Колдун. Часть 3.
С усильем разгонял я тяжкий сон.
Он вниз тянул, как смрадная трясина.
И вырвался из горла скорбный стон,
Когда открылась страшная картина.
На стенах белой плесени следы.
Клубится мрак в углах сырой темницы.
Сознание свершившейся беды
Пронзило разум ледяною спицей.
Недалеко висел в цепях скелет,
Обглоданный голодными мышами.
Когда-то в бархат и шелка одет,
Теперь тряпьё набитое костями.
Звучал тоскливо капель тихий стук.
Давили руки мне стальные путы.
А неизвестность-мать душевных мук
Часами плена делала минуты.
Я видел дней прошедших полотно,
Нечеткое, словно мираж в пустыне.
И светлое среди теней пятно,
Маяк средь бури-память о Рамине.
Как предсказал колдун, наутро жрец
Явился в окруженье пышной свиты.
И объявил: «Принцесса под венец
Пойдет с героем славою покрытым.
Я завтра в полдень совершу обряд.
И явится исчадие из бездны.
Земля исторгнет с ревом дым и смрад,
А тучи полонят покров небесный.
Обрушится, как тяжкий камень, гром.
И страх прервет на миг твое дыханье.
На площади останешься вдвоем
Лицом к лицу с ужасной, адской тварью.
Готов ли ты? С тебя последний спрос.
Не онемеет сердце перед битвой?»
Мне показалось, что язык к устам прирос,
Но я ответил, пусть без должной прыти.
«Проделал я не зря столь длинный путь.
Надежен щит, а меч, как бритва, острый.
Не робкого десятка и спугнуть
Меня словами грозными не просто.»
Колдун меж тем безмолвием объят,
Стоял в углу, потупив скромно око.
Ему я был с недавних пор не рад,
Но без поддержки стало одиноко.
Нахмурился, ответ услышав, жрец.
И вышел прочь, ступая величаво.
«Не знаешь ты, как близок твой конец»
Подумал он: «И ждет тебя расправа.»
Колдун со слугами внесли ларец,
Украшенный потертою эмалью.
Покрытый патиной в нем был венец
И меч старинный из поблекшей стали.
Из темной бронзы также круглый щит
И мастерски сплетенная кольчуга.
Одевшись, приобрел я грозный вид.
В глазах лишь удаль, тени нет испуга.
«Сии доспехи-плод моих трудов»
Сказал колдун с улыбкой горделивой.
«Меч превращает жен в несчастных вдов.
Немало недругов поверг ретивых.
Забытый всеми доблестный герой
Владел когда-то этими вещами.
Он спит давно в могиле под горой
Сокрытой ото всех его сынами.
Еще при жизни древний чародей
Заклятье наложил на меч и латы.
В кровавой битве ни один злодей
Не сможет их пробить мечом булатным.
Ведомый в полночь бледною луной,
Извлек ларец из сырости могильной.
И слышал еще долго за спиной,
Как воет страж от ярости бессильной.
Укроет от когтей надежно щит.
Не подведет упругая кольчуга.
А подвиг твой сердца разбередит.
Любовью преисполнится подруга.
Без лени ты освой до завтра меч.
Ждет во дворе тебя известный мечник.
Науки постарайся суть извлечь.
Будь древком, я ж направлю наконечник».
До вечера я во дворе мечом
Махал, и пот на землю падал градом.
Затрепетал закат вдали свечой,
И ветер, наконец, принес прохладу.
Доспехи с облегчением я снял,
И смыл с себя следы науки ратной.
И меткою стрелою наповал
Сразил меня, не целясь, сон приятный.
Баюкала шуршащая волна.
Румянец красил свежий лик Рамины.
И пены растворялась седина,
Впитавшись в юбку цвета апельсина.
Со смехом приподняв рукой подол,
Она бежала вдаль по кромке моря.
Я важное в душе своей обрел,
Отбросив прочь груз мелочного вздора.
И словно птица, над землей паря,
Я любовался разноцветным миром.
Но голос чей-то произнес: «Пора».
Плечо тряхнул движеньем торопливым.
Навис, как коршун, надо мной колдун.
Одетый, словно принц, в наряд восточный.
Он был на удивленье свеж и юн,
Но взгляд пугал колючий и порочный.
Свершив неспешно утренний обряд,
Надел на тело кованные латы.
Лихих гвардейцев во дворе отряд
Приветствовал нас кличем троекратным.
Слуга подвел буланого коня.
Он весь дрожал от удали строптивой.
Колдун, как тень, шел позади меня,
Делясь своей для всех незримой силой.
Горнист поднес к губам блестящий горн.
Раздался звук протяжный и надрывный.
И ветер, прилетев с отрогов гор,
Вдруг отозвался свистом заунывным.
Нас за стеною встретила толпа.
Всех заглушая, били барабаны.
Я незаметно пот утер со лба.
Пекло нещадно, хоть и было рано.
Процессия меж тем держала путь
По улицам извилистым столицы.
И выгнулась стальной дугою грудь
Я радость и любовь читал на лицах.
Вот впереди ристалища стена
Возвысилась. Взметнулись в небо флаги.
Меня превозносила вся страна
И сердце преисполнилось отваги.
Под вопль пищалок, завыванье труб
Мы въехали на круглую арену.
Улыбка не сходила с моих губ,
В душе своей я видел перемену.
Восторг толпы, как крепкое вино,
Прогнал все страхи, поселил веселье.
Как жаль, что нам предвидеть не дано
Столь тяжким может быть потом похмелье.
На возвышенье важный, как король,
Раскинув в жесте дружелюбном руки,
Изысканно приветствовал герольд,
Перечисляя все мои заслуги.
А рядом, гордо голову воздев,
В сияющей алмазами короне
Сидела красивейшая из дев,
Наследница на белоснежном троне.
И без изъяна малого черты
Явились миру, как венец творенья.
Дух замирал от этой красоты.
Она равна богине без сомненья.
Сверкало безупречное чело.
Как крылья, трепетали нервно брови.
А тело, что на зависть создано
Скрывало платье цвета свежей крови.
Но взгляд ее был стали холодней.
Наотмашь била им без сожаленья.
И во стократ Рамины лик милей
Казался мне с принцессою в сравненье.
Фанфары прозвучали наконец.
По знаку стихли сразу все трибуны.
И на арене появился жрец.
Его одежду украшали руны.
А следом семенил огромный раб.
Тащил с собой на привязи барана.
Он упирался, но был слишком слаб
Порвать петлю надежного аркана.
Раб быстро привязал его к кольцу
И скрылся вмиг подобно черной тени.
Змеёю страх полз по его лицу,
И видел я дурное в том знаменье.
Невиданный вершился ритуал.
Жрец начертил загадочные знаки.
Затем истошно что-то проорал,
Как будто его грызли вурдалаки.
Повисла над ареной тишина.
Казалось, слышу я биенье сердца.
Во рту шершавом высохла слюна.
А жрец ушел, закрыв стальную дверцу.
Противная прошла по телу дрожь.
Услышал я предсмертный крик барана.
Невидимый разрезал землю нож.
Посредь арены распахнулась рана.
Пыль поднялась крутящимся столбом,
А воздух пропитался жутким смрадом.
Подземный мир исторг кровавый ком,
Какого-то неведомого гада.
Расправился, словно цветка бутон.
Текли по телу сгустки красной слизи.
«Я не смогу нанесть ему урон,
Тем более лишить проклятой жизни».
Подумал я и липкий, подлый страх
Сковал меня и дух отправил в пятки.
И слабость разлилась свинцом в ногах.
Я к выходу попятился украдкой.
А демон с ликом страшным мертвеца,
Содрав с себя остатки дряблой кожи.
Одним лишь видом охладил сердца
У зрителей от черни до вельможей.
Похожий на сошедший с гор валун.
На лапах толщиной не меньше дуба.
Опасней, чем описывал колдун.
В ухмылке обнажил гнилые зубы.
Затем он испустил протяжный рев,
Похожий чем-то на металла скрежет.
От этих звуков стыла в жилах кровь,
Бред породить не смог бы эту нежить.
Неумолимый, как лесной пожар,
Он двинулся, направив в шею коготь.
Щитом я первый отразил удар.
Мне показалось, что сломался локоть.
Упал я тяжко на сухой песок,
Раскинувшись, как коврик у порога.
С таким успехом я, наверно, мог
Беспечно выйти против носорога.
Из под удара я себя едва
Убрал. И пролетела лапа мимо.
Мгновенье позже-стала голова
Такой же, как раздавленная слива.
Я меч поднял, за жизнь свою борясь,
А коготь разорвал звено кольчуги.
Чудесный оберег от смерти спас,
Но сталь не вынесла такой натуги.
Когда, казалось, близок мой конец.
И тварь, нависнув, пастью угрожала.
Я размахнулся, словно в поле жнец.
Меча мелькнуло огненное жало.
И над ареной прокатился крик.
Я чувствовал, как забурлила сила.
Меч, словно в масло, без труда проник
В чудовище и кровь ключом забила.
Исторгнуло отродье страшный зов,
Вернуться захотев в миры иные.
И поглотил его бездонный ров,
Как-будто битвы не было в помине.
Я зрителей не различал слова,
Они звучали, словно шум прибоя.
Внезапно закружилась голова.
Мрак, подхватив меня, унес с собою.
Теперь я пленник. Колдовская тьма
Проникла незаметно в мои мысли.
В углу раздался писк и кутерьма.
Сновали тут и там незримо крысы.
Тоскливый скрежет ржавого замка
Раздался и привлек мое вниманье.
Донесся звук шагов издалека.
Оранжевой звездой сверкнуло пламя.
Прильнув к решетке, высился колдун.
Я мог его лицо принять за маску.
А глаз шальной сверкал, как сотня лун.
Он снял с другого черную повязку.
Под ней зияла красная дыра,
И росчерк багровел кривого шрама.
Я словно мельком заглянул за край,
Бездонная внизу развезлась яма.
«Что же молчишь теперь ты, мой дружок?
Как будто бы не рад увидеть, что ли?
А знаешь, моей клятве вышел срок,
Что дал тебе, когда я был в неволе.
Ты добрый и наивный дурачок.
Таких как ты обманывать несложно.
Наживку лишь насадишь на крючок
И ждешь свою добычу осторожно.
Когда-то мне попался манускрипт,
Где говорилось о стране на юге.
Читал его и слышал ставень скрип,
Настойчиво стучала в окна вьюга.
Всю ночь томилась на столе свеча,
Пока читал я выцветшие строки.
А ветер за окном вдруг замолчал.
Он был, как я, такой же одинокий.
И захотелось мне златой венец,
Надеть однажды, мужем став принцессы.
Не мог помехой стать строптивый жрец,
Он в магии не смыслил ни бельмеса.
Но было все ж препятствие одно.
Я должен был сразить посланца ада.
Тому, кто тьме отдался не дано
Сорвать цветок из дьявольского сада.
Как капли по стеклу, текли года,
Но в деле том я не достиг прогресса.
Останется, казалось, навсегда
Мечтой недостижимою принцесса.
Я жил в то время в северной стране,
Подавшись в услужение богине.
В высокой башне в полной тишине
Науки чтил, что позабыты ныне.
Но в битве страшной понеся урон,
Среди болот укрылся я до срока.
Я слышал изредка далекий зов ворон,
Да в небе промелькнуть могла сорока.
Окрепнув, я пустился снова в путь.
В поместье поселился у магната.
И обещал ему, что будет ртуть
Заклятьем обращаться мной во злато.
Трудами был доволен старый князь,
День ото дня без меры богатея.
Однажды на мои слова озлясь,
Он понял, в чем опасность чародея.
Как можно тигра удержать за хвост?
И на груди своей пригреть гадюку?
Вам кажется, что я смирен и прост?
Я ж для забавы с корнем вырву руку.
Призвав на помощь мудрого волхва,
В час, когда сил моих осталось мало,
Произнесли запретные слова,
Я стал забытым узником подвала.
Ты простодушен, глуп и духом слаб.
Поддавшись на мольбы и уговоры,
Польстился на богатство, слуг и баб
И отомкнул волшебные запоры.
Я время колдовством отправил вспять.
Попали мы в страну из манускрипта.
Названье ее трудно отыскать,
Она древней Аккада и Египта.
Мне нашептали духи хитрый план,
Как выстрелом одним сразить двух зайцев.
Расставить где ловушку, где капкан,
Чтоб на опасность ты смотрел сквозь пальцы.
Поверив лживым и пустым словам,
Ты вышел на смертельный поединок.
Не мог сразиться с адской тварью сам,
Но под рукой тот, кто влюблен и пылок.
Ты видел, как меняется мой лик.
Несложно стать на принца мне похожим.
Вчера был сгорбленный, седой старик,
Сегодня юноша с янтарной кожей.
Надеюсь очень, что меня простишь.
Не быть тебе среди гостей на свадьбе.
Рахат-лукум, халву или киш-миш
Отведать не дадут в моей усадьбе.
Судьба твоя печальна, паренек.
Младую плоть растащат нынче крысы.
Такой я преподам тебе урок
В награду за нахальство и капризы.
Взойдет на небе красная луна,
И Темный бог во мне признает сына.
Ему в подарок будет отдана,
Взойдя на эшафот твоя Рамина.
Ну а теперь довольно глупых слов,
Меня давно уже к принцессе звали.
Я б пожелал тебе приятных снов,
Да только это сбудется едва ли.»
Затихло эхо от его шагов.
Лишь капель стук звучал во тьме печально.
И шорох лапок серых, злых врагов
Заставил сердце трепетать отчаянно.
И ярость заменил холодный страх.
Дыханье смерти в том была причина.
Пугал меня не столько жизни крах,
А мысль о скорбной участи Рамины.