Мало кто знает, что помимо двух мужей, у графини Анны Аркадьевны Облонской (и что характерно - оба звались Алексеями и от каждого у неё был ребёнок), наличествовал ещё и любовник (тоже, между прочим, граф, а не хухры тебе мухры) - Лев Николаевич Толстой!
Этот пресловутый Толстой (кстати, по комплекции он скорее был тонким, нежели тОлстым), обожавший гречневую кашу, велосипедные прогулки и задушевные беседы о том, о сём, с крестьянскими детьми на родном языке Дидро, Бодлера и Гюго (Лев Николаевич собственноручно для этих целей написал для детей учебник по французской грамматике и азбуку), навещая по делам Москву, закатывался бывало в нумера, а там его уже Анна Аркадьевна поджидала на диване, во фривольной позе, в шёлковом халате, расшитом павлинами, в лёгких сафьяновых башмачках, с ароматной египетской пахитоской в изящной холёной ручке.
Лев Николаевич живенько так подсядет к столу, метнёт пристальный взгляд из-под насупленных мохнатых бровей на графиню Анну Аркадьевну, а та не мешкая, сразу с места в карьер припускалась, без лишних антимоний или как говорят ещё в народе - быка за рога брала: "А не испить ли нам кофею?!", - кокетливо вопрошала она Лёвушку и томно при этом валилдась на диван.
На что тот не мешкая, бодро отзывался:
-Отнюдь!
И тотчас же начинал овладевать ею...
Рассохшийся диван мерно поскрипывал, Анна Аркадьевна постанывала и входя в раж, то и дело сваливалась на пол (к большому неудовольствию графа Толстого, которому вынужденно приходилось несколько раз "стартовать" сызнову), а в это время, за окном, в унисон с протяжными стенаниями Анны и нечленораздельным (прошу прощения за тавтологию) бормотанием Льва Николаевича, завывал ветер и явственно слышался громкий металлический лязг - это двое рабочих ковали железо, ускоряя таким образом переход России от звериного оскала капитализма - к социализму с человеческим лицом!
P.S Граф Толстой, не прерывая сношения, вслушивался в этот настырный ритмический лязг и думал про себя: "Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей!"