаясь в исходе поединка, даже не пытались вмешаться, им просто было любопытно. Громила, раззадоренный сопротивлением, двинулся на Ежова, которому деваться было некуда и, отступая по кругу, коснулся спиной стены. Бандит сделал стремительный выпад, бросил кулак. Ежов едва успел отклонить голову. Колоссальной силы удар потряс комнату, посыпалась штукатурка, зазвенели стекла. И тут же пошел другой кулак, ловя корпус ускользающего противника. Промахнуться было невозможно. Смяв блок, удар достиг грудной клетки. Ежов поплыл по стене, ноги подогнулись. Гангстер отступил, как бы давая жертве прийти в себя. Но едва Ежов остановил падение и осознал, что стоит на коленях, Бандера тут же шагнул, взял его руками за голову и, крутанувшись, словно метатель молота, швырнул его через всю комнату. Ежов, распластавшись в воздухе, шмякнулся всем телом о противоположную стену и рухнул на пол в бессознательном состоянии. Бандера издал грозный рык, подошел к поверженному сопернику, взял его сзади за поясной ремень и ворот пиджака, легко поднял и, как нашкодившего щенка, бросил на середину комнаты. Дело сделано. Рахит встал с кресла и пнул Ежова под колено, проверяя его состояние, тот не пошевелился.
- Малой, принеси воды!
Малой, нанеся пару ударов кастетом воображаемому противнику, отправился на кухню. Бандера с важным видом опустился в кресло. Рахит вышел в коридор и обшарил карманы клетчатого пальто. Пистолет его удивил. Похоже, не ожидал нападения, если не воспользовался, тогда и про чемодан может не знать. А вот «корочки» Союза художников заставили призадуматься. Когда Рахит вернулся в комнату, Малой поливал из чайника голову пленника. Тот лежал лицом вниз. Малой хихикал, изображая пьяного, который, покачиваясь из стороны в сторону, мочится на мостовую.
- Хватит, – одернул его Рахит. – Отойди!
Ежов от воды начал приходить в себя, зашевелился. Рахит скомандовал:
- Бандера, подними его на ноги, больше не трогай! Он живым нужен.
Громила что-то проворчал и, поднявшись с кресла, подошел к лежащему телу со стороны окна, широко расставил ноги и, наклонившись, взял Ежова снизу за плечи, рывком поставил на ноги и, как куклу, удерживал в вертикальном положении.
- Веди его в кресло.
Но Ежов, казавшийся совершенно беспомощным, вдруг схватил Бандеру между ног одной рукой, а локтем другой руки уперся ему в горло, начал валить назад. Не ждавший нападения громила потерял равновесие и попятился к окну, набирая скорость. Туша тяжелая, попробуй, удержись. Всей массой он высадил двойное стекло. Рахит и Малой увидели, как тело Бандеры завалилось спиной на подоконник, подставив открытое горло падающему со звоном стеклу. Гильотина сделала свое дело, брызнула из артерий кровь, почти отрезанная голова свесилась на улицу, с той стороны окна. Тело Бандеры пару раз дернулось и обмякло. Ежов, тяжело дыша, отступил назад, не в силах оторвать взгляд от дела рук своих. Когда он, наконец, опомнился, кастет уже летел. Чуть отклонившись, он дернул руку Малого в направлении удара, тот потерял все ориентиры и грохнулся на пол.
- Сергей Петрович, – сказал Рахит, направляя пистолет. – Не время драться.
Ежов, все еще не в себе, двигался как сомнамбула, наступая на китайца, и не видел, что Малой за его спиной уже поднялся и замахивается кастетом, чтобы ударить в затылок. Грянул выстрел. Ежов замер и повернулся. Малой с кровавой блямбой во лбу и удивленными глазами свалился на пол. Не ожидал, что сегодня придется умереть, впрочем, как и Бандера. Ежов перевел взгляд на странного азиата.
- Сергей Петрович, – не повышая голоса, сказал Рахит. – Менты сейчас приедут, надо уходить. Теперь мы в одной упряжке. Вы сын мэра?
- Да. – Ежов решительно ничего не понимал.
- Хорошо, – Рахит протянул пистолет рукояткой вперед. – Возьмите, детали потом. Уходим!
Едва они сели в «Волгу» мэра и выехали со двора, послышался вой милицейской сирены. С внешней стороны дома, возле гастронома, собиралась толпа. Головы смотрели вверх.
Глава 16
УБИЙЦЫ
У тебя на шее, Катя,
Шрам не зажил от ножа.
У тебя под грудью, Катя,
Та царапина свежа!
Эх, эх, попляши!
Больно ножки хороши!
«Двенадцать». Блок.
«Свалка – 5 км». Проехав указатель, машина свернула с трассы, и помчалась навстречу солнцу. Макс опустил солнцезащитный козырек и, поправив зеркало заднего вида, бросил на Пуму очередной взгляд. Пленница сидела на заднем сиденье, судорожно сжимая в руке безопасную бритву, вынутую из потайного карманчика шубы. По радио передавали модный шлягер. Колтун добавил звук и захлопал ладонью по колену в такт музыке, у него было прекрасное настроение. Казалось, они едут на пикник. Далеко впереди показалась встречная машина, грузовик-мусоровоз.
- Сверни в объезд! – забеспокоился Колтун. – Чтобы тачку не светить.
- Ерунда, – Макс криво усмехнулся.
- Тачка не казенная, вдруг номера запомнит!
Вчера весь день снег валил, застрянем. Толкать будешь, – Макс повернул голову, через темные очки взглянул на озабоченного помощника, который в шляпе с полями походил на гриб-мухомор, и вдруг, почти не сбавляя скорость, свернул с грейдера на полузанесенную дорогу. Машину закидало на ухабах и рытвинах, скрытых под рыхлым снегом, под днищем брякнуло железо.
- Полегче нельзя? Недавно подвеску поменял!
- Все равно рухлядь, как ты ездишь. Ведро с болтами.
Макс снизил скорость до приемлемого минимума, и «Москвич» поплыл как на волнах. Миновав густой подлесок, добрались до городской свалки. Дорога запетляла между высоких дымящихся куч, похожих на сопки, черными стаями кружило воронье. Выпавший накануне снег не скрывал гниющих залежей человеческих отходов, удушливый смог пеленой стелился над черными язвами цивилизации, пряча их от солнечного света, тяжелый запах заполнил салон, полумрак сгустился. Было такое чувство, что они въехали в кулуары преисподней. Пуму заколотил озноб, но вот сверкнуло солнце.
- Прибыли, – Макс заглушил мотор, машина покачнулась, и встала.
Они находились в самом дальнем конце свалки, куда никакая случайная душа попасть или забрести не могла. Роща мертвых берез тянула уродливые сучья к солнечному небу. Бандита вышли из машины, хлопнув дверками одновременно. Пума завертела головой, затравленно озираясь. Бежать тут некуда. Макс расстегнул ширинку и, не стесняясь пленницы, помочился на чахлый кустик. Все обыденно и просто, сейчас ее убьют, иначе зачем привезли. Колтун тем временем открыл багажник и вытащил зеленую 20-литровую канистру. Макс открыл заднюю дверку.
- Вылезай, дорогуша! Твоя станция.
Пума отпрянула вглубь машины, отказываясь подчиняться. Но тут распахнулась противоположная дверка. Колтун схватил девушку за копну черных волос. Она вскрикнула и махнула раскрытой бритвой над головой. Колтун охнул и выпустил жертву из рук. Пума вскочила, побежала, тут же подвернула ногу и растянулась на снегу, подвели высокие каблучки. На запястье наступил мужской ботинок. Макс наклонился, поднял выпавшую бритву, сложил и убрал в карман. Ненадежное оружие, и того не стало.
- Вставай, далеко не убежишь.
Пума поднялась, автоматически отряхнула шубку, поправила сбившиеся в беспорядке волосы, даже перед убийцами она должна выглядеть. Может, это единственный шанс. Она видела свое отражение в темных очках Макса, туда и смотрелась.
- Иди за мной, – Макс направился к высохшей березе.
Пума осторожно пошла следом, боясь оступиться. Колтун прикладывал к лицу комья снега, пытаясь остановить кровотечение, и чертыхался. Через минуту Пума была пристегнута к дереву. Заломленные назад руки обхватывали ствол, запястья скованны наручниками.
- Макс! Что же это, а?! Вот сука, – Колтун повернул обезображенное лицо, рассеченное от брови до верхней губы. Кровь смещалась со слизью, глаз вытекал. Макс вставил в рот сигарету, равнодушно щелкнул зажигалкой, прикурил.
- Не будешь подставляться.
- Надо в больницу, Макс! – просительно сказал Колтун.
- Поздно, дорогуша. Быть тебе одноглазым, медицина бессильна. Перед красотой. Да, Пума? – Макс повернулся к девушке, прикованной к дереву, ласково улыбнулся. – Что же ты, красавица, из мужика циклопа сделала? Он тебе не простит.
Холодный ветерок, приправленный гнилым запахом свалки, заставил Пуму захлюпать носом, но она вовсе не плакала. Расстегнутая шубка не грела. Макс толстым пальцем приподнял ее фарфоровый подбородок, идеальной формы губы, нос, глаза. Он выпустил ей в лицо клуб дыма.
- Догадываешься, зачем сюда приехали?
- Догадываюсь.
- И зачем? – Макс цинично усмехнулся, развел полы шубки и запустил руку под платье. Она дрогнула от грубого прикосновения.
- Не в любви же признаваться, – Пума старалась не выказывать животного ужаса, что ею владел, в среде хищников самообладание ценится. – Спрашивай, Макс.
- И не боишься?
- Страшнее смерти зверя нет. Боюсь, но убивать не советую, много потеряешь.
Ее твердость позабавила Макса, он повернулся, приглашая приятеля.
- Колтун. Хочешь побеседовать? За жизнь, за любовь.
Тому удалось, видимо, остановить кровотечение, носовым платком Колтун осторожно вытирал лицо, прислушиваясь к разговору. Макс вынул бритву, протянул подошедшему бандиту. Тот убрал платок, раскрыл лезвие и подступил к жертве вплотную, свирепо вращая единственным глазом. Увидев перед собой вытекшую фиолетово-красную впадину, Пума обреченно забилась. Что она наделал? Прощения тут не жди. Колтун ухватил ее за волосы, заломил голову вбок, обнажив беззащитную шею, приставил бритву и легонько провел по коже. Из тонкого пореза выскочили бордовые бисеринки, но ей казалось, что кровь льется ручьем.
- Вначале я отрежу тебе ушки, – зашептал бандит в самое ухо. – Потом носик. Страшнее смерти зверя нет! Вот он я, смотри. Сейчас познакомишься, – он подставил лезвие к ее носу.
Из глаз Пумы хлынули слезы. Эти слезы были настоящие.
- Минуту, Колтун! Зададим пару вопросов. Шанс дадим, на откровенность. Не захочет, она твоя, – Макс стоял сзади. – Да отойди ты! – Колтун неохотно повиновался. – Итак, дорогуша. Ты обещаешь говорить правду, и только правду?
Пума поспешно кивнула, сквозь слезы заглядывая в непроницаемые очки Макса.
- Просто отвечай на вопросы. Откуда ты знаешь Ежова. Сергея Петровича?
- Сержа? Мы случайно познакомились, в гостинице.
- Откуда у него чемодан с героином?
- Он в машине оказался.
- В какой машине? – Макс не давал время на размышления. Пока ему важны не столько ответы, он и сам их знал, сколько искренность, как она отвечает.
- Черная «Волга», машина мэра. Ее угнали, мы нашли.
- Кто угнал?
- Хряк, Валет…
- Это понятно. На кого они работают?
- Полковник сказал, что на Драму.
- Полковник?
- Полковник Краснов. Он во всем винит Драму.
- А Драма на кого работает?
- Не знаю, Макс. Краснов сказал, на какого-то Хозяина. Якобы Хозяин хочет свалить мэра, он его не устраивает, поэтому и Сержа впутали, а я прицепом. Мне все это не надо, я же девушка!
- Чей героин?
- Я так поняла, что Графа. Краснов партию перехватил, хочет на Драму свалить. Мне кажется… – Пума осеклась.
- Что тебе кажется? Говори.
- Драма ни при чем. Он наркотиками не занимается.
- А кто занимается?
- Мне кажется, это Краснов. Он просил план нарисовать.
- Какой план?
- План квартиры, где Драма деньги хранит, ключ от сейфа прячет. Краснов заставил Сержа впутать, заявление на Драму написать. Макс, я тебе как на духу, что думаю, а знать? Я не знаю.
- Это понятно. А зачем ему Драму подставлять?
- Они же братья. Ежов и Драма, а отец кто? Мэр. Вот и получается, что Краснов хочет свалить мэра. Может, он и есть Хозяин? Полковник Краснов. И все сходится!
Пума победно смотрела на мужчин, кажется, она совсем забыла о своем незавидном положении, и стоять прикованной наручниками к березе для нее самое обычное дело. Была на свалке, человека без глаза оставила, пустяки. И кто поймет женщин? Макс нехорошо усмехнулся.
- Скажи лучше, как мои приметы в газету попали?
- Откуда мне знать, – Пума потупила голову, замешательство не укрылось.
- А если подумать? Ответишь честно, будешь жить, а если нет? Тебе решать. Ты подругой Багиры была. Тебя это тоже касается. Ты дала мои приметы? Все равно узнаю, дорогуша.
- Багира у меня квартиру снимала, но подругами мы не были. Знаю, она хотела у тебя сына забрать, и рассчитывала на какого-то Фауста. Наверно, любовником ее был, иначе зачем помогать? Макс, ты очень сильный человек, все знают, – Пума говорила очень искренне. – Приметы следствию я не давала, я не самоубийца. Тут что-то личное! Не знаю, Макс, – она смотрела в темные очки преданными глазами.
Макс задумчиво отошел.
- Колтун!
Тот сразу кинулся к дереву, подступил к Пуме и приставил бритву под грудь.
- Макс! – заверещала она. – Не надо, Макс!
- Дорогуша, оставь ее! Неси канистру.
Колтун заворчал и тайком от Макса бритвой полоснул ее поперек груди, неглубоко. Пума задохнулась от боли, крик сдержала. Садист, как ни в чем ни бывало, застегнул ей шубку на одну пуговицу, чтобы скрыть рану от главаря, и потрепал девушку по щеке.
- Скрываешь ты что-то! Нехорошо. Мы тебя живьем сожжем, шашлык будет, – злорадно пообещал он, и отправился за канистрой. Макс тем временем разомкнул наручники. Вернувшись, Колтун увидел, что Пума свободна. Он поставил канистру и недовольно заявил:
- Макс! Ты это. Шалаву мне отдал!
- Мы ее с собой заберем. Пригодится еще.
В руке Макса словно ниоткуда появился пистолет, Пума замерла.
- Нет. – Колтун скривился. – Я ее здесь порешу! Она мне шнифт выпустила. Ты обещал…
- Не надо спорить, дорогуша!
Выстрел ударил по ушам и отскочил в заоблачную высь. Березы тянули сухие сучья, по небу плыли облака, а Колтун схватился за грудь, широко зевнул и вдруг упал навзничь. Шляпа слетала с головы. Макс убрал пистолет, открыл канистру и стал неспешно поливать своего помощника с головы до пят. Бензин булькал в горловине, плескался, растекался, розовыми пятнами прожигал снег, впитывался в одежду. Пума пошатнулась, ей стало дурно. Бензиновые пары колыхали воздух стеклянной пеленой. Она боялась отпустить березу, держась, чтобы не упасть, стояла и наблюдала за происходящим. Макс старательно, словно делал ответственную работу, поливал голову, вокруг проступила прошлогодняя трава. Колтун единственным глазом таращился в голубое небо, и не мог напиться. Вдруг хрипнул, изо рта плеснулся бензин. Пума тихо ахнула.
- Он жив!
- Воздух вышел, – Макс вытряхивал остатки бензина. – Иди в машину, дорогуша.
Пума сделала десяток шагов, оглянулась. Убийца делал привычную работу. Он закрыл канистру, отнес ее подальше, вернулся к березе, обошел кругом, осмотрелся, подобрал окурки, шляпу Колтуна, положил все это на грудь мертвеца. Бандит, который несколько минут назад наводил ужас, напоминал памятник самому себе. Лежал в пальто и шляпой на груди, как гранитный монумент, поверженный наземь. Макс почистил снегом свои ботинки, вытер руки носовым платком, пошарил по карманам, достал спички. Пума завороженно наблюдала, дышать было больно. При любом движении платье, прилипшее к краям раны, наждаком рвало кожу. Раздался сильный хлопок. Огонь скакнул высоко, но тут же осел и стал яростно пожирать добычу, разбрызгивая искорки. Макс убрал пустую канистру в багажник, окинул взглядом место преступления, потом они седи в машину рядышком, теперь почти сообщники, оранжевый «Москвич» тронулся в обратный путь.
- Макс, можно спросить? Один вопрос.
- Задавай.
- Как ты узнал про условный стук в дверь? Чемодан с героином. Мы же его только ночью нашли, а утром ты все знаешь. Как так?
Вместо ответа, Макс свободной рукой дотянулся до бардачка, вынул портативный магнитофон, отмотал пленку назад, включил. Она услышала голос Ежова:
- Я поехал. Слышишь? Закройся за мной. Когда вернусь, постучу вот так…
Прозвучала знакомая дробь. Макс выключил магнитофон и молча сунул его обратно в бардачок. Оказалось, так просто! В ее квартире подслушивающее устройство? Пума не стала спрашивать, и так все ясно. Багира – подруга Макса! Конечно, он микрофон установил. Сам или его помощники, а Пума? Чего она только не болтала там. Господи, все прослушивается, ей стало дурно.
- Радиомикрофон, – Макс кивнул. – Вещь удобная. Я его в последнюю встречу установил, – он покосился на пассажирку. – Она мать моего сына. Могу убить кого угодно! Ее нет. Ты понимаешь, что к ее смерти я отношения не имею? – Пума в ответ кивнула. – Вот что, дорогуша. Расскажи о своем Серже. Что он из себя представляет?
- Что сказать, – Пума пожала плечами, поморщилась от боли. – Художник, бывший оперативник. Вроде в КГБ работал, с сердцем проблемы, приступы бывают. Вообще он добрый. Но странный, да. Нервный очень, говорить может ласково, а иногда так взглянет, мороз по коже.
- Импотент? – Макс спрашивал деловито, чтобы получить информацию.
- Нет. Что-то другое. В нем бешеная энергия, захлестывает его целиком. Мысли все время чем-то заняты. Это с женой его связано, убили, как Багиру. Смотрит на меня, а сам думает, как того маньяка поймать, примерно так. Это его бзик. За жену отомстить.
- Понятно. А мэр, отец его. С ним знакома? – Макс повернулся. – С мэром.
- Откуда! Нет, конечно. Мы с Сержем только познакомились…
Машина с боковой дороги выехала на трассу. На горизонте показались высотные дома, город был рукой подать. Пуме не верилось, что она жива и возвращается в город, а человек, который обманом ее похитил, догорает на свалке, наверно, одни головешки остались. Рано обрадовалась. Макс прижался к обочине и остановил машину. Пума насторожилась.
- Вот что, дорогуша. Нам надо заключить деловое соглашение.
- Вначале хотел убить… – недоверчиво начала Пума.
- Хотел бы, убил, – оборвал Макс. – Не сомневайся. На свалку заехали, чтобы Колтуна замочить, а ему об этом знать не обязательно было, да и тебе тоже. Разговорить не мешало.
Пума была потрясена таким расчетом.
- А за что ты его?
- Стучал Краснову. Теперь слушай! Колтун получил задание тебя замочить, я ему помешал. Это понятно? Жизнь спас. Кто приказал? Барин. Тебя надо спрятать. Наши желания совпадают, насчет Ежова. В городе намечается заварушка, полетят головы, и Сергей Петрович пойдет в гору, в стране перемены. Твое дело бабское, постарайся за него уцепиться, выйти замуж. В этом наш с тобой договор. Я помог тебе, придет время, сочтемся. Со своей стороны, я буду тебе помогать, содействовать…
- Это каким, интересно, образом? – не удержалась Пума от язвительного замечания.
Макс без разговоров схватил ее одной рукой за волосы, другой вынул пистолет и засунул ей в рот. Пума в ужасе только глаза выпучила, запах пороха и горький вкус металла перевернули мир за один миг с ног на голову.
- Чуешь, чем пахнет? – она только моргнула. Макс не спешил, дожидаясь, пока она усвоит каждое слово. – Я буду помогать до тех пор, пока ты держишь свой язычок за зубами. В том числе и от Сергея Петровича, наш договор касается только нас. Если нарушишь, мозги твои вылетят в форточку, если захочу, то прямо сейчас. Это моя помощь, что ты живешь. Понятно, дорогуша?
Она снова моргнула, он убрал пистолет, и взялся за руль. Болтать ей больше не хотелось. Скоро они были в городе, миновали пост ГАИ, свернули под «кирпич», и по липовой аллее подкатили к высокому забору с будкой КПП. Макс посигналил. Дверь приоткрылась, показался охранник в бронежилете, на плече висел автомат. Пума ничего не понимала. Воинская часть, закрытый объект? Макс махнул рукой, железные ворота начали отъезжать в сторону. «Москвич» заехал на территорию и завернул к большому гаражу-ангару с несколькими выездами. В глубине двора за вековыми соснами виднелся особняк, туда вели обсаженные стрижеными кустами аллеи. Парень в спортивном костюме расчищал снег широким скребком. От непокрытой головы шел густой пар, он явно работал не за страх, а на совесть. Впрочем, завидев подержанный «Москвич, он заработал в два раза быстрее.
Гаражные ворота открылись, Макс заехал внутрь, они вышли из машины. К ним подошел парень в рабочем комбинезоне, поздоровался, с интересом поглядывая на Пуму.
- Стас, гостья тебе! Накормишь, спать уложишь, – Макс помолчал. – В багажнике чемодан, не трогай. Девушку не обижай, – он повернулся к Пуме. – Хозяин пока не в курсе.
- Хозяин?? – она округлила глаза.
- Кажется, мы договорились. На въезде в город? Вот что, Стас. Глаз с нее не спускать. Сбежит, кастрирую. Все понял? Вот так, Илона. Не подведите молодого человека. Мне надо ехать, а вы тут сами.
Пума вдруг застонала и, покачнувшись, оперлась рукой на капот.
- Что с тобой? – Макс поддержал ее, шубка распахнулась, он увидел разрез на платье и запекшуюся полоску крови, сочащуюся свежими каплями. – Вот сука. Стас! Вызови врача, пусть осмотрит, зашьет, не знаю. Паразит, когда успел? Отведи ее на кровать, пусть ляжет.
- Спасибо, Макс, – она оперлась на руку Стаса. – Все нормально, я дойду. Куда?
Макс потерял к ним всякий интерес, вышел из гаража и поспешил на КПП. Тип в бронежилете сидел за пультом, и смотрел мультфильмы, уставившись в портативный цветной телевизор. Увлекшись, он не обратил внимания на вошедшего Макса. Остановившись за спиной охранника, Макс бесшумно вынул пистолет. Выстрел грянул, как гром среди ясного неба. Капитана Врунгеля вместе с яхтой «Беда» смело пульта: опять не повезло! Любитель мультфильмов повернул голову.
- Что ж ты, падла, наделал? – зло сказал он. – Я за него косарь отдал.
- Будешь рычать, я его в твою шкуру заверну. – Макс говорил сдержанно. – На работе надо работать. Вызови Клопа.
- Иди ты… на хрен!
Рукоятка пистолета с хрустом вломилась охраннику в рот. Вместе со стулом тот грохнулся на пол. Макс наступил ему на голову ботинком, не давая подняться. Отпустил.
- Ты не на зоне, Хасан, здесь другие порядки. Субординация. Знаешь такое слово? – Макс склонился над пультом, защелкал тумблерами, послышался треск эфира. – Вызываю Клопа! Прием.
Макс поправил микрофон, в ожидании ответа покосился на охранника. Тот сидел на полу и пускал кровавые пузыри, выплевывая выбитые зубы. Макс повторил вызов, закурил.
- Клоп на связи, – откликнулся динамик.
- Как твой подопечный?
- В конторе.
- В конторе? Доложи по порядку.
- ГУВД. Городское управление. В 7 утра вышел из дома, 2 часа провел в гостинице, потом в контору пошел. Пешком. Минут сорок назад. Пока не выходил, жду.
- Продолжай наблюдение, скоро подъеду. Конец связи.
Макс отключил рацию, продолжая курить, взялся за телефон. Длинные гудки следовали один за другим, трубку не снимали.
- Стоять! – сказал Макс, заметив, что Хасан начал обходить его, намереваясь добраться до автомата. – Неймется, дорогуша?
Хасан по-волчьи сверкнул глазами и выпустил кровавую жижу под ноги.
- Все равно ты не пахан. Ты ссучился, властям служишь.
Макс тем временем набрал другой номер, трубку сняли.
- Привет, Джексон. Жду на базе, работа есть срочно. Нет, не все, – Макс покосился на охранника. – Передай Мамонту, я его протеже списал. Пусть пистон ему вставит в одно место. Все, отбой.
За время разговора Хасана словно подменили. Он сник, кисти рук заелозили в воздухе, как будто он потерял дар речи и пытался перейти на азбуку глухонемых.
- Макс, ты чего, – выдавил он. – Прости, Макс.
- Мамонт простит. Я тебе не авторитет.
- В натуре, Макс. Пожалуйста, извини!
- На колени.
Хасан медленно исполнил приказание… В это время зазвонил телефон, Макс ответил:
- Слушаю.
- Дорогуша Макс? – шипящий голос был искажен дополнительным устройством. – Твой ублюдок у меня. Слышишь? – в трубке раздался детский голос. – Папа! – и тут же оборвался.
- Игорь? – лоб Макса мгновенно покрылся испариной.
- Игорек хороший мальчик, – голос был дружелюбен, не смотря на технические помехи. – Бормана пришлось убрать. Вот так, Макс! Прежде чем делать глупости, хорошенько подумай.
- Ты кто? – правое веко у Макса задергалось, нервный тик. В жизни не бывало. – Ты кто?
Но трубку уже повесили. Хасан по-прежнему стоял на коленях.
Продолжение следует.