Забуровила кровь, почернела
И, горячая, в землю ушла.
И осколком пробитое тело
Засосала болотная мгла.
И, от боя смертельно уставший,
Он, конечно же, видеть не мог,
Как под озимь распаханной пашней
В небытьё отходил его полк.
До весны пролежал он, уткнувшись
В торфяную промозглую тьму,
И не слышал болтливой кукушки,
Обещающей вечность ему.
Знать не ведал гвардеец до сроку,
Что порой, золотою вполне,
Лист спорхнёт на его гимнастёрку
И сгниёт на обмякшей спине.
Не почтили солдата ночлегом;
На плаву дервенел, как бревно.
И, притопленный выпавшим снегом,
Погрузился на смрадное дно.
И затинила очи дремота,
И в глазницах означилась брешь…
Но, когда возвратилась пехота
На оставленный ею рубеж,
И скомандовал ротный: «В атаку!» –
Он поднялся, от грязи тяжёл,
И навстречу рычащему танку
С проржавелой гранатой пошёл...