Она подстригается под каре, в знак своего протеста. Она бы набила на правом бедре «здесь для меня нет места», и пусть ей, вполне не кажется, что жизнь её рушит планы. Она просто хочет нравиться тем, кто её обманет.
Она не читает книжек, и знает совсем немного. Но фразы, давно изжитые, мелькают в её монологах. Они ей роднее мата, любых оскорбительных слов. И ими плюются, как ядом, лишь те, кто понять не готов.
Пускай, совершенно не важно, какие в спине ножи. Она всё черкает бумагу, словами из полной глуши. Она совершенно не злится, ответит молчанием на спор, ведь если она подчинится, каков же поднимется вздор, какие же вспыхнут обиды, на кроткую злобу её. Скорее, берите эгиду и прячьтесь, пока не сожрёт.
Она понижает голос, пускает наружу сущность, которую мучал голод, которая хочет кушать. Она совершенно не злится, ответив молчанием на спор. Ведь мало ли, что случится, кого она выпустит вновь.
Она промолчит о чувствах, когда задевают душу. Она не творец иллюзий. Она их способна рушить. Ей чуждо любить кого-то, ей чуждо любое общество. Она объявляет моду на полное одиночество.