Он пытается вставить мне свои глаза,
Чтобы через меня вновь смотреть на себя,
Созерцая привычную картину,
Чуть разбавленную моими слезами.
Но я больше не плачу,
Так что, не выйдет, милый.
В мире, где нет граней, нет чёткости и в половинах.
Я сохранила чуть больше, именно с этим расчётом:
Цвет субмарины Orange,
И она не о прошлом.
Моё простое, чистое, преданное,
Со всей своей истовой парадоксальностью
Будет касаться книги пальцами нежными,
Даже если одна обложка останется.
(от воображаемого «Молота ведьм»;
не удержалась, оскалилась)
Глаза мои – тёплая медь, основа старинных зеркал.
Ими буду смотреть!
Заворожено
На кипящие в тигле
(со его слов записано верно)
образы замороженные.
Взгляд мой при свете дня ласкал скалы,
Тернистые тропы слов и слов болота,
берега незнакомых новых,
Серо-розовых городов,
Обнимал заболевшего мальчика,
Горевал о погибшем «рейсере»,
Радовался дождю.
Ни на йоту не сдвинулась значимость!
Я не бисер шью, траурными полосами на кору берёз,
А собираю многоцветье мозаики на фасаде здания.
Два заводных апельсина – глаза мои.
Игральными костями брошены на стол стопки близких лиц.
До чистого листа исписать ещё столько предстоит страниц…