Сияли жёлтые огни;
калоши мокрые - панели.
В палитре городских лепнин
душа коптела еле-еле..
Стояла тёмная вода,
и фонари соломой лунной
(разлита лужею скирда)
чертог каймили Чистопрудный.
И ночь безмолвною была,
в ней было что-то от Ван Гога,
царевной спящею плыла
она к любовникам в берлогу,
в которой плакалось её
несчастье в браке с нелюбимым,
его кормилось забытьё
от дум тоскливых по любимой.
И связи тайной не сокрыл,
под сенью было их укрывший
готических горгулий крыл,
дом, флирт нелепо обнаживший:
«Мне, право, сударь, невдомёк,
зачем вернулся он так спешно -
забыл ключи иль кошелёк,
и да прости за шаг небрежный».
«Ключи с тобою мы вдвоём
от чести растеряли в страсти;
устроили шальной мальштрём -
прости и ты за те напасти».
Он, покидая будуар,
был оттого теперь не весел,
что может речь - Au revoir
как приговор греметь невесты.
— Постой, постой, о Натали,
теперь тебе хочу сказать я..
— Ты только, милый, не юли, —
рекла ему в ответ Наталья.
— Теперь тебя спросить хочу-
мы вместе? Ты меня простила ?
Она ответила лишь: «Чу», —
оборки платья теребила...