Приказ «О мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной Армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций» (или в просторечии «Ни шагу назад!») — приказ № 227 от 28 июля 1942 года.
***
Он в атаку пошел, только начал стонать
И при первой возможности сдался,
Почему мне не дали его расстрелять,
Когда Он среди нас оказался.
Командир запретил, нужен здесь трибунал,
Там решат в штрафники или вышку,
Я конечно молчал, только губы кусал
Отхлебнув спирта теплого лишку.
Это что же выходит, мы тут спорим с огнем,
И со смертью играемся вольно,
А вот Он получается, как не при чем,
Мне ж за мертвых обидно и больно.
Папироску скрутил –братцы дайте огня,
Покурю, успокою волненье
Но в атаку пойдем, кто удержит меня
Привести приговор в исполненье.
На войне не бывает пропущенных дней,
Там неделя сплошной понедельник,
Враг конечно силен, но предатель страшней,
Он же в спину стреляем мошенник.
Снова бой по утру, ротный крикнул пошли
Завтрак видимо нам не положен,
Мы на смерть нарвались, а его увезли
С приговором был СМЕРШ осторожен.
И катилась война, дни считала страна,
Сколько там этих дней до границы
Вот уже и майор бывший наш старшина
Реже стал на ребят материться.
Вдруг я вспомнил Его, жив ли наш паренек ?,
Видно сгинул в штрафных батальонах,
Но в один неприметный и хмурый денек,
ОН пришел в генеральских погонах.
Налетела братва не боясь озорства,
Разве так с генералами можно,
Только наш генерал улыбнулся едва,
Вы ребяты давай осторожно.
А что было со мной ?, бой случился, как бой
Полегло правда наших не мало,
И пришлось мне вести целый полк за собой
Просто вдруг командиров не стало.
Как узнали о том, приказал военком
Вы команду оставьте за этим,
Он один оказался в тот день мужиком,
За геройство его Мы отметим.
И вернули чины, и награды страны
И пошли, полетели недели,
А как взяли Мы Киев, то к началу весны
Мне звезду золотую надели.
На войне очень скоро решают вопрос,
С полководцами нет дефицита,
Вот и я до начальника фронта дорос
И все прошлое было забыто.
Вы простите меня, что я вас предавал
Перед вами мне не оправдаться
На колени упал боевой генерал,
Не судите родимые братцы…
И скатилась слеза, генерал зарыдал
Полк молчал, Даже вздоха не стало,
Только ветер шумел и листвою играл
Отменив приговор трибунала.
*Мы… целый час, оглушённые, молчали после того, как прочли приказ. По-настоящему я пришёл в себя только через несколько дней в Москве. Все эти дни мне казалось, что течение времени прекратилось. До этого война наматывалась как клубок, сначала как клубок несчастий, потом, в декабре сорок первого, этот клубок как будто начал разматываться, но потом он снова начал наматываться, как клубок новых несчастий. И вдруг, когда я прочел этот приказ, словно всё остановилось. Теперь движение жизни представлялось в будущем каким-то прыжком — или перепрыгнуть, или умереть!**