не было ночи,
не было дней,
не было прочих
имён и людей.
я это выдумал,
вообразил,
отредактировал
и отпустил.
так и играли
дети мои:
люди и звери,
деревья и сны.
и на рояле
их бытия
ноты играли,
что писал я.
чёрный и белый —
клавиш полно,
чёрного меньше,
им повезло.
очень фальшиво,
громкий бардак,
но мне красиво
даже и так.
вдруг раздаётся
ясный аккорд —
мозг улыбнётся
весел и горд.
вот уже сами
в ритме своём
поют голосами
дружно: «Живём!»
творение гения
лучше, чем он,
чище и выше —
таков уж закон.
видимо на ухо
кто-то шептал,
когда я твой образ
святой создавал.
люди и звери,
деревья и сны,
лучшее в них
соединил для мечты
светлой и яркой,
как эти черты,
чудом возникшие
из головы:
синие море,
лазурь, бирюза,
небо ночное —
твои глаза.
ветви тенистые
с черными птицами
стали густыми
твоими ресницами.
линия гор,
очертанье хребта —
плечи твои
и твоя высота.
мёдом и хвоей,
лесным миндалём
пахнешь прибоем,
летним дождём.
ворона крылья,
пантеры краса
тенью укрылись
в твоих волосах.
гулкое эхо,
в нём сила и хронос,
звонкого смеха
октава — твой голос.
что я наделал?
я ли? едва ли.
всё моё дело
в этом рояле.
дышит система
в руках пианиста,
каждая тема
исполнена чисто.
я наигрался.
фантазия в сон
тихо уходит,
но слышится звон
там, в подсознании
их унисон,
между созданий
и мой агафон,
сотканный светом,
рождённый стихом
простого поэта,
любившего дом
с музыкой вечной,
и музыка та
была его речью
ночами без сна.
только одно он
придумать не смог —
место своё
среди собственных снов.
он же их выдумал,
вообразил
и отпуская,
остался один.