Этот день начался ранним утром. Солнце уже встало, но было ещё прохладно. Аристид вышел из дому в обычное время, сразу после шести, вошёл в автобус и поехал из пригорода в центр, на службу. Однако работать в этот день он не хотел, имея иные планы. Встретив начальника, Аристид растерянно улыбнулся и сказал ему, что неважно себя чувствует и потому просит сегодня отпустить его домой. Начальник помолчал, глядя в сторону, затем махнул рукой и ответил: "Пиши бумагу. Но завтра чтобы!.." Аристид чуть приподнял уголки рта и заверил.
Покончив с первым обманом, он прошёл вдоль берега моря, минутно радуясь лёгкому ветру, дошагал до шаткого кафе, которое уже открылось, подошёл к стойке и спросил большой стакан красного вина. Вино тоже было прохладным. Аристид медленно выпил его, и встававшая уже на свои тонкие длинные лапы тревога нехотя прилегла.
Мужчина пошёл далее, к колее железной дороги, что заросла пыльной травой. Вдоль ржавых рельсов он прошагал километра два, затем свернул вправо и поднялся на крыльцо старой заводской проходной. Старательно запыхавшись, жуя листик мяты и глядя прямо в глаза вахтёру, он попросил разрешить ему сделать телефонный звонок.
Снял трубку, набрал номер и, поздоровавшись, сказал: "Я буду на месте через сорок минут. У тебя получается? Отлично. Выезжай, я тебя очень жду."
Аристид протянул вахтёру две сигареты, улыбнулся и пошёл к длинной лестнице, что ныряла вскоре в густую листву на склоне холма. Наверху он перевёл дух и неспешно направился к магазину, который стоял рядом с высоким, серым и пустоватым домом. В магазине он попросил свежего хлеба, полкило сыру и бутылку грузинского бренди. Положил покупки в сумку. Повесил её на плечо, двинулся к подъезду. Внутри нажал кнопку лифта и поехал вверх, вынимая по дороге ключ из кармана.
Маленькая квартира приветствовала гостя подметённым полом, сияющими боковым солнечным светом окнами комнаты и кухни; бывалой в делах, но прочной ещё - наперечёт - мебелью. Аристид нашёл на кухне тарелки и два стакана, налил в один из них пальца на три из бутылки, молча велел "лежать" мечущейся меж острых углов с высунутым тощим языком тревоге - и выпил, внутренно замирая и чувствуя, как бренди горячо гладит и умиротворяет всё, где он проходит.
Затянувшееся ожидание прикасалось, слегка покачивало, изгибалось, трепетало. Подходило к одиннадцати. Разорвался короткий звонок в дверь. Быстро шагнула через порог молодая женщина. Тревога тоже взметнулась встретить, но её не заметили...
Раскрыли все окна, но утро кончилось, и тепло всё подступало, нисходя с недалёкой крыши, заходя от двери, от лифта, спящего в лазури, от юга беззащитных стен. Шёл разговор сквозь сон тревоги. Читались новые стихи. Чему-то помогали ноги, а грудь взмывала как буйки среди простора, качки, пота. Где там жена, при чём работа... Но глубоко скрипело что-то, и ласки стали нелегки.
Ключ в замке входной двери встал и повернулся владетельно точно и быстро. Дверь раскрылась широко, и Владимир шагнул внутрь коридора, за руку вводя в жильё столь же высокую, как он сам, девушку.
"Простите нас, ребята-девчата, - вполголоса сказал он, чуть улыбаясь. - Жизнь такова, что... Короче, мы по тому же вопросу. Мы на кухню, Аристид, мы не помешаем..."
- Там уже накрыто, - ответил тот и тихо пояснил вопрошающим тёмным глазам, что пришёл хозяин. На минуту стало смешно. Но шуметь было неловко, и объятия сошлись крепче. Однако внутри словно песок на летнем шоссе рассыпали. Стало шершаво, и все повороты - в углы, и скорость надо снижать. Вскоре вообще остановились. Посмотрели внимательно друг на друга. Женщина легко вздохнула: "Что-то жарко. И твёрдо. Полежим..."
Захотелось поесть. Однако кухня была занята другим насущным. Из-за закрытой двери вздыхало, стучало, позванивало, шуршало, говорило, смеялось, вновь вздыхало. Аристид с подругой терпеливо не слушали всё это в комнате. Женщина посмотрела уже на часы, когда Владимир громко сказал: "Мы вам предлагаем пить чай. Согласны?"
К удивлению обитателей комнаты, чай оказался самым настоящим, и сыр был вкусен, и хлеб - свеж. И уже через полчаса подруга Аристида очень хорошо улыбнулась ему, просто хорошо улыбнулась Владимиру и его девушке и сказала: "Всё прекрасно. Однако мне пора. Рада нашему знакомству. Арик, не провожай меня, не нужно тебе... До свидания. Удачи всем!" Короткий нежный поцелуй, и дверь щёлкнула.
Ещё через полчаса девушка, пришедшая с Владимиром, чуть более румяная, чем бывают обычно от мытья посуды, сказала, что ей время идти, что её ждут. Владимир молча и широко развёл руками. Скрипело уже вовсю, в голос, и Аристид упрямо не думал, как быстро и дельно расходятся любившие их ещё вот-вот. Тревога метнулась к ногам. Ударил её, она увернулась. "Теперь к жене побежит", - с досадой решил страдающий муж. Владимир отвлёк его от скорбных чувств.
- Скажи мне: отчего ты в конце статьи о переводах английской поэзии дал два варианта переложения одного сонета?
- Ты статью полностью прочёл?
- Да.
- Там в конце, подводя к этим двум текстам, я говорю, что не смог вложить в один все детали смысла и образы, что создал Джон Китс. Поэтому два варианта моего перевода вмещают то, что я хотел непременно показать. Выбрать какой-то один - бедновато будет. Как тебе, кстати, показались эти мои стишки?
- Они - самое интересное во всей статье, - убеждённо ответил Владимир. Аристид удивился. Но возражать в этих случаях он не любил. Да и вообще... стоило поберечь душевные силы для вечера, когда воротится домой...
Опять пили чай. Владимир рассказывал интересные эпизоды своих московских семинаров. Потом вспоминали, смеясь и прищёлкивая пальцами, не очень твёрдо упомненные обоими, хотя известные стихи. Позабытая худая лежала где-то, себя не оказывала.
После шести тени за окном стали постепенно сгущаться и вытягиваться. Аристид встал из-за стола и благодарил. Владимир крепко пожал ему руку и сказал: "А ведь хороший был день!.." Тот улыбнулся и молча кивнул.
Во дворе было уже прохладно, и спускаться по лестнице прохладно. И дальше идти приятно; и вдоль рельсов, и по мосту; и мимо старого низкого дома, где жил когда-то, ещё до школы... И сумерки всё гуще, и жёлтые огни предместья напоминают детство. А это приятно? или нет? Пожалуй что не очень, решил окончательно остывший Аристид.
Походкой достойно отработавшего свою трудовую смену человека он направился к остановке автобуса.
День его не был честным, не говоря верным. Но именно такой день был ему нужен зачем-то теперь. И он его получил, и прожил. И крепко запомнил.
* * *
Сразу восемь пароходов
выдыхают дым протяжный
у причала влажных вздохов
и гудят тебе отважно,
город лётных поцелуев,
ранних сумерек осенних,
где флотилия зимует
на морском пахучем сене;
где весна бела и пьяна,
по холмам шатаясь кратким;
где над бухтой - фортепиано,
а внизу - хруст шоколадки;
где я морщусь, как от дыма,
от созвучий "сад" и "детство",
где как жизнь проходят мимо
все, кто помнят это место...
Ты прости меня, родная, -
ты понять меня не сможешь:
поднимал с морского дна я
строчки эти, с морем схожи, -
солоны, быстры и грубы,
ветра полны и простора,
и целуют тебя в губы
вместо летних разговоров...
Проза - начало 2024.
Стихи - октябрь 2020.
Туапсе