ЗАПАХ ЛАНДЫША... Глава 12 Военные будни
Три дня отпуска, объявленные командиром, Илья с Сашенькой провели в своём новом секретном месте - строили, оборудовали и улучшали крохотное жилище, купались в ерике и страстно любились, под шорох листьев на ветру и под мигание звёзд на ночном небосводе. В отряд ходили только днём, обедали со всей бригадой за дубовым столом и набирали с собой котелок еды впрок, на ужин и завтрак. Шалаш был почти готов, осталось из камней сложить печку в углу и сделать дымоход в боковой стене, чтоб дождь и снег не затушили огонь. Илья советовался с бывалыми мужиками из отряда, которые умели и строить, и сеять, и охотиться, и рыбачить. Многим хитростям он научился за три дня, и их с Сашенькой новый домик из еловых лап, получился на славу! И на третий день их отпуска, в отряд из рейда вернулся Олег с двумя партизанами. Увидя Шурочку живой, он обрадовался, а от невредимого Ильи вздрогнул, сверкнул чёрными очами и молча полез в землянку.
А вечером командир вызвал молодожёнов в штаб и объяснил задание на ночную разведку. Надо было из городка - как раз, где живёт сашина бабушка - рассмотреть ближние немецкие позиции на том берегу, и по-возможности, запомнить как можно больше подробностей... Приближаться к ним было очень опасно, поэтому надо вести наблюдение с какой-нибудь крыши высокого правого берега. Саша вспомнила, что у бабушкиного соседа Мишани есть голубятня, и оттуда заречье видно, как на ладони!
- ДобрО! - командир помолчал - А через речку переплывать вам ночью, в самом узком месте, там, где крутой поворот - и он ткнул пальцем в карту - На плёсе зайдёте подальше, и плыть останется метров пятьдесят, - и добавил - Будьте осторожны, ребята! И вернитесь живыми!
- Есть, вернуться живыми! - за двоих козырнул Илья.
В рейд собрались быстро, взяв самое необходимое. Сашенька посмотрела на Илью с немым вопросом.
- Всё будет хорошо! - ответил он на её взгляд.
- Я не об этом... - Саша помедлила... - надо ли бабе Глаше рассказывать про твой амулет... а вдруг не благославит... - она испуганно помолчала, а потом тихо но твёрдо закончила - Я без тебя жить не буду.
- Да что ты, милая! Ясынька моя! - теперь испугался Илья. Но тут же, вспомнив самое важное, облегчённо успокаивал Сашеньку - Ты опять забыла... Амулет должен быть целостным! - он целовал её волосы, пахнущие весной - Поэтому мы всегда будем вместе! - и весело добавил - А мы сначала попросим у бабушки благословения, а потом уж скажем про амулет! - И они оба рассмеялись, такому простому и мудрому выходу из положения!
Вышли из отряда в сумерках, три часа добирались до плёса - то лесом, то полем, то прибрежными зарослями камыша и рогоза, пригибаясь на открытых участках. Луч прожектора с этого пологого берега, где было расположение немцев, изредка пробегал по водной глади, выхватывая из мрака кусочки пейзажей, с домишками на не крутом побережье. Илья с Сашенькой с полчаса наблюдали периодичность вспышек, и вычислили, что на переправу у них минут десять, поэтому надо подготовиться, и как только пробежит очередной луч, быстро плыть на тот берег. Разделись в камышах до нага, туго завернув одежду в рубашку и надели эту чалму на голову, завязав рукава под подбородком. Переглянулись, прыснули от смеха и пошли по отмели в глубину, прикрытые рогозом, растущим вдоль плёса. Зашли в воду по пояс и ждали луч прожектора.
Как только он пробежал по водной глади, юные партизаны быстро поплыли брассом, тихо и без всплесков. Добрались до берега раньше очередного луча, присев за небольшой кустик у кромки воды. Ночь была прохладная, вода тоже, они сидели обнявшись, стуча зубами, и мокрые голые тела покрылись мурашками. Наконец, луч проскользнул, и ребята стали быстро, по-военному, одеваться. Рукава нижней рубашки, которыми под подбородком завязывали узелок с вещами, были мокрыми, но зато остальные вещи, абсолютно сухие! Согревшись в одежде, они взобрались по тропинке на берег, в интервалах между скользящими лучами прожектора, и скорым шагом направились в сторону бабушкиной избы. А минут через двадцать уже перемахнули плетень на её леваде и подобравшись к двери домика, тихонько постучали. Баба Глаша отворила сенцы и ахнула, признав внучку в тусклом свете уличного фонаря. Сашенька кинулась ей на шею, только сейчас остро почувствовав, как она соскучилась! Обе даже расплакались от радости, а Илья, с блуждающей улыбкой наблюдал в полумраке эту душещипательную встречу. И тут же, как-будто уловив его флюиды, Сашенька повернулась к нему, а обратилась к бабушке
- Познакомься, бабуль, это... - она запнулась на долю секунды - мой муж! - выпалила она и перевела взгляд на опешившую бабу Глашу.
Та пристально вглядывалась старческими глазами в молодого человека, а потом улыбнувшись чему-то, спросила
- Это тот самый, который "разве так бывает"? - аж помолодела баба Глаша.
Шурочка прыснула в ладошку
- Тот самый! Ага! - она снова обернулась к мужу, представив его бабушке - Это Илюша, бабуль! Самый лучший на свете! - глаза её сияли, а щёки горели.
- Ну, это понятно! - и баба Глаша опять изучающе оглядела парня.
А Илья шагнул к ней, тоже обнял, как родную и сердечно произнёс
- Я её очень люблю! И всегда буду беречь! Обещаю! Благословите нас!
Баба Глаша расстроганно вытирала набежавшие слёзы кончиком косынки и приговаривала
- Будьте счастливы! Будьте счастливы, детки!... - и размашисто троекратно осенила их крёстным знаменем.
А потом они сидели за столом и разговаривали, пока в чугунках на печке кипела картошка и сушёная вобла к позднему ужину. Новости про амулет решили отложить до утра, многозначительно переглянувшись. Поужинав, баба Глаша постелила внучатам на кровати, а сама устроилась на топчане на пуховой перине.
Молодые проснулись от солнечного луча, блеснувшего в оконце из заречья, и от возни бабы Глаши с ухватами и чугунками. Она уже по-немного подтапливала печку, чтоб согреть избушку после ночи и чтоб сготовить пищу. Дров ей помог напасти Мишаня. "Дай Бог, ему здоровья!" - приговаривала бабушка, шурудя кочергой в горниле. Сладко потянувшись, Саша улыбнулась Илье, но тут вспомнила, что мирное время кануло в лету и они на задании. Наскоро умывшись и позавтракав, она побежала до избы соседа Мишани. Как же он обрадовался!
- Жива! Шурка, жива! А мы уж с бабой Глашей, не знали, что и думать! - затараторил Мишаня, но Сашенька прервала эти радостные возгласы
- Спасибо тебе за бабушку! Но сейчас мы по делу... - и рассказала Мишане, как обстоят дела.
Потом он сбегал за Ильёй, коротко познакомились, и все трое полезли по шаткой лесенке на крышу в голубятню, обозревать зареченские позиции немцев. Зарисовывали, чертили, запоминали...
А потом до вечера в бабушкиной избушке, юные лётчики-партизаны, удивляли бабушку и Мишаню рассказами про воздушные бои, про опасные рейды за линию фронта и про свой первый орден за сбитых мессершмиттов. Но самое главное ребята приготовили на потом, и когда казалось, беседа иссякла, Сашенька открыла ей второе дыхание
- Бабушка, а ты помнишь про амулет? - начала она издалека.
Баба Глаша встрепенулась и вопросительно посмотрела на внучку.
- Я нашла ещё одну часть! - заинтриговала бабушку Сашенька. Та оживилась, глаза в сетке глубоких морщин, засветились
- Где? У кого? И чей он будет? - нанизывала вопрос на вопрос, бабушка.
И тут заговорил Илья. Он признался, что является прямым потомком седьмого колена цыганки ведуньи. Баба Глаша вздрогнула и опять стала пристально вглядываться в парня, но теперь с другого ракурса. Вспомнился ей её хилый первенец, отошедший в мир иной по заклятью старой цыганки, потомок которой стал мужем её Сашеньки. И привиделся бабушке и неслух Аким, накликавший беду на весь их род. И не только на их... Молчание затянулось... Все ждали, что скажет баба Глаша. И только Мишаня безтолково переводил взгляд с одного на другого, ничего не понимая.
И вот, когда тишина стала невыносима, и нетерпение читалось на всех лицах, бабушка часто заморгала, инстинктивно разглаживая сухой ладонью старую скатёрку, и наконец сказала
- Нету здесь виноватых... Одни пострадавшие! - она опять взяла длинную паузу, чтобы молодёжь осмыслила суть фразы - Только любовь и прощение погасят эту давнюю злобу между родами... - твёрдо уверила бабушка - ЛюбИте друг друга и ищите третью часть амулета, и тогда страдания закончатся навсегда! Заклятье кончается на вас, младенцы гибнуть не будут... но страдания продолжатся, пока амулет не собран воедино! - закончила откровения баба Глаша.
Мишаня аж заёрзал на табурете, ожидая объяснений этой мистической драме. Но все молчали, ни у кого не было желания ворошить старый улей. Илья, увидев нетерпение соседа, кивнул ему на дверь, и они вышли в сенцы, где Илья и поведал ему вкратце давнюю историю...
А в ночь, Илья с Сашей, крепко обняв и поцеловав бабу Глашу, и пожав руку Мишане, отправились в обратный путь. Снова бабушка троекратно осенила их крёстным знаменем - они уже не смущались, хоть и были комсомольцами - и шопотом читала им вслед Отче наш...
Переправились назад без приключений, и дойдя до леса, когда опаснось миновала, долго и страстно целовались под старой раскидистой елью.
- Ну вот, глупенькая, а ты боялась! - шептал Илья, гладя ладонью её лицо и волосы - Бабушка у тебя очень мудрая и любит тебя! Но я люблю сильнее! - и он опять целовал её в горячие губы, запустив ладонь в русые локоны...
Добрались в отряд к полудню, сразу узнав трагичные новости - их отряд осиротел на двух бойцов. Это была первая потеря партизан, немец стремительно рвался к Москве, фронт был далеко на востоке, и они уже находились в глубоком тылу, наступающих сил вермахта. Теперь работать надо будет с удвоенной осторожностью и в рейды отправляться в составе, не менее четырёх человек. Дислокация отряда была очень удачная, с юга и запада простирались непроходимые болота, только местные аборигены знали тайные тропы в сердце трясины, и если их местоположение будет обнаружено врагом, придётся уходить в глубь болот. Но пока работали отсюда, взрывали мосты и переправы через реки, обездвиживали железнодорожные пути и шоссе, чтоб хоть чуть задержать врага, и дать столице подготовиться к отпору.
Дядька Матвей долго изучал чертежи лётчиков, одобрительно кивал и цокал языком, удивляясь, какие огромные силы стягивались для удара по Москве! Потом послал радиограмму в ставку, передал им подробные разведданные и получил новое задание.
А после обеда Колька выбежал из штаба и зычно крикнул
- Тарасов, Злобин, Сёмина! К командиру! - и довольный выполненной миссией, опять нырнул в штабную землянку.
А Илья с Олегом уставились друг на друга, потом на Сашу, и пошли выполнять приказ.
Командир объяснил им задачу. В ближнем селе на окраине стоят пять немецких грузовиков с оружием и боеприпасами, ждут починки моста, взорванном четвёртого дня партизанами. При машинах, взвод автоматчиков. А основные силы размещены в центре села. Надо угнать грузовики, убрав взвод охраны, и успеть уйти до того, как рота встанет в ружьё. Дядя Егор, с которым брали штандартенфюрера в мерседесе, был ранен во вчерашнем рейде, а больше водителей, кроме лётчиков, нет. С ними пойдут семеро партизан, обезвредить автоматчиков, а лётчикам надо угнать хотя бы три грузовика - и немцу ослабление, и отряду арсенал. Силы неравные, брать машины будут на рассвете, в рассчёте на внезапность! Выходить надо после полуночи, чтоб к восходу быть на месте.
Ночи в октябре уже холодные, опавший лист пахнет прелью, ватные штаны и фуфайка непривычно сковывают движения, и лёгкий пар вырывается при дыхании. Десять партизан споро шагали в кромешней тьме по лесу, ночь октябрьская проморзглая и безлунная. Впереди шёл местный житель, знающий эти места, освещаяя дорогу фонарём, а замыкал шеренгу Афанас-автоматчик, крупный детина, косая сажень в плечах, и отменный стрелок.
Подобрались к посёлку, когда небо начало сереть, и очертания хат и грузовиков принимали всё более чёткие линии. На карауле у машин стояли двое, остальные, видимо, спали. Афанас и ещё один жилистый сильный партизан, тихо убрали часовых и махнули своим, чтоб заводили машины. И тут полусонный немец вышел из хаты по малой нужде, и увидев партизан, завопил на всё село - "Русиш! Русиш!" Афанасу пришлось стрелять и обнаружить себя, следом в окна хаты полетели гранаты, но немцы выскакивали в кальсонах из всех щелей, под взрывы бомб, и строчили наугад из шмассеров!
Илья кинулся прикрыть Сашу, бегущую к кабине грузовика, тоже сделал и Олег, и автоматная очередь задела их обоих. Партизаны обезвредили оставшихся фрицев и полезли в грузовики, в кабину и в кузов. Саша уже завела первую машину, сердито урчащую, и ждала Илью и Олега, чтоб втопить педаль газа. Ранения у лётчиков были, видимо, не опасные, разбираться сейчас некогда, но оба были в состоянии управлять грузовиком. А вдали уже слышались выстрелы, крики и автоматная очередь, поэтому колонна стартанула без промедления! Летели сначала краем леса по грунтовке, дважды меняя направление, чтоб уйти от преследования, а потом направились прямиком в чащу леса.
Давно уже затих шум погони, когда машинам преградило путь зловонное болото. Партизаны, сидевшие в кабине, тут же кинулись перевязывать раненых - у Ильи был задет бок, пуля прошла навылет, по касательной, не затронув внутренние органы, а у Олега пуля пробила плечо, тоже пройдя насквозь. С двумя ранеными, в обход идти нельзя, это целых семь километров, и решили пробираться болотом, по прямой, так было меньше километра. За рулём-то раненые ещё справлялись, а вот при ходьбе, каждый шаг отдавался болью и кровотечением. Шли цепочкой, друг за другом, самые сильные бойцы страховали раненых, но им этот километр показался огромным и дался не легко!
А как только ступили из болота на твердь, Сашенька кинулась подставить плечо Илюше, чтоб опирался на неё, но четверо мужиков подхватили раненых под мышки и быстро доставили в лазарет на попечение Настасьи. Она была на пятом месяце беременности, живот ещё не сильно был заметен, но плод уже начал шевелиться, и Матвей часто прикладывал ладонь к её чреву, чтоб услышать рукой движение новой жизни. Настасья занялась ранеными, а все партизаны, которые были в расположении, потопали к грузовикам за ящиками с боеприпасами. Нарубили средних осин, обвязали ящики верёвкой, нанизав их на стволы, чтоб удобно было нести, двигаясь друг за другом, и не оступиться с тропы в трясину. До ночи разгрузили только один кузов, и уже падали от усталости и напряжения, ведь один неверный шаг, и поминай, как звали...
А Сашенька осталась помогать Насте ухаживать за ранеными, перевязала обоих, как только раны были обработаны. Илья держал жену за запястье, чтоб чувствовать её тепло, которое когда-то сразило его наповал и записалось на подкорке навечно. Олег тоже пытался коснуться её, как бы ненароком, и когда она склонилась над ним, осколок амулета вывалился из-под воротника, и Олег замер в оцепенении, ошарашенный этой мистикой, судорожно ухватив её за рукав. Илья видел, что Саше это неприятно и только сильнее стискивал зубы.
Он любил её безусловной любовью, ничего не требуя взамен и не имея никаких ожиданий. Всю свою недолгую жизнь прожил он без любви, и теперь невероятно дорожил этим чувством и их отношениями, и всячески оберегал предмет любви! Ему просто было очень хорошо и душевно уютно, с этим человеком, и хотелось, чтобы это не кончалось! Ревность, конечно, присутствовала, но не в виде чувства собственности, а в виде защиты любимой от неприятных посягательств.