Лето. Жара. Недалеко от меня расположилась полная семья. Папа полный, мама полная и двое мальчишек тоже полные. Время обеда, и на коврике с узором, в тарелках из фольги, все, что только можно пожелать на пляжном обеде: курица, истекающая жиром, зеленый лук, редиска, огурцы, помидоры, яблоки, сливы, виноград. В центре бутылка цинандали. Мальчишки хрустят огурцами, мама режет хлеб. Папа, крупный, розовощекий, с "Сейкой" на руке, под музыку из транзистора с неимоверной скоростью поглощает курицу, запивая ее сухим вином. На лице у папы полное блаженство, а на груди черным по белому наколка: "Нет в этой жизни счастья".
Люди с наколками. Где только мы их не встречаем. Каких причудливых картин не увидишь на самых различных частях тела! Орел, распростерший крылья, портреты знаменитых людей, кочегары, бросающие уголь в топку, клятвы, уверения. Что заставляет этих людей терпеть боль и с риском для здоровья выкалывать на коже эти незамысловатые произведения искусства? В чем тут дело? Тяга к прекрасному? Желание выделиться? Или что-то другое, загадочное и необъяснимое?
Однажды в Сандуновских банях я увидел человека средних лет, крепкого, мускулистого. На плече у него было выколото: "Не забду мать родную". Сверху галочка, а в галочке пропущенная буква "у".
Я не выдержал и спросил:
— Вот я вижу у вас на плече наколку. Что вас заставило ее сделать?
— Чего? — спросил он.
— Я говорю, у вас наколка на плече. Зачем вам это?
— Ну ты даешь!
— Нет, серьезно. Ведь для чего-то вы сделали эту наколку?
— Ну я тебя не спрашиваю, почему у тебя грудь волосатая?
— Волосы — это произведение природы, так сказать, не зависящее от меня, а наколка — это рукотворное произведение. Что это, ваша прихоть или необходимость?
— Слушай, тебе промеж глаз когда-нибудь врезали?
— Ну что вы, сразу промеж глаз. Лучше ведь поговорить, выяснить. А потом, вы ведь меня не знаете. Вы мне промеж глаз, а я вдруг боксер?
— Я вот тебе врежу сейчас шайкой, а ты потом разбирайся, боксер ты или нет.
— Ну что ж, извините, я хотел по-хорошему, пиво тут у меня, и вообще поговорить.
— Ну, сразу и обиделся, стой, давай свое пиво. Давай, не обижайся. Ну спрашивай, чего уж там.
— Значит, так. Вот у вас написано: "Не забду мать родную". Букву-то, вероятно, для смеху пропустили?
— Да нет, парень один, ну, в общем, нерусский он, ну и наколол "не забду". Я-то просил "не забуду", а он "не забду". Понял?
— Понял.
— Ну а потом кореш говорит: "Давай галочку поставим, стереть-то не сотрешь", ну и сделали галочку-то.
— А зачем вам все это нужно было? Это что, вызов окружающим?
— Ну, ты даешь! Вызов! Клятва это. Ну, клянусь я вроде, что не забуду.
— А если бы не написали, то забыли бы?
— Да нет, я бы не забыл, но ты бы этого не знал. Верно я говорю?
— Верно.
— А потом, красиво.
— Знаете, для красоты можно было бы что-нибудь поинтересней придумать.
— А кто выкалывать будет?
— Ну этот, нерусский.
— Обиделся.
— Чего это он?
— Ну, я б тебе шайкой промеж глаз врезал, ты бы не обиделся?
— Наверное.
— Точно бы обиделся. Я знаю. Ну, кореш потом мне пытался на спине выколоть, во посмотри: "Пламенный привет из Севастополя". Видно?
— Плохо.
— То-то и оно, не получилось. Орла хотел еще заделать, да я уже не стал: не умеешь — не берись.
— А заражения крови вы не боялись?
— Салага ты. Он же тушью, а тушь, она на чистом спирту.
— А для чего вам этот привет из Севастополя?
— Это не мне, это им.
— Кому им?
— Ну, кто смотреть будет. Может, женщина какая на пляже клюнет. Тоже приятно! Она из Кулунды, а ей привет из Севастополя.
— Теперь все понятно. Я пойду.
— Нет, ты постой. Дай-ка я тебя теперь спрошу.
— Я вас слушаю.
— Ты мне вот на какой вопрос ответь. Если ты такой умный, то почему у тебя ни одной наколки нет?
— Чего?
— Чего-чего! Наколки, говорю, почему нет?
— Нет.
— Да это я вижу, что нет, а почему нет-то?
— Я даже не знаю.
— Ты неженатый?
— Нет.
— То-то и оно. Кто ж на тебя такого позарится? Теперь вот что скажи. Ты мать свою когда в последний раз видел?
— С месяц назад.
— Не уважаешь мать-то, не помнишь, а она тебя поила-кормила. Небось последний кусок от себя отрывала, а ты мать-то родную ни в грош не ставишь. А была бы наколка, глянул, вспомнил, хоть платок ей к празднику и послал.
— Да она здесь же, в Москве, живет.
— Тем более ничего съездить не стоит. Пошли дальше. Вот ты ко мне подошел, ни здрасьте, ни привет, ни как зовут не спросил, ни как себя не сказал. А была бы у тебя наколка, хоть на пальцах, — красиво и вежливо. Понял?
— Понял.
— Или, допустим, картина у тебя на груди выколота: "Иван Грозный сынишку убивает" — незабываемый шедевр. Но ты же настоящую картину с собой носить не будешь, верно?
— Верно.
— А наколка — она всегда с тобой. Пришел в баню, разделся, сам посмотрел, людям показал. Всем удовольствие. Так-то, друг, а ты говоришь, зачем наколка. Выходит, нужна она. Да ладно, ты не расстраивайся. Давай так. В следующее воскресенье… Слышь меня?
— Слышу.
— В это же время сюда приходи. С корешем познакомлю, он тебе живо это дело поправит. Знаешь, он как с того раза наловчился, что хошь зашпандорит: хошь "привет", хошь орла со змеей. Змея-то тебе ой как к лицу будет.
— А что же вы ее, эту змею, себе не пришпандорите?
— Я бы с удовольствием. Жена не дает — ревнует. Понял?
— Понял
И мы расстались, довольные друг другом. Я вышел из бани. Ярко светило солнце. Дрались на асфальте воробьи. Дворник подметал улицу. На руке дворника синели слова: "Жизнь — обман". Я шел и думал, что может, он и прав, этот парень с галочкой. Надо к матери съездить. Платок ей к празднику подарить.
Аркадий Арканов