Откроется
Узор, рисуемый зимою
на всей поверхности окна,
который я никак не смою…
Вмиг удалит его весна.
Пейзаж откроется весенний
и запахом обдаст меня.
И без предвзятости сомнений
вдруг шествие начнётся дня.
До самого заката солнца
я буду наблюдать пейзаж,
как погружается он в сонность,
в подземный уходя этаж.
Как тени исчезают, звёзды
выходят будто напоказ,
ветвей меняются вдруг позы,
а ветер входит вновь в экстаз.
Цена молчанья
Не золото молчанье, бронза,
известно всем, не только мне.
А слово, сказанное грозно,
ложится тенью на стене
неверия и отчужденья
с бессмысленностью громких строк.
Неадекватность поведенья
в неоспоримости – порок.
Не скроешь гробовым молчаньем,
он на поверхности лежит.
Соблазн звучит скупым журчаньем,
вокруг да около кружит
проблем отчаянного свойства.
Молчаньем вскрыто изнутри,
что вызывает беспокойство,
проходит всё на раз, два, три.
Забронзовевшее молчанье –
не сказанная вами ложь,
а золото есть почитанье,
цена всему в том ни на грош.
Мой парус движется по морю
неразберихи и молвы.
Я с волнами безвестья в споре
за достоверность синевы.
На небе странного покоя
безоблачность без полотна,
где льётся синева рекою,
что бесподобностью плотна,
впадая в море отрезвленья
и избавленья от тоски,
невоплощённого мгновенья,
где фьорды ветрено-узки.
А ветер парус напрягает
и отступает тишина.
С волной свободною играет
серебряная ночь-луна.
Мечты взлетают в поднебесье
и возгораются зарёй.
Краснеет с ходу мелколесье
предутренней, как стон, порой.