Надоела мне жизнь, напоследок хочу
Испытать я любовь Клеопатры.
Я безумную ночь нынче с ней проведу,
Головой расплачусь только завтра.
Во чертогах пылают костры на столе,
Канделябры пьют воск золоченый,
Как служанка простая, царица при мне,
Вижу блеск ее глаз затаенный.
Наполняет вином кубок мой до краев.
Взором ласковым кровь разгоняет.
Грациозно мягки все движенья ее,
Предвкушением страсти играют.
- Ты известный поэт, а поэты умны,
Много женщин твой взгляд привлекает.
Неужели же чары мои так сильны,
Что и впрямь тебя смерть не пугает?
- Твои чары хвалить: хору мертвых вторить!
Я в тот хор попаду только завтра,
А сейчас я скажу, ты не знала любви,
Если жертвы свои убивала.
- Да ты дерзок, поэт? Что ж, я дерзких люблю.
До рассвета ты счастье познаешь…
- Клеопатра! Я за ночь заплачу,
Но меня ты отнюдь не прельщаешь.
- Ты! Поэт, не с ума ли сошел,
Хотя, впрочем, шути для начала.
Ну, посмотрим! Сколько ты искушен
В том искусстве противиться чарам.
И окончился пир, началась моя ночь!
Эта ночь пыткой адовой длилась,
До пожара в глазах моя пенилась кровь,
А царица, та прямо бесилась.
- Ты упрямец, поэт, все равно будешь мой.
- Клеопатра. Ты только царица,
Я отдал тебе жизнь! А зачем же любовь?
Ведь она так недолго продлится.
- О. Не бойся, любимый. Я тебя не казню!
Можешь завтра в дорогу пускаться.
Боже, скоро рассвет. На коленях молю!
Ты не дай мне несчастной остаться.
- Хорошо, будет так. Но сперва приведи
Ты священника в эти палаты,
А потом свою жизнь ты с моей обручи?
- Ни за что. О, злодей! Я согласна.
Вмиг священник явился, наши узы узлом
Завязал, расписав нас с царицей,
Клеопатры глаза тлеют синим огнем,
Нетерпение в них аж дымится.
Весь остаток ночи тут свернулся в клубок,
Страсти сильной не смея дивиться.
- Вот и утро? Сейчас, муженек,
Мы навеки с тобою простимся.
- Стража! – кричит. Я тотчас поспешил
Поцелуем ей в губы вцепиться,
А свободной рукой в кубок яд опустил.
Так и знал, что он мне пригодится.
Двое стражей в дверях появились и ждут.
Клеопатра встает, одеваясь.
Я вино пригубил, молча ей подаю.
А она… Она пьет, усмехаясь.
- Ты не женщина вовсе. Ты просто змея,
Со змеей, значит, я обручился?
- Ты все шутишь, поэт. Пошутила… и я.
А священником шут нарядился.
- Все равно, дорогая, пусть ад ждет меня,
Я последний, кого ты прельстила:
Ты отравлена, тварь! Она вздрогнула вся.
И уж мертвая мне поклонилась.
1983