Богу нужны грешники, чтобы покаялись праведники.
В ногу резво запустили яд рушащие памятники.
Сознанием дымным полны пленники лабиринта-куба.
Созданием чрез смерть творцы общепланетарного клуба.
Луба слои ещё целые, но спал давно покров пробки.
Лупа - глаз всевидящий средь людей - вынес тебя за скобки.
Сумку с летом собрал наскоро посетитель быстрых карет.
Думку добавил в копилку, покуда не впустил лазарет.
Трафарет - основа устойчивых образов, но не в сей час.
Минарет маяком из позабытых времён, услышь же глас.
Плачет всё небо весной, расплавляя ледяные глыбы.
Значится ли гуманность в спасении палача от дыбы?
Сгибы на контурах тайных карт средь гор векового дуба.
Рыбы гниль из брюха и не греет выношенная шуба.
Наготу душ в слепом беспамятстве не меняй на наготу тел.
На ходу спрыгни из поезда, летящего за зла предел.
Задел на будущее есть, но продержись ещё день и ночь.
Надел на главу венец, не спустив чуждые идеи прочь.
Прокариот на пути духовном, стойкость даёт покута.
Искариот внутри злобно шепчет, и в туман я закутан.
Зуда тела стерпеть мне трудно, раны засыпаю пудрой.
Груда долгов - даже родясь знатным браманом, помрёшь шудрой.
Каракурта страхов за будущее укус - жди паралич.
В края бурта сыпем зерно, после поста испеки кулич.
На клич знакомый отозвался, крикнув из глубины горла.
Обличь в наряды красные тех, чьи слова остры, что свёрла.
Не съесть больше чрева, как не прыгнуть выше своей макушки.
Насест занят птицами певчими, но средь них всё кукушки.
Осьмушки торчат тут, но основания уходят во мрак.
На мушки взяты звери, добровольно застелившие зрак.
Баул сказаний тащу, чтоб за одну жизнь вместить все сорок.
Саксаул кряжистый бросил тень в зное на пустыни полог.
Корок от мудрости, сбираю горсти, шепчу невнятное.
Дорог кафтан, но сменил на нужное лицеприятное.
Кудесник Встал в створ междумирья, обращая реки слов вспять.
Чудес для них яви, чтобы уверовать им мало распять.
За прядь богини вцепился, сплетя из неё для рук путы.
На пядь лишь продвинулся в смирении - правнук отцов смуты.
Витии усыпляют бодрость, вбивая в ум речей скобы.
Ретиво взбираюсь по камням вверх, сбивая о них стопы.
Чтобы однажды воскреснуть, прежде придётся пойти на смерть.
В добы час я Канатоходец, от бездны спасает лишь жердь.
Свет Луны в окне Дозорный, работник сверхурочной смены.
Нет ничего более постоянного, чем перемены.
Из пены морской до срока вышедшей на бренную сушу.
За стены ума зашёл, но впотьмах, так и не сыскал душу.
Родство с миром ищу, но На яблони не растут финики.
Раствор храню для пациентов душевнобольной клиники.
Циники мертвы душой - в человечьем обличии куклы.
Бесчинники за забором пятятся, наступая в угли.
В щебень дары отринутого прошлого, гремя надрывно.
Гребень дрёмы уложил головы, поющие заливно.
Наивно жаждущие равных порций солнечного света.
За дивным сиянием грёз в шёпоте алчного совета.
За место лучшее под Солнцем рвущие зубами глотки.
Уместно взывать к душам бьющихся за каюту на лодке?
Кроткий глас в упорном служении совершает молитву.
В нотке августовского ветра узнаю осени бритву.
Не вини в злобе актёра, играющего роль злодея.
Помяни предков в субботу о своих потомках радея.
Затея хитра И король сам делает новую свиту.
Потея от немощи злобный недруг стирается с виду.
Привязь уже не держит адских тварей, коих питает боль.
Витязь поднял знамя, чтоб из земли проступила ручьём соль.
Коль у одних здесь пир, то другие - в разрухе и впроголодь.
Моль множит всё пыль, возвещая неизбежного проповедь.
Топоты среди ночи, Взращивая дурные привычки.
Роботы, чей взор поглотил экран, уши съели затычки.
Кавычки над лозунгами серых про свободу и правду.
Частички родной земли помогли в походе Аргонавту.
В фарте дурном не ищи под напёрстком приз, хозяин полок.
На карте мира растут курганы, начав прежде рост с горок.
Морок на продавших родство за бусы и обещания.
Сорок дней прежде отсчитай с важного увещевания.
Лихие годины давят обществ гной, обнажая раны.
Стихии злой хор: суховея тенор и вьюги сопрано.
Планы гибки как степной ковыль, сточая одежды в ветошь.
Рваны потворством спящих, что источают в чистоту ретушь.
Им невдомёк, что перемены плодят лишь перемены.
Дым, мотылёк, ждущий пламя, и мы там, где поют сирены.
Гиены, стаей сбившись, пытаются добыть силой силу.
Смиренны узревшие сияние, взмолившись Светилу.
Ведь Тщета сущего таится в самой сути тщеславия.
Предмета каменного прочность лежит в россыпях гравия.
В нави я бодрствую всё чаще, собирая теней плавность.
Здравия ища меньше покоя, вбирая в нутро разность.
Спутник блуждающих меж веков, сжатый кольцами Сатурна.
Путник петляющих дорог, чьё тело до поры ждёт урна.
Дурно в душе уж не будет, вернувшись к начальным истотам.
Бурно, но нет скорби по покинувшим тебя нечистотам.
Чтобы услышать зов из глубин - слушаю внутренний голос.
Тропы сбираю пятами, не ища цветов, взращу колос.
Полоз явился во дрёме средь древних гор - мудрый исполин.
Толос всё устремлён колоннадой ввысь средь зелёных долин.
Пазухи носа облегчил, выгнав накопившуюся слизь.
Засухи сердечной давно не место - море страданий близь.
Злись сам на себя, но прозрей, коль по природе мы смежники.
Ввысь алые знамёна, шатрами Тюльпаны-подснежники.
Западники распалили костёр, подпалив свою тогу.
Маятники в кач, собирая колосья к одному стогу.
Живопись: "Русская боярышня за прялкой" Милорадович Сергей Дмитриевич